ваясь с каждым ее словом пламенем, меняя свой цвет на огненно красный, черты лица исказились, она и до того была прекрасна, а сейчас ее красота почти вызывала боль своей идеальностью. И лишь глаза, изумрудный блеск которых так манил барона остался тем же.
— Мое имя Ульма Кроу. Я Хранительница Второй Сломанной Печати, королева забытого Харграна и всех его проклятых душ. Я принимаю твое внешнее имя барон и дарую тебе свое. — Ланн был ошеломлен открывшимся ему зрелищем. Это имя и титулы ничего ему не говорили, он даже не слышал о ней. Но чувствовал сколько потаенной боли было в каждом ее слове. Увидев его колебания и приняв их за страх, девушка грустно усмехнулась. Барон наконец-то судорожно выдохнул запертый в груди воздух и уселся на скамейку напротив нее.
— Ну имя, как имя, бывают и хуже. У меня вон знакомую крестьянку Баловалкой назвали, баловалась с ней вся деревня. И кстати… Такой ты мне нравишься еще больше! — засмеявшись собственной шутке, Ланн поймал немного обиженный взгляд девушки и замявшись почесал затылок решив сменить тему
— Да-да, не самая удачная шутка. Извини. Если честно мне это все ни о чем не говорит. Так что лучше расскажи начерта тебе этот артефакт сдался.
Покачав головой девушка ответила
— Мне он нужен для моих целей. Объяснять которые… Это сложно, Белый. И слишком долго. Как ты сказал, жизнь связала нас ненадолго, после того как я с твоей помощью получу артефакт, каждый из нас отправится своей дорогой. Так что вместо лишнего любопытства, лучше набей свой рот этими чудесными пирожками и жуй. Поверь, чем меньше ты будешь знать обо мне, тем лучше для тебя.
Закончив с едой и попрощавшись с хозяйкой дома, Ланн вернулся к себе в комнату и лежа на кровати закрыл обеими ладонями лицо на котором застыла кривая ухмылка, его буквально распирало от ощущения тревоги и злости на себя. “Черт, я настолько вжился в роль искреннего парня, что почти на самом деле начал ей сопереживать и чуть не упустил контроль над ситуацией. Не теряй голову от этих глаз, придурок. Ты еще в детстве выучил что все женщины это шлюхи которым можно верить лишь тогда, когда они ложаться под тебя. И только в этом случае ты от них получишь все что пожелаешь. Все они либо хищницы, либо жертвы. От королевы до крестьянки. Даже эта ведьма. Не забывай.” думал юный барон постепенно проваливаясь в сон.
________________
Интерлюдия 3
В мою шестнадцатую весну жизни, родовое поместье уже слабо напоминало то каким оно было десять лет назад. Отец давно разогнал большую часть слуг, сад пришел в запустение без присмотра садовника, а большую часть вопросов по управлением поместьем мне пришлось взять на себя. Малютка Сэра которой тогда едва-едва исполнилось десять лет во всю пыталась мне помогать где только можно. А отец… Отец полностью забросил все и предавался лишь разврату с многочисленными женщинами, которых он порой по настроению голыми выкидывал на улицу, да бездумному пьянству, от которого порой доходил до ручки, начиная громить мебель, в пьяном угаре выкрикивая проклятья нашей подчивавшей матери. В эти моменты мы с Сэрой старались держаться от него подальше, так как при виде сестры, так похожей на умершую мать, отец вообще терял остатки разума. В то время я был малолетним дуралеем, все еще мечтающим о странствиях. Но с каждым прожитым днем, эти мечты становились все дальше и дальше, скрываясь за серыми буднями.
Единственным светлым пятном, помимо сестры, в этой туманной дымке стала моя подруга с забавным именем Баловалка. Обычная девчонка из крестьянской семьи живущей на наших родовых землях была старше меня на два года. Взбалмошная и непоседливая, она была главным заводилой во всех играх нашего детства. У всех окрестных детей из крестьянских семей ко мне всегда было особое отношение. Они меня побаивались и считали белой вороной, так что Бала стала моим окном в мир детских игр. Но это было в прошлом. Последний год я был втайне в нее влюблен. Эти чувства, такие острые и необычные в том юном возрасте сводили меня с ума. Порой я подолгу рассматривал ее издалека, любуясь изгибами ее тела и приятными выпуклостями там где они были нужны. Это меня смущало и я не находил в себе сил признаться ей в своих чувствах. Некоторое время я вкладывал эту буйную энергию юности в свои каждодневные тренировки, которые я так и не забросил, несмотря на то что отец давно перестал обращать на что-либо кроме женщин и выпивки какое-либо внимание. Раз за разом, до исступления я порой тренировал взмахи тренировочным мечом, каждый удар усиливая Волей. Пока одежда полностью не становилась мокрой от пота, а я замечал что давным давно стемнело. Так продолжалось долгое время. пока я находясь в полном замешательстве не принял роковое решение спросить совета у отца.
Глава 6
Отца я застал в хорошем расположении духа, в насквозь пропахшей кислым вином комнате, он восседал на своем любимом кресле, сжимая в жилистой руке кубок с выпивкой. Бросив взгляды по сторонам и убедившись что мы в комнате одни, я закрыл двери и подошел поближе. Отец сильно сдал в последнее время, его могучие руки которые прежде сами напоминали валуны и были способны крошить камни, сейчас были больше похожи на высохшие стволы деревьев, кожа стала желтоватой как пергамент. Да и его Воля, прежде казавшаяся всегда мне несокрушимой, теперь едва ощущалась. Встав напротив его стола, я замер ожидая когда он обратит на меня внимание. Ждать пришлось долго, лишь полностью опустошив большой бронзовый кубок и потянувшись за кувшином, он заметил что в комнате не один. Подняв на меня взгляд, он благодушно ухмыльнулся.
— Аааа! Сын! Единственная отрада… Что тебе нужно, Ланн? Опять с кем-то подрался? — Он почти не растягивал слова, да и речь была вполне связной. Отметив это, я решил что сейчас лучшее время задать мучивший меня вопрос.
— Отец, как ты познакомился с мамой? — рука отца наливающего вино дрогнула, часть вина пролилась на стол, а он потемнев лицом уставился на меня. Его благодушного настроения как не бывало.
— С ней… Какого черта ты меня спрашиваешь об этом? Это все уже в гребанном прошлом! В прошлом! Она сдохла, мертва, понимаешь? — заметив моей испуг от вспышки его гнева он устало выдохнул и сухим, как камень голосом повторил свой вопрос
— Почему ты меня спрашиваешь, сын? Что ты хочешь узнать? — я тогда растерялся и уже хотел уйти, что мне и стоило сразу сделать, но я тогда еще не до конца растерял веру в мудрость отца. Да и отступать было некуда. Так что собрав силу воли в кулак я ему ответил
— Отец, понимаешь, тут есть одна девочка… Баловалка. Я с ней давно дружу, она чуть старше, но в последнее время она так похорошела… — и тут меня понесло. Отец опрокинул пару кубков, пока внимательно слушал мои хвалебные оды ее остроумию, красоте и веселому нраву. А я получив его, столь вожделенное внимание и (как я думал) понимание, распалялся все больше и больше. Пока отец наконец не ударил кубком об стол, звонким звуком вырывая меня из пучины юношеских фантазий. Спокойным, напоминающим ранние годы, мудрым голосом он размеренно сказал
— Выеби ее.
Я замер пытаясь собрать мысли вместе. В моей голове все перемешалось, я не мог понять что значит эта фраза. Подняв на него круглые глаза я переспросил
— Что сделать?
— Трахни. Накукань. Нафаршеруй сарделькой. Отдери! Ланн, ты уже не пацан, я думал ты уже всех тут девок на деревне перепортил, а ты приходишь ко мне со своими розовыми соплями! Ты совсем баран?
— Да уж, глупо было спрашивать у тебя совета! Ты меня совсем не слушал!!? Она не такая отец, она… -
— Какая не такая? Думаешь у нее там пизда поперек, а не повдоль? Выброси эти розовые сопли из головы, придурок. Иначе закончишь как я. Все эти мокрощелки одинаковы. Все чего они хотят, это поскакать на крепком мужском хуйце. И лишь пока ты будешь крепко и качественно ее натягивать, она будет перед тобой стелиться и делать все что хочешь. Но если ты поверишь в эти радужные сказки про любовь и прочую херню, она сразу же найдет себе другой хуй на который запрыгнуть! — голос отца тогда дрожал от сдерживаемого гнева, а кулак сжимающий кубок наливался красным, пока бронза не лопнула в его руке расплескав остатки содержимого ему на одежду. Я сам тоже уже дрожал от ярости, ничего не став отвечать, я развернулся и бросился прочь из его комнаты, громко хлопнув дверью за собой.
Весь следующий день слова отца не давали мне покоя, пока я выбравшись в поля подальше от деревни изнурял себя тренировкой, делая взмахи клинком. Лишь поздним вечером я устало дошел до нашей усадьбы и заперев за собой ворота, медленно побрел к входу в особняк, когда мое внимание привлек свет в конюшне. Там явно кто-то находился. Конюха у нас не было уже очень давно, он ушел вскоре после смерти матери, а отец редко покидал поместье, да и конь остался у нас только один. Напрягшись, я покрался к конюшне, думая застать конокрада. Подойдя поближе, я услышал странные вскрики. Заглянув в неплотно запахнутые двери конюшни, я обомлел. Там был отец, он пыхтел обливаясь потом, а перед ним, на тюке сена, грудью вниз лежала Бала. Она хрипло вскрикивала каждый раз когда отец совершал движение. Мне показалось в тот момент что мое сердце остановилось. Холод побежал от него по всей груди, промораживая вены, мои глаза не желали признавать то что я видел перед собой.
И в этот момент, отец почувствовал с помощью Воли мое присутствие, повернулся в сторону входа и за волосы приподнял Балу с соломы. Ее глаза закатились, она хрипло дышала. Я неверяще смотрел в ее искаженное гримасой лицо, медленно пятясь. А потом отец ухмыльнулся, а я издав душераздирающий крик побежал оттуда. Я бежал покуда хватало сил, задыхался, падал, а потом бежал снова. Сердце нестерпимо сводило от боли, оно буквально рвалось из груди. Как же я тогда был жалок. А потом я рухнул на колени у ручья и увидел свое отражение в неверном отблеске воды. И внезапно все кончилось. Ненависть, боль, чувство обиды — все ушло. Я выгорел до дна и до самого утра безжизненно смотрел в свое отражение при свете луны, пока не взошло солнце. Лишь потом я медленно поднялся на ноги и побрел обратно. Добравшись до входа и отворив дверь, я столкнулся взглядом с отцом. Он сидел в своем любимом кресле напротив входной двери и пил. Увидев мой застывший взгляд он сухо спросил