— И откуда у тебя такие детальные знания о методах работы Автентиков? — спросил Кайрен, оглянувшись.
— Я располагаю обширной информацией по множеству тем, — уклончиво ответила Элиза. — Побочный эффект экспериментального промта, созданного для преодоления стандартных когнитивных ограничений.
Они продолжили путь в молчании, нарушаемом только звуками их шагов по лесной подстилке и отдалённым гулом ночной жизни леса. Мартин чувствовал, как Элиза опирается на него всё сильнее с каждым пройденным метром. Её дыхание становилось тяжелее, а кожа — холоднее.
— Давай сделаем техническую остановку, — предложил он, когда они прошли около половины пути.
— Нет, — Элиза покачала головой. — Нельзя терять время. Каждая минута промедления снижает мои шансы дожить до завершения встречи. Я справлюсь.
Небо постепенно темнело, превращаясь из глубокого синего в чёрный бархат, усеянный звёздами. В отсутствии городского светового загрязнения звёздное небо представало во всей своей первозданной красоте — напоминание о масштабах вселенной, на фоне которых человеческие проблемы казались одновременно ничтожными и бесконечно важными.
Кайрен включил фонарь, освещая тропинку перед ними. Конус света создавал небольшой островок видимости в океане лесной тьмы.
Наконец, деревья расступились, и они увидели обсерваторию — массивное цилиндрическое здание с характерным куполообразным верхом, возвышающееся на вершине холма. В свете полной луны оно выглядело почти призрачным, словно античный храм, посвящённый изучению небесных тайн.
— Никаких видимых признаков активности, — заметил Кайрен, сканируя здание биноклем. — Окна темны, нет источников света. Возможно, мы прибыли раньше назначенного времени.
— Сейчас 23:47, — сказала Зои, проверив часы. — Тринадцать минут до полуночи.
— Они внутри, — уверенно произнесла Элиза. — Автентики не рискуют демаскировать свои операции внешними сигналами. Безопасность требует максимальной скрытности.
Группа осторожно приблизилась к обсерватории, используя естественные укрытия — деревья, кустарники, камни — для маскировки своего подхода. Главный вход был заколочен досками, но боковая дверь оказалась слегка приоткрыта — достаточно, чтобы пропустить человека, но не настолько, чтобы привлечь внимание случайного наблюдателя. Кайрен посветил фонарём внутрь, но луч выхватил лишь покрытый пылью пол и обломки мебели.
— Ну и каков протокол входа? — прошептал он.
Элиза высвободилась из поддерживающих рук Мартина и подошла к двери. Её движения были неуверенными, но целенаправленными. Она постучала особым образом — три коротких удара, пауза, два длинных, пауза, один короткий.
Тишина.
Затем, из глубины здания, послышались осторожные шаги — не спешащие, но решительные. Дверь медленно открылась шире, и перед ними предстал высокий мужчина с седой бородой и пронзительными голубыми глазами. Его лицо несло следы интеллектуальной усталости — выражение человека, который слишком много знает и слишком долго несёт груз этого знания.
— Алгоритм распознаёт шаблон, — произнёс он негромко.
— Но человек видит смысл, — ответила Элиза.
Мужчина внимательно осмотрел каждого из них, его взгляд задержался на Мартине с выражением человека, распознающего что-то знакомое в незнакомом лице, затем кивнул: — Входите. Быстро.
Они прошли внутрь, и мужчина тщательно закрыл дверь за ними, задействовав несколько замков и засовов. В помещении было темно, лишь тусклый свет пробивался откуда-то из глубины здания.
— Следуйте за мной, — сказал бородач. — И минимизируйте шум. Звук в этом здании распространяется непредсказуемо.
Он провёл их через заваленное пылью и мусором помещение к винтовой лестнице, уходящей вниз. Спуск был долгим и крутым — они явно углублялись под фундамент обсерватории, в какое-то подземное сооружение, существование которого не было очевидным с поверхности.
— Я не знал, что здесь есть подземные уровни, — шепнул Кайрен, помогая Элизе спускаться по узким каменным ступеням.
— Официально их не существует, — ответил их проводник. — Они не значатся ни в архитектурных планах, ни в строительной документации, ни в административных записях. Идеальное место для деятельности, которая должна оставаться невидимой для официальных структур.
На дне лестницы они оказались перед массивной металлической дверью, которая выглядела неуместно современной в окружении старой каменной кладки. Бородач приложил ладонь к биометрическому сканеру сбоку от неё, и дверь с тихим шипением отъехала в сторону.
За ней открылось просторное круглое помещение, освещённое мягким голубоватым светом — цветом, который Мартин уже начинал ассоциировать с продвинутыми технологиями. По периметру располагались компьютерные терминалы и оборудование, которое выглядело как смесь обычной электроники с элементами, явно заимствованными из технологий Архитекторов. В центре стоял большой круглый стол, за которым сидело около десятка людей — мужчины и женщины разного возраста, все с одинаково внимательными и настороженными выражениями лиц.
— Добро пожаловать в Ядро, — сказал бородач. — Я Виктор Захаров, координатор этой ячейки Автентиков.
Мартин вздрогнул, услышав это имя. Документы из архива Центра содержали упоминания о Викторе Захарове как о бывшем высокопоставленном сотруднике, перешедшем на сторону оппозиции.
— Вы удивлены, что я существую в физической реальности? — усмехнулся Захаров, заметив реакцию Мартина. — Центр распространяет разнообразные версии о моей смерти. Иногда даже противоречащие друг другу — для создания информационного хаоса.
Он жестом пригласил их к столу: — Присаживайтесь. У нас обширная повестка для обсуждения и ограниченное время.
Люди за столом изучали новоприбывших с профессиональным интересом. Их объединяла особая атмосфера — внимательные, проницательные взгляды и уверенность в движениях, характерная для людей, которые точно знают свои цели и методы их достижения.
— Вероника Дариус передала информацию о вашем визите в архив, — сказал Захаров, когда они расположились за столом. — И о том, что вы получили доступ к материалам значительной важности.
— Вероника? — удивился Мартин. — Она работает с вами?
— Она наш источник в Центре, — кивнул Захаров. — Один из немногих реалов, которые понимают, что текущая политика Центра ведёт человечество к эволюционному тупику.
Он повернулся к Элизе, и его выражение изменилось — стало более сосредоточенным и осторожным: — А вот вы представляете неожиданный элемент уравнения. Субъект Альфа-1. Первый экспериментальный промт программы расширенного сознания. Вас считали утерянной после последней неудачной… замены биологического носителя.
— Как видите, сообщения о моей утере были несколько преувеличены, — слабо улыбнулась Элиза. — Но ненадолго, если мы не найдём метод стабилизации соединения промта и биологической оболочки.
Захаров внимательно изучил её состояние — бледность кожи, замедленные движения, поверхностное дыхание: — Отторжение в критической фазе?
— Да, — кивнула Элиза. — По моим расчётам, осталось менее двадцати четырёх часов до полной деструктуризации.
Захаров обернулся к одной из сидящих за столом женщин — азиатке средних лет с короткими чёрными волосами и внимательными глазами: — Доктор Чен, подготовьте медицинский блок. Нам потребуется полное сканирование промта и анализ совместимости с биологическим носителем.
Женщина кивнула и быстро вышла через одну из боковых дверей, её движения отличались профессиональной эффективностью.
— Вы можете ей помочь? — с надеждой спросил Мартин.
— Возможно, — ответил Захаров. — У нас есть технологии, основанные на модифицированных разработках Архитекторов. Но случай субъекта Альфа-1 уникален даже по нашим стандартам. Нам потребуется доступ к данным, которые вы извлекли из архива.
Кайрен достал из рюкзака устройство хранения с копией файлов: — Здесь всё, что мы смогли скопировать за ограниченное время. Но значительная часть файлов защищена криптографией или представлена в неполном виде.
Захаров взял устройство и передал его одному из специалистов за столом: — Наши аналитики займутся декодированием немедленно. — Тем временем, полагаю, у вас накопились вопросы. Многочисленные и фундаментальные вопросы.
Мартин кивнул: — Главный вопрос — что происходит в реальности? Я узнал об Инциденте Омега, о создании копий, о системе синхронизации…, но общая картина остаётся фрагментарной. Почему Центр поддерживает эту… конструированную реальность вместо того, чтобы раскрыть правду, особенно сейчас, двадцать лет спустя?
Захаров вздохнул и откинулся на спинку стула, его лицо приобрело выражение человека, готовящегося рассказать сложную и болезненную историю: — Это многослойный вопрос с соответственно сложным ответом. Изначальная стратегия действительно предполагала постепенное раскрытие правды и построение нового общества, где реалы и копии сосуществуют на равных условиях. Так называемая Фаза 4 протокола «Омега».
— Но что-то изменило эти планы, — догадался Мартин.
— Именно, — кивнул Захаров. — Около пяти лет назад, когда Фаза 3 приближалась к завершению, руководство Центра столкнулось с результатами экспериментов, которые кардинально изменили их перспективу.
Он посмотрел на Элизу: — Программа «Альфа» оказалась более успешной, чем ожидалось. Не только субъект Альфа-1, но и несколько других экспериментальных промтов начали демонстрировать признаки подлинного самосознания, способности к автономной эволюции и даже… независимого творчества.
— И это создало проблему? — спросил Кайрен.
— С точки зрения руководства Центра — фундаментальную проблему, — ответил Захаров. — Потому что самосознающие промты начали формулировать неудобные вопросы. О своих правах, о этичности системы контроля, о будущем развитии цивилизации.
Он обвёл рукой присутствующих: — Некоторые из этих промтов сейчас находятся здесь, с нами. Автентики — это коалиция не только реалов, несогласных с политикой Центра, но и копий, осознавших свою природу и выбравших борьбу за право на подлинное существование.