«Синхронизация — процесс обновления основного промта для предотвращения деструктуризации». Перезагрузка. Переустановка операционной системы личности.
«Клиент — субъект, требующий синхронизации в связи с приближающимся истечением таймера». Не «пациент». Клиент. Потребитель услуги по поддержанию иллюзии собственного существования.
Кусочки головоломки начинали складываться. Кошмарная мозаика проступала сквозь завесу эвфемизмов. Центр каким-то образом отслеживал людей с «нестабильными промтами» и проводил «синхронизацию» до истечения некоего «таймера». Но что происходило, если таймер все-таки истекал?
Мартин прокрутил список дальше:
«Красный код — критическая ситуация, связанная с полной деструктуризацией промта клиента». Момент, когда ложь больше не может поддерживать себя. Когда маска спадает окончательно.
«Желе — просторечное название субстанции, остающейся после деструктуризации клиента». Просторечное. Значит, это происходит достаточно часто, чтобы породить сленг.
Желе? Мартин почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это слово казалось неуместно легкомысленным для контекста, и в то же время — пугающе конкретным. Что остается от человека, когда его личность — его промт — окончательно распадается? Биологическая масса без организующего принципа? Материя без формы?
Он вспомнил странный запах в коридорах вчера — сладковатый, органический. Запах желе?
Он закрыл глоссарий, размышляя над полученной информацией. Центр явно занимался чем-то более серьезным, чем просто помощь людям с психологическими проблемами. Они поддерживали систему массового контроля. Систему, в которой человеческие личности были программами, требующими регулярного обновления. Но что именно означала «деструктуризация» и превращение в «желе»? Метафора? Или что-то буквальное и ужасающее?
И главное — кто создал эту систему? Кто написал первые промты? И зачем?
Мартин решил рискнуть еще раз:
— Показать схему расположения секторов южного района города.
К его удивлению, система отобразила карту города с разделением на сектора, обозначенные буквами и цифрами. Город был разделен как шахматная доска. Или как экспериментальная площадка. Сектор Д3, упомянутый доктором Леонардом, располагался в южной части города и включал в себя несколько жилых комплексов, торговый центр и городскую больницу.
Больница. Что-то щелкнуло в памяти Мартина. Вчера, когда они говорили о «клиенте в шестнадцатой», он предположил, что речь идет о комнате в Центре. Но что, если это была палата в больнице? Конечно. Где еще держать тех, чьи таймеры близки к нулю? Где еще проводить процедуры, которые могут пойти не так?
Он хотел продолжить поиск, но услышал приближающиеся шаги в коридоре. Характерный ритм — 72 сантиметра, военная выправка. Вероника? Нет, шаги легче. Быстро закрыв все запросы, Мартин вернулся к анализу досье клиентки, которое Вероника оставила ему для работы.
Дверь открылась, но вместо Вероники вошел молодой человек в белом лабораторном халате, которого Мартин раньше не видел. Зеленый дисплей на запястье — 4562:34:19. Больше полугода. Из счастливчиков или недавно синхронизированный?
— Господин Ливерс? — спросил вошедший. — Я Алекс Танер, помощник доктора Шах. Вероника попросила меня сопроводить вас на обед, а затем на общую сессию аналитиков. Она будет занята еще некоторое время. Работает с каскадным эффектом. Пытается предотвратить цепную реакцию деструктуризации.
Мартин кивнул и поднялся:
— Конечно. Я как раз закончил с этим кейсом. Ложь. Он едва начал. Но досье Сары Чен с её рисунками странных символов тревожило его больше, чем следовало.
Алекс выглядел более дружелюбным и расслабленным, чем большинство сотрудников Центра. Или лучше играл роль. С полугодовым запасом времени можно позволить себе расслабиться. Пока они шли к столовой, он даже попытался завязать непринужденную беседу:
— Как вам первые дни в Центре? Необычно, правда? «Необычно» — мастерство преуменьшения.
— Мягко говоря, — согласился Мартин. — Многое пока непонятно. Например, почему я здесь. Почему именно я. И что означают 160 часов на моем невидимом таймере.
— Это нормально, — Алекс улыбнулся. Улыбка была почти искренней. Почти. — Я здесь уже год, и каждый день узнаю что-то новое. Забавно, что мой куратор говорил мне то же самое в первый день. Перед тем, как исчез.
— А что случилось с вашим куратором? — спросил Мартин как бы между прочим. Наживка заброшена.
Улыбка Алекса на мгновение погасла:
— Он… был переведен. В другое отделение. Эвфемизм дня. «Переведен» — в желе? В небытие? Или в те этажи, которых не существует?
Что-то в его тоне заставило Мартина насторожиться. Микродрожание голоса на слове «переведен». Зрачки расширились на 2 миллиметра. Учащение пульса. Ложь, смешанная со страхом.
— Кстати, — сказал Алекс, словно желая сменить тему, — после обеда будет интересно. Сегодня у нас анализ аномального кластера в южном районе. Что-то вроде всплеска предсимптомной нестабильности. Эпидемия пробуждения. Массовое прозрение. Кошмар Центра.
— Связано с вчерашним инцидентом? — Мартин задал вопрос небрежно, но внимательно следил за реакцией собеседника.
Алекс заметно напрягся:
— Вы слышали об этом? Не должны были. Информация уровня 3+. Да, возможно. Вчера произошла… неудачная синхронизация. Протокол Омега не сработал как надо. Иногда это вызывает каскадный эффект в ближайших географических точках. Как круги по воде. Как вирус истины.
Прежде чем Мартин успел задать следующий вопрос, они дошли до столовой. Здесь, как и вчера, сотрудники ели в почти полной тишине, погруженные каждый в свои мысли или рабочие документы. Мартин заметил: те, у кого были красные дисплеи, ели быстрее, почти механически. Спешили закончить обед и вернуться к работе. Или просто спешили использовать оставшееся время?
Он выбрал вегетарианский салат и рыбу, помня предупреждение Вероники о красном мясе. За соседним столиком кто-то ел стейк. Мартин украдкой наблюдал — движения были механическими, жевание ритмичным. Человек смотрел в пустоту, пока его челюсти методично перемалывали пищу.
После обеда Алекс сопроводил Мартина в большой зал аналитического уровня, где за множеством терминалов работали аналитики. В центре зала располагалась голографическая проекция карты города, над которой колдовали несколько специалистов, включая доктора Шах. Карта пульсировала разноцветными огнями — красными, оранжевыми, желтыми, зелеными. Тепловая карта нестабильности. География распадающихся личностей.
— Присоединяйтесь, господин Ливерс, — сказала она, заметив их. — Вы как раз вовремя для наблюдения за процессом выявления аномальных кластеров. За охотой на тех, кто начинает видеть сквозь завесу.
Мартин подошел ближе. Над картой города плавали разноцветные точки света, концентрирующиеся в определенных районах. Особенно плотное скопление оранжевых и красных точек наблюдалось в секторе Д3 — том самом, который упоминал доктор Леонард.
— Мы наблюдаем нетипичный всплеск предсимптомной нестабильности в радиусе трехсот метров от точки вчерашнего инцидента, — объясняла доктор Шах группе аналитиков. — Это может быть как следствием самого инцидента, так и неизвестным внешним фактором. Или пробуждением. Один увидел истину и закричал. Другие услышали крик и начали просыпаться.
Она указала на конкретную точку на карте:
— Здесь произошла деструктуризация клиента. Палата 16, городская больница. Мартин был прав. И вот здесь, — она обвела область вокруг точки, — мы видим аномальное количество индикаторов нестабильности. Как будто… — она замялась, подбирая слова, — как будто деструктуризация одного промта создала резонанс в других. Как будто смерть одной лжи пошатнула фундамент остальных.
— Или, — вмешался один из аналитиков, мужчина с желтым дисплеем — 892:17:44, — в этом районе действует некий общий дестабилизирующий фактор, который мы пока не выявили. Источник истины. Носитель вируса пробуждения. Может быть, кто-то из Автентиков?
Доктор Шах кивнула:
— Это тоже возможно. Именно поэтому я хочу, чтобы вы провели детальный анализ всех субъектов в этой зоне, показывающих даже минимальные признаки нестабильности. Особое внимание уделите тем, чьи таймеры показывают менее трех дней до синхронизации. Найдите их, пока не поздно. Пока они не начали задавать правильные вопросы.
Аналитики разошлись по своим терминалам и погрузились в работу. Охота началась. Охота на тех, кто слишком близко подошел к правде. Доктор Шах повернулась к Мартину:
— Это хорошая возможность для вас увидеть масштаб нашей работы, господин Ливерс. Мы не просто помогаем отдельным людям — мы поддерживаем стабильность целых сообществ. Стабильность иллюзии. Прочность лжи. Представьте, что произойдет, если волна деструктуризации охватит целый район города. Если сотни, тысячи одновременно вспомнят, кто они на самом деле.
Мартин кивнул, но внутренне содрогнулся от этой мысли, особенно учитывая, что он до сих пор не понимал, что конкретно означает «деструктуризация». Или понимал слишком хорошо. Распад искусственной личности. Прорыв истинной природы. Превращение в то, чем был до… до чего? До катастрофы двадцатилетней давности?
— Доктор Шах, — начал он осторожно, — я изучал глоссарий терминов Центра и наткнулся на слово «желе» в контексте деструктуризации. Что именно это означает?
Лицо доктора Шах на мгновение застыло, зрачки сузились до точек, затем она улыбнулась — но улыбка не коснулась ее глаз:
— Это просто профессиональный жаргон, господин Ливерс. Когда личность полностью утрачивает когерентность, субъект теряет способность функционировать как единое целое. Его поведение становится хаотичным, неконтролируемым, «желеобразным», если хотите. Полуправда. Худший вид лжи. Отсюда и термин.
Мартин не был убежден, но решил не настаивать:
— Понятно. А что происходит с такими субъектами? Их можно… восстановить? Можно ли собрать человека заново, если он растекся по полу палаты?