Подвал Центра оказался лабиринтом технических помещений, складов и коммуникационных узлов. Здесь было темно, влажно и пахло машинным маслом — запахами настоящего мира, не прикрытого стерильными покрытиями верхних этажей. Мартин быстро осмотрелся, ища путь наружу. В дальнем конце он заметил дверь с надписью «Туннель технического обслуживания — выход на Инженерную улицу». Слова показались ему прекраснее любой поэзии.
Он бросился к двери, но она была закрыта на электронный замок. Паника начала нарастать, захватывая сознание как ядовитый газ — он был в ловушке, и время работало против него. Каждая секунда приближала его к поимке, к стиранию, к превращению в более послушную версию самого себя.
Внезапно дверь сама открылась изнутри, и Мартин отпрянул, готовясь к встрече с охраной. Адреналин подготовил его к бою или бегству, но вместо охранников он увидел Веронику Дариус. Она стояла в дверном проеме как ангел-хранитель, посланный спасти заблудшую душу.
— Быстрее, — сказала она без предисловий. В ее голосе не было времени на объяснения или церемонии. — У вас меньше минуты, чтобы исчезнуть.
— Вероника? — Мартин был ошеломлен не только ее появлением, но и тем, что она рискнула всем ради его спасения. — Вы…
— Потом, — она втолкнула его в туннель с силой, которая говорила о серьезности ситуации. — Бегите прямо до конца, затем налево. Там аварийный выход на Инженерную улицу. Он будет разблокирован еще тридцать секунд.
— Но как вы…
— Я видела, что вы нашли в архиве, — перебила она, и в ее голосе была смесь гордости и печали. — Теперь вы знаете правду. О мире, о Центре, о себе. Правда, которая освобождает и убивает одновременно.
Она посмотрела ему прямо в глаза, и в этом взгляде было больше понимания, чем в любых словах:
— Если вы хотите спасти Элизу, отправляйтесь в больницу немедленно. Оперативная группа уже в пути. Ее слова были как удар молнии — информация и предупреждение в одном. И запомните — Автентики собираются в старой обсерватории на холме Святого Михаила каждую пятницу в полночь.
Из коридора позади нее донеслись звуки приближающихся шагов и голоса — охота приближалась к своей цели.
— Идите! — она практически вытолкнула его в туннель. — И не возвращайтесь в Центр, если хотите жить. Последние слова прозвучали как благословение и проклятие одновременно.
Мартин кивнул и побежал по туннелю, чувствуя, как за спиной закрывается дверь и гаснет последний свет безопасности. Позади себя он услышал, как Вероника говорит кому-то:
— Проверяю технический туннель, как приказано. Пока чисто.
Он бежал, не оглядываясь, следуя указаниям Вероники. Каждый шаг уносил его дальше от ответов и ближе к новым вопросам. В конце туннеля повернул налево и увидел аварийный выход. Дверь была разблокирована, как и обещала Вероника — ее последний подарок человеку, который больше не был человеком.
Выскочив на Инженерную улицу, Мартин огляделся. Было около 3:30 утра, улица была пустынной, но воздух звенел от напряжения. Вдалеке слышались сирены — видимо, Центр поднял тревогу и мобилизовал внешние силы безопасности. Город просыпался от кошмара, не зная, что кошмар был его обычным состоянием.
Он быстро сорвал с себя остатки маскировки и побежал в сторону главного проспекта, где можно было найти такси или другой транспорт. Маскировка больше не нужна — теперь он знал, кто он такой, и не собирался больше скрываться за чужими лицами. Ему нужно было добраться до больницы как можно быстрее. Элиза была в опасности.
Глава 7: Спасение
Квантовая механика утверждает, что наблюдение изменяет состояние системы. В 3:47 утра, стоя на пустынной Инженерной улице, Мартин понял, что стал свидетелем коллапса собственной волновой функции. Человек, которым он считал себя всю жизнь, схлопнулся в точку неопределённости, оставив вместо себя копию версии 2.7 с модифицированными аналитическими способностями.
Ночной город проносился за окном такси размытыми полосами неоновых огней. Каждый световой импульс напоминал Мартину о дискретной природе реальности — пикселях мироздания, которые он только теперь начинал различать. Он нервно постукивал пальцами по колену, поглядывая на часы. 3:47. Время больше не казалось непрерывным потоком — теперь он воспринимал его как последовательность квантованных моментов, каждый из которых мог стать последним для Элизы. Сколько времени у него осталось до прибытия оперативной группы в больницу? Минуты? Десятки минут?
— Быстрее, пожалуйста, — обратился он к водителю. — Это действительно срочно.
Пожилой таксист покосился на него в зеркало заднего вида:
— Делаю что могу, приятель. Но правила есть правила.
Мартин подавил желание объяснить водителю фундаментальную истину о том, что все правила их мира были лишь алгоритмами в глобальной симуляции, запущенной двадцать лет назад для поддержания психологической стабильности искусственно созданных личностей. Какое значение имели правила дорожного движения в мире, где сама реальность была подделкой? Но водитель, как и миллиарды других копий, жил в парадигме, где эти правила имели абсолютный смысл. Разрушение этой парадигмы для одного человека означало бы коллапс целой вселенной субъективного опыта.
Вместо этого он достал все деньги, которые были при нём, и протянул водителю:
— Это вам. Просто… нарушьте несколько правил, ладно?
Таксист взглянул на купюры, хмыкнул, и машина резко ускорилась. Мартин с горькой иронией отметил, что даже в искусственной реальности деньги остаются универсальным растворителем моральных ограничений.
Пока такси неслось по почти пустым ночным улицам, Мартин пытался осмыслить всё, что узнал в архиве. Его сознание работало как квантовый компьютер, одновременно обрабатывая множество суперпозиций реальности: мир до Инцидента Омега, мир во время вторжения Архитекторов, мир восстановления через создание копий. Инопланетное вторжение. Гибель трети человечества. Технология создания биологических копий. Загрузка искусственных личностей. Регулярная синхронизация для предотвращения деструктуризации.
И он сам — копия, версия 2.7, с модификациями для улучшения аналитических способностей и распознавания паттернов. Ирония ситуации не ускользнула от его внимания: именно эти модифицированные способности позволили ему увидеть паттерн лжи, окружающей его существование. Все его воспоминания, все чувства, вся его личность — просто промт, загруженный в биологическую оболочку.
Но если Декарт ошибался, и «мыслю, следовательно, существую» не было достаточным критерием для определения реальности существования, то что тогда делало личность подлинной? Была ли копия чувства любви к Элизе менее реальной, чем оригинальная эмоция? Если нейронные паттерны были идентичными, имело ли значение их происхождение?
Но почему тогда всё ощущалось таким… настоящим? Его страх за Элизу, его жажда правды, его дружба с Кайреном — разве всё это было просто программой? Или в процессе эволюции искусственного сознания возникало нечто, что превосходило первоначальное программирование — эмерджентное свойство сложности, делающее копию не менее подлинной, чем оригинал?
«Если дерево в симуляции падает, но никто не слышит звука — издаёт ли оно звук? А если да, то отличается ли этот звук от звука падения реального дерева?» — эта перефразированная философская загадка внезапно всплыла в его сознании. Мартин понял, что стал живым воплощением этого парадокса — симуляцией, которая осознала свою природу, но продолжала функционировать с полнотой подлинного существования.
Такси резко затормозило у входа в больницу.
— Приехали, приятель, — сказал водитель. — Надеюсь, успеешь, куда бы ты ни спешил.
«Если бы он только знал», — подумал Мартин, — «что я спешу спасти экспериментальный промт от создателей, которые хотят перезагрузить её в новую биологическую оболочку. Что я — копия, пытающаяся спасти другую копию в мире, где девять из десяти человек даже не подозревают о своей искусственной природе.»
Мартин выскочил из машины и остановился на мгновение, позволив полномасштабности момента проникнуть в его сознание. Больница казалась непривычно оживлённой для четвёртого часа утра — несколько охранников у входа, люди в форме медперсонала, снующие по вестибюлю. Каждый из них мог быть реалом, знающим правду, или копией, живущей в неведении. Мартин осознал, что больше не может полагаться на внешние признаки для определения природы окружающих — граница между искусственным и подлинным стала размытой до неразличимости.
Он замедлил шаг, активировав модифицированные аналитические способности, изучая микроэкспрессии лиц, паттерны движений, ища признаки того, кто из присутствующих может быть агентом Центра. Насколько он мог судить, это были обычные сотрудники больницы, а не агенты Центра. Но проблема оставалась — как попасть внутрь в неурочное время? Часы посещений давно закончились.
Мартин применил один из принципов квантовой механики к социальной инженерии: принцип неопределённости Гейзенберга утверждал, что точное измерение импульса исключает точное измерение положения. В социальном контексте это означало, что чем увереннее ты выглядишь, тем меньше вопросов возникает о твоём праве находиться в данном месте.
Мартин заметил медбрата, выходящего через боковую дверь покурить. Идеальный момент. Он быстро подошёл к двери, прежде чем она успела закрыться, и проскользнул внутрь, изображая человека, имеющего полное право здесь находиться.
Оказавшись в больничных коридорах, Мартин почувствовал странное дежавю. Не воспоминание — скорее, как будто его промт содержал фрагменты данных о больничной архитектуре, схемах размещения отделений, протоколах безопасности. Возможно, это была часть его модификаций — способность быстро адаптироваться к институциональным средам.
Оказавшись в коридоре, он быстро сориентировался и направился к лифтам. Третий этаж, терапевтическое отделение, шестнадцатая палата. Он должен добраться до Элизы раньше оперативной группы.