Кайрен, выглядевший непривычно серьезным для человека, обычно воспринимающего жизнь как увлекательную игру, передал ему последние элементы маскировки:
— Голографическая маска настроена на лицо Монтгомери, — объяснил он, помогая Мартину надеть тонкую пленку на лицо. Пленка была почти невесомой, но ощущалась как чужая кожа — неприятное напоминание о том, что он перестает быть собой. — Она обманет камеры и беглый визуальный осмотр, но не выдержит физического контакта или интенсивного освещения.
Он протянул перчатки, которые выглядели как обычные латексные, но содержали в себе технологию, достойную научной фантастики:
— Эти содержат отпечатки пальцев Монтгомери, воссозданные с того стакана. Процесс восстановления отпечатков с частичных следов был сложнее, чем могли себе представить создатели детективных фильмов. Не самое лучшее качество, но для базового сканирования должно хватить.
Наконец, он передал поддельный бейдж с микрочипом — произведение искусства электронной подделки:
— Данные с оригинального чипа записаны, но нет гарантии, что он будет работать. В его голосе звучала гордость мастера и тревога друга. Все зависит от того, насколько продвинута их система верификации.
Мартин убрал все в карманы и посмотрел на друга. В этом взгляде было больше, чем благодарность — это было признание того, что после сегодняшней ночи их дружба либо станет легендой, либо закончится трагедией.
— Спасибо, Кайрен. Если что-то пойдет не так…
— Знаю, знаю, — перебил его Кайрен. В его перебивании читалось нежелание думать о плохих исходах. — Если ты не выйдешь на связь до 5 утра, я активирую план B — отправляю копии всех собранных нами данных в несколько независимых источников и исчезаю из города. План B был их страховкой от полного провала — способом гарантировать, что информация выживет, даже если они не выживут.
Они обнялись с той интенсивностью, которая характерна для прощаний перед опасными миссиями, и Мартин направился к зданию Центра. Каждый шаг приближал его к моменту истины — или к моменту окончательного самообмана.
В это время суток вестибюль не охранялся обычным дежурным — вместо него работала автоматическая система контроля доступа. Автоматика была в некотором смысле более честной, чем люди — она не обманывала, не льстила, не манипулировала. Она просто проверяла соответствие параметров и принимала решение.
Мартин приложил поддельный бейдж к сканеру, чувствуя, как время замедляется до скорости геологических процессов. Мартин приложил поддельный бейдж к сканеру. Секунда напряженного ожидания… и дверь открылась. Звук открывающейся двери показался ему самой прекрасной музыкой в мире. Первое препятствие преодолено.
В лифте он выбрал восьмой этаж, операционный уровень. Сердце колотилось с частотой, которая могла бы служить метрономом для панк-рока. В лифте он выбрал восьмой этаж, операционный уровень. Сердце колотилось так сильно, что казалось, его стук должен быть слышен через динамики системы наблюдения. Он попытался контролировать дыхание, используя техники медитации, которые изучал в университете. Ирония — использовать древние практики успокоения разума для современного преступления против истины.
Выйдя из лифта, Мартин оказался в мире, который существовал по своим законам — коридоры казались длиннее обычного, тени глубже, звуки приглушеннее. Выйдя из лифта, Мартин быстро и уверенно направился к технической шлюзовой камере B-5, стараясь выглядеть так, будто имеет полное право здесь находиться. Уверенность была наполовину наигранной, наполовину реальной — он действительно принадлежал этому месту, только не в качестве сотрудника, а в качестве искателя истины. В коридорах было пусто, лишь тусклое аварийное освещение и мерцающие индикаторы охранных систем нарушали полумрак. Каждый индикатор был глазом электронного левиафана, но даже у левиафанов есть слепые пятна.
Дойдя до шлюзовой камеры, он сверился с часами: 2:27. Еще три минуты до окна, о котором говорила Вероника. Время текло с той вязкостью, которая характерна для моментов экстремального напряжения. Он прижался к стене рядом с дверью, стараясь оставаться вне поля зрения камер.
Ровно в 2:30 индикаторы на камерах наблюдения моргнули и погасли — перезагрузка систем началась. В этом мигании было что-то торжественное, как сигнал к началу священного ритуала. Мартин быстро приложил бейдж к сканеру шлюзовой камеры и вошел внутрь.
Камера представляла собой небольшое помещение с двумя дверями — входной и выходной. Архитектура была проста до гениальности: два барьера, между которыми происходила трансформация — из неавторизованного посетителя в авторизованного, из самозванца в легитимного пользователя. В центре стояла платформа для сканирования.
«Пожалуйста, встаньте на платформу для идентификации», — произнес механический голос с той вежливостью, которая характерна для палачей, предлагающих последнее слово.
Мартин встал на указанное место, чувствуя себя подопытным животным в научном эксперименте. Вокруг него активировались сканирующие лучи — невидимые нити света, ощупывающие каждый миллиметр его существа.
«Предварительная идентификация: Монтгомери, Джеймс. Инженер технического обслуживания. Ожидайте полного сканирования…»
Мартин напрягся, чувствуя, как его ноги готовы к бегству, а разум — к панике. Если система запустит полное сканирование, включая ДНК и сетчатку, его раскроют. И тогда история закончится раньше, чем началась.
Но в этот момент произошло что-то неожиданное — один из тех моментов, которые заставляют поверить в существование силы, большей, чем простая случайность. Но в этот момент произошло что-то неожиданное. Свет в камере моргнул, и механический голос сменил тон:
«Аварийный протокол активирован. Упрощенная верификация принята. Временный доступ предоставлен на 45 минут».
Выходная дверь открылась с той торжественностью, с которой открываются врата в священные места, и на платформе появилась небольшая металлическая карта — временная метка доступа, ключ к запретному знанию.
Мартин не мог поверить своей удаче. Неужели Вероника сделала больше, чем обещала? Или это какая-то ловушка, паутина, сплетенная терпеливым пауком? В мире, где ничего не происходило случайно, такая удача казалась подозрительной.
Не имея времени на сомнения и философские размышления, он взял метку и вышел через открывшуюся дверь. Теперь он находился в коротком коридоре, ведущем прямо к массивным дверям архива. Двери выглядели как портал в другое измерение — гладкие, безликие, хранящие тайны, которые могли изменить понимание природы реальности.
Он приложил временную метку к сканеру у дверей, и они бесшумно разъехались, открывая доступ к самому сердцу Центра — архиву промтов. Движение дверей было настолько плавным, что казалось, будто сама реальность расступается перед ним.
Помещение архива поразило его своими масштабами — оно было огромным, гораздо больше, чем Мартин ожидал. Если верхние этажи Центра были театром, то это была сцена, на которой разыгрывалась истинная драма человеческого существования. Помещение архива было огромным — гораздо больше, чем Мартин ожидал. Ряды серверных стоек уходили вдаль, мигая индикаторами и создавая футуристический пейзаж из света и тени. Каждая стойка была библиотекой человеческих душ, каждый мигающий индикатор — пульсом искусственной жизни. Воздух был прохладным и наполнен тихим гулом систем охлаждения. Звук был почти музыкальным — электронная симфония, исполняемая оркестром процессоров и вентиляторов.
В центре зала располагалась круглая платформа с несколькими терминалами — видимо, пункт управления архивом. Конструкция напоминала алтарь в технологическом храме, место, где жрецы цифровой религии совершали свои таинства. Мартин направился туда, стараясь двигаться бесшумно, хотя шум серверов, вероятно, скрыл бы любые звуки.
Подойдя к терминалу, он приложил временную метку к сканеру, и экран ожил, запрашивая команду. Интерфейс был обманчиво простым — белый фон, черные буквы, минимум элементов. Простота, скрывающая бесконечную сложность.
«Протокол „Омега“», — вспомнил Мартин слова Вероники. Два слова, которые могли стать ключом к пониманию всего. Он ввел запрос, ожидая требования дополнительной авторизации или, хуже, срабатывания тревоги.
Но система просто отобразила список файлов и директорий, связанных с запрошенным протоколом. Каждое название было как строчка в поэме о конце света: Мартин быстро просмотрел их названия:
«Омега_Базис.dta»«Омега_Первичный_Инцидент.log»«Омега_Реалы_Реестр.idx»«Омега_Копии_Шаблоны.tpl»«Омега_Восстановление_Протокол.exec»
Он открыл первый файл — «Омега_Базис.dta» — и на экране появился текст, от которого у него перехватило дыхание. Слова складывались в повествование, которое было одновременно техническим отчетом и эпитафией человечеству:
«Протокол 'Омега' — базовый документ проекта восстановления человечества после Инцидента Омега (инопланетное вторжение класса 'Апокалипсис') от 15 мая 2032 года.
После уничтожения 35% населения Земли и критического повреждения инфраструктуры и биосферы, оставшиеся научные группы разработали план спасения цивилизации, основанный на:
1. Создании биологических копий погибших людей с использованием сохраненных образцов ДНК и модифицированной инопланетной технологии репликации.2. Загрузке в созданные копии искусственных личностей (промтов), основанных на доступных данных о оригинальных людях.3. Внедрении системы регулярной 'синхронизации' промтов для предотвращения деструктуризации копий.4. Создании новой исторической парадигмы и коллективной памяти, скрывающей истинную природу Инцидента Омега.»
Мартин читал, чувствуя, как рушится все, что он считал реальностью. Каждое предложение было как удар молота по основам его мироздания. Все сходилось с теориями Дорсета, с намеками Автентиков. Двадцать лет назад действительно произошла глобальная катастрофа — инопланетное вторжение, уничтожившее треть человечества. И выжившие создали биологические копии погибших, загрузив в них искусственные личности…