– Мы… – начал Стас.
Дарья-вторая засмеялась, посторонилась:
– Проходите, гулёны.
Они переглянулись (губы у Дарьи-первой были пунцовыми, нацелованными), вошли в номер, уставились на раскладушку, загородившую проход.
– Я выпросила у дежурной, – сказала Дарья-вторая. – Могу лечь здесь.
– Нет! – испугалась чего-то Дарья-первая. – Пусть он!
Стас фыркнул.
– Успокойся, конечно, я лягу на раскладушке. Укладывайтесь пока, я искупаюсь. Жаль, переодеться не во что. И вообще нам надо подумать об экипировке и разных нужных мелочах.
– Ограбить магазин? – иронически приподняла бровь Дарья-вторая.
– Почему ограбить? Я слетаю к себе домой, возьму деньги, они в ходу во всех хрониках, позвоню друзьям, у которых есть друзья в спецслужбах. Не пропадём.
– А можно, мы с тобой?
– Нет, лучше я мотанусь один, во избежание всяческих неприятных сюрпризов.
Станислав скрылся в ванной. О чём разговаривали девушки без него, он не слышал.
Вернулся, когда обе уже спали или делали вид, что спят, лёжа на кроватях без движения, под общим одеялом. Второе одеяло и вторую простыню они отдали ему.
Стас погасил свет, разделся, залез под одеяло, улегся на скрипучей раскладушке. Мысли бежали всё медленнее и медленнее, тревоги и заботы отодвинулись, лень было думать о будущем, строить планы, и даже мысль о Дарье недолго согревала душу. Через минуту он уснул.
Проснулся неожиданно, как от толчка. Показалось даже, что задрожала раскладушка.
Стас подхватился на ложе, прислушался к тишине гостиницы, тараща глаза в темноте. Потом почувствовал, что лежит не один!
Повернул голову.
Рядом лежала Дарья!
Каким-то шестым чувством он угадал, что это Дарья-первая, воспитательница детского сада.
Заполошно зашлось сердце.
Он потянулся к ней. Но тёплые пальчики толкнули его в грудь, коснулись губ, и он тихонько лёг рядом, присмиревший и ошалевший от неожиданного подарка.
Они обнялись.
– Ничего не говори, – шепнула она ему на ухо. – Спи.
Он покорно закрыл глаза, но думать ни о чём не мог, горячее дыхание Дарьи щекотало шею, горячее тело прижималось к нему, от неё умопомрачительно пахло фиалками, руки начали жить сами по себе, гладить её плечи, она напряглась, но промолчала, и тогда он осторожно поцеловал её, снежный обвал чувств рухнул на обоих, и они уже ни о чём не говорили, только ласкали друг друга, сдерживаясь, пытаясь делать это тихо, а потом Стас внезапно осознал, что он уже в ней, и рассуждать перестал совсем…
Опомнились век спустя.
Расслабились, тяжело дыша.
– Мы сошли с ума! – еле слышно шепнула Дарья.
Стас не ответил, пребывая в блаженстве.
– Как ты думаешь, Даша проснулась? – снова прошептала Дарья.
– Иди, мойся, – коснулся он губами её уха.
Дарья села, испуганно замерла от раздавшегося скрипа.
– Боже мой! Она же скрипит!
– Я ничего не слышал, – честно сказал он.
Дарья фыркнула, легла на него, зашлась от смеха. Он тоже беззвучно засмеялся, и они долго давились от смеха, пока на кровати не зашевелилась Дарья-вторая и проговорила сонно-недовольным голосом:
– Что вы там прячетесь? Предлагала же лечь на раскладушке.
Дарья-первая вскочила и тенью метнулась к ванной. Щёлкнула дверь. Раздался плеск воды.
– Извини, – поспешно сказал Стас, не чувствуя никакого раскаяния. – Мы не хотели тебя будить. Всё получилось спонтанно, как во сне.
– Больно скрипуч ваш сон. Будете ложиться?
– Нет, спи. Больше не повторится.
Дарья-вторая повозилась немного под одеялом, затихла.
Стас полежал несколько минут, улыбаясь неизвестно чему, потом тихонько встал, прокрался к ванной, стукнул пальцем в дверь, нажал. Дверь оказалась незапертой. Он проскользнул внутрь, наткнулся на Дарью, прижавшую к груди полотенце.
– Ты…
Он прижал палец к её губам, отнял полотенце, начал её целовать, и она ответила…
Вторая вспышка страсти была не менее острой и оглушительной, чем первая. Хотя пришлось моститься в крохотном помещении, где можно было расположиться только стоя.
Когда всё кончилось, они включили душ и стояли под струями воды до тех пор, пока не вернулась и способность размышлять.
– Мы сумасшедшие! – выдохнула Дарья, прижав ладони к щекам.
– Ну и пусть, – махнул рукой Стас. – Мы ничего ни у кого не крадём.
– Мы наглые и бессовестные!
– Наглость – это счастье, совесть – это роскошь.
– Ты жуткий авантюрист!
– С кем поведёшься, от того и наберёшься.
– Ах ты… – Дарья замахнулась на него.
Он перехватил её руку и зажал рот поцелуем.
– Как я теперь выйду? – спросила она после поцелуя непослушными губами.
– Ногами.
Она стукнула его кулачком в грудь, но Стас обнял её, и они затихли в поцелуе. Потом Дарья прошептала:
– Пусти… у тебя шрам на плече… от пули… как крестик…
– На мне заживает всё, как на кошке.
– Как ты думаешь, она всё слышала?
– Конечно, нет, она спала как сурок.
– Правда? – засомневалась девушка.
– Истинная правда. Купайся и смело выходи. Я соберусь пока.
– Что ты собираешься делать?
– Я уже говорил. Проберусь домой, возьму необходимые вещи, деньги и вернусь. Подождёте меня здесь.
– С тобой точно нельзя?
Он заглянул ей в глаза, отрицательно качнул головой, поцеловал в нос и вышел.
В номере горел свет. Дарья-вторая сидела на кровати в халате.
Стас смутился, в две секунды натянул штаны.
– Извини… за шум.
Девушка продолжала рассматривать его с задумчивой меланхолией.
– Если честно, я вам завидую. Мой дед говорил: я жив, пока кому-то нужен. Ты нужен ей, она тебе… зачем извиняться?
Стас продолжал одеваться, не зная, что отвечать.
– Человек жив, пока чего-то хочет.
– Хотеть женщину – не главное.
Стас пожал плечами.
– Я знаю. Когда я соглашался помочь Ста-Пану, я не понимал, чем всё это может закончиться.
– Теперь понимаешь?
– Теперь понимаю.
– А то, что мы все теперь изгои – понимаешь?
– Нет, мы не изгои, – твёрдо возразил он. – Мы послы мира, послы жизни, если хочешь, от которых зависит судьба многих людей, а то и всего Регулюма в целом.
– И всё равно я не понимаю, зачем ты взялся за это дело.
Стас посерьёзнел.
– Хочу понять, на что я способен в принципе.
Дарья-вторая склонила голову к плечу, с новым интересом присматриваясь к нему.
Из ванной вышла Дарья-первая, завёрнутая в полотенце, с виноватым видом.
Несколько мгновений девушки оценивающе разглядывали друг дружку.
Перед глазами Стаса мелькнуло видение: он обнимает обеих, причём – голых.
«Мачо хренов!» – хмыкнул внутренний голос.
Стас поспешно прогнал видение, погрозив второму «Я», или скорее третьему, кулаком. Эта меркантильная сладострастная натура изредка позволяла себе мечты и оценки, за которые ему самому потом было стыдно.
– Я ничего не могла с собой… – начала Дарья-первая извиняющимся тоном.
– Я понимаю, – сочувственно сказала Дарья-вторая. – Говорила ему и повторяю тебе: завидую. Куда он собрался?
Дарья-первая перевела взгляд на Стаса.
– Домой.
– Вернусь скоро, – пообещал он. – Не успеете глазом моргнуть. Обещайте ждать и не высовываться.
Дарья-первая, накинувшая на себя простыню, шагнула к нему.
Он ощутил её беспокойство, сомнения, колебания, улыбнулся, приобнял, отстранил.
– Не вешать нос, леди, мы пробьёмся.
Вскинув вверх сжатый кулак на прощание, он одним мысленно-волевым усилием «выдернул» себя из потока здешнего времени и упал в тёмную бездну, уже не пугающую, как прежде, не страшную, не засасывающую, как болотная трясина, хотя и определённо опасную. Да и не бездна это была, не тоннель, не колодец, просто человеческое сознание реагировало на «продавливание потенциального барьера» между удалёнными в пространстве и во времени объектами.
Потянуло «влево».
Стас «повернул», растворяясь в темноте и тишине почти до бесплотного состояния, последним усилием дотянулся до «чёрной дыры» выхода и шагнул на ровную травяную площадку перед высокой бетонной стеной. Быстро огляделся: не видел ли кто его вытаивания из воздуха?
Было раннее утро. Солнце ещё находилось за горизонтом, точнее, за громадами зданий, однако небо уже утратило цвет фиолетового бархата и светлело на глазах. Редкие прохожие ползли по тротуарам к остановкам автобусов и к метро, не обращая внимания на попутчиков и всяких там «пришельцев». Стас узнал местность: он находился в Москве, недалеко от метро «Полежаевская». Остался доволен попаданием, хотя следовало бы целиться в нужное конкретное место поточней. Но гораздо важней было знать, куда именно он попал, в какой хроник. Очень хотелось верить, что в тот, где его милисса не была стёрта равновесниками или инспекторами СТАБСа.
Затем он увидел, что все пешеходы идут в летних рубашках, шортах и сарафанчиках, и понял, что финишировал в какой-то из летних месяцев. Поспешно снял куртку, надеясь, что мало кто успел разглядеть его зимний наряд. Сориентировался, дошагал до остановки и сел в подошедший троллейбус, который без помех доставил его к перекрёстку проспекта Жукова и бульвара Карбышева.
Стас прислушался к себе: интуиция молчала. Никакой опасности родной уголок города не предвещал.
В начале седьмого – отсчёт времени всплывал в голове автоматически, как только возникала необходимость в этом – он вошёл в подъезд своего дома. Поднялся на пятый этаж, остановился перед дверью квартиры, не представляя, что скажет нынешнему её хозяину: всё равно кому – Станиславу Панову, жителю данной реальности, или неизвестному лицу.
Палец коснулся кнопки звонка.
Никто не отозвался.
Позвонив ещё раз, Стас вспомнил о ключе и вытащил его из кармашка на штанах, где тот пролежал всё это время. Мысль о том, что пользоваться ключом в его положении неэтично, совесть потревожила, но не настолько, чтобы он отказался от своей затеи.