— Ты за что Кирпича убил⁈ — Филиппов наклонился к нему через стол так близко, как мог.
— Из-за ружья этого! Говорю, продать надо на Старом рынке, сделать обрез, братва с руками оторвёт. Потом, говорю, поделить поровну, а он выделываться начал, говорить, что его это доля. Выпил, фуфло начал мне толкать, граблями своими махать, вот я нож случайно взял и…
— Пиши, — Якут взял из пачки лист и хлопнул по нему ладонью.
— Что писать?
— Всё пиши. И про обрез, и про Кирпича, и как в нас стрелять хотел, — он закурил и чуть кивнул мне, мол, всё хорошо. — Всё, что говорил, всё и пиши. Или я за себя не отвечаю.
А когда Дружинин стал писать большими корявыми буквами, делая ошибки чуть ли не в каждом слове, Филиппов присмотрелся ко мне и тихо сказал:
— Отсыпайся, Васильев. Ты, конечно, когда сутки не спишь, такое вытворяешь, но отдыхать тоже надо. Иди, прикрою, пока тебя Шухов не увидел, а то запряжёт ещё куда-нибудь.
Тут он был прав, а мне хотелось обдумать всё в спокойной обстановке.
Но выйти из кабинета я не успел, услышал тяжёлые торопящиеся шаги. Отдохнуть и подумать, кажется, пока не дадут.
— Васильев, всё-то на работе? — Шухов, куда-то мчавшийся (это его топот я слышал), резко остановился и заглянул к нам. — Значит, не устал. Возьми кого-нибудь старшего, и идите-ка в депо, да поживее, туда уже судмедэксперт и криминалист едут. По вам работа.
Глава 4
Вот же Шухов, он таким тогда всегда был, и будет потом, когда получит повышение и станет начальником УВД. Не успеешь вовремя уйти — сразу запряжёт под какую-то работу.
— Попозже подъеду, — сказал Якут, поглядывая из-за плеча Дружинина, что он там пишет. — Закончу с этим и приеду. Сходи пока, разузнай, что и как.
— Могу я с ним, — Устинов затушил сигаретку. — Там же как раз Яха Ручка будет, давно его не видел. Соскучился, понимаешь.
Якут неодобрительно покачал головой, зная давнюю «дружбу» между Устиновым и судмедэкспертом с фамилией Ручка. Но куда им деваться? Придётся работать вместе.
— Сейчас пойдём, — Василий Иваныч склонился над Сан Санычем и начал чесать ему за ухом. — Живо там всех разгоним, да же?
Ну, прогуляться с Василием Иванычем всегда того стоит. Он болтливый, но я был рад снова его видеть. Хороший он мужик, только к нему надо найти подход.
— Саня, — позвал я собаку. — Пошли.
Сан Саныч тут же поднялся и пошёл вслед за мной, и я пристегнул его на поводок. А куда деть пса? Возьму с собой, да и тогда закрывали глаза на то, чтобы ходить на место преступления с собакой. Да и он ведь пёс почти служебный, запахи брал на раз-два, помню до сих пор, как мы с ним выследили одного идиота, который думал от нас сбежать.
По пути Сан Саныч внимательно глянул на Дружинина, а тот опасливо глянул в ответ, тут же опустив глаза, и стал писать ещё быстрее.
Устинов шёл чуть впереди, вразвалочку, только у лестницы вдруг расправил усы и спустился резвым молодым бегом. Наверное, увидел какую-нибудь следачку или ещё кого-нибудь, вот сразу и сбросил лет двадцать.
— Ща, Паха, машину выпрошу у Ермолина, — бросил он на бегу. — Чё пешком-то ходить?
Не думаю, что у него это выйдет.
Ермолин на кого-то орал, я это слышал ещё на лестнице. Старый вредный дежурный не боялся никакого начальства, никто не мог выгнать его на пенсию, зато он знал кучу законов и инструкций и яростно сражался с каждым, даже с начальником ГОВД Федорчуком. А чего бояться пенсионеру, выработавшему стаж?
Но доставалось не только Федорчуку, в отделе он пил кровь всем.
— И что? — орал он на кого-то по телефону. — По инструкции как положено? А? Вот как положено, так и сделал! И что, что начальник главка? Да хоть Бориска Ельцин, инструкцию люди поумнее тебя писали!
Ермолин с силой швырнул трубку на корпус телефона и подтянул к себе в журнал, а потом медленно поднял голову на Устинова.
— Иди отсюда, — прохрипел он и замахал левой рукой, будто отгонял от себя мух. — Иди отсюда, Устинов, алкаш старый! Иди, кому говорят! Пока делов не натворил.
— Да я ж к тебе всей душой, Афанасий Макарыч, — Василий Иваныч развёл руки в сторону. — Как к старому дружбану, а ты…
— Я всё про тебя знаю! — дежурный погрозил ему пальцем и прижал к себе журнал. — И про туалет, и про пчелу, и про то, как ты тогда…
— Да ладно тебе. Дай машину, до депо доехать. Жмур там.
— Никуда он не денется, а ты пешком пройдёшься. Тебе полезно. Для здоровья.
— Степаныч, а ты смотрел «Городок?» — Устинов наклонился к стеклу, подышал на него и начал выводить пальцем, приговаривая: — Ужасы нашего…
— Иди отсюда! И пальцем мне тут не рисуй, в прошлый раз хватило. Иди, работай уже! Тебе вообще на пенсию пора! Чё ты ещё в отделе делаешь?
— Да кто бы говорил! — Василий Иваныч отпрянул от окна, будто его ужалили. — С самого-то песок сыпется.
Он отошёл с возмущённым видом, повернулся ко мне и виновато пожал плечами, мол, не выйдет прокатиться.
Признаться, раньше, именно в эти годы, с Ермолиным я общий язык найти не мог, и лишний раз к нему не подходил, без особой на то необходимости. Зато потом, когда старик действительно ушёл на пенсию и уехал в деревню, смог с ним разговориться, так что о его слабости я знал.
Я подошёл к окну сам. Дежурный, прижав трубку плечом к уху, набирал номер, медленно вращая диск когда-то белого, а ныне жёлтого от старости телефона. Диск тихо похрустывал.
— Чё? — грубо спросил он у меня.
Я чуть потянул собаку, и Сан Саныч поднялся к окошку, заглянув туда и вывалив язык. Ермолин чуть просветлел.
— О, Сан Саныч. У меня тут только для тебя ничего нет. Тебе же карамельки нельзя?
Любит он животинок, просто тогда я этого не знал. Любит любых, от собак и кошек до куриц и кроликов. Вот и разводит их у себя в частном доме, особенно обожает куриц.
— Афанасий Макарыч, — тоном заговорщика начал я. — Мы тут с батей поговорили, думаем, может, курочек завести следующим летом. А ты, говорят, большой спец в этом.
— Ну, чё-то понимаю, — дежурный положил трубку на место и подозрительно посмотрел на меня. — А чё за вопрос?
— Да вот тут присмотрели брам, десяток, белые такие, большие. Что скажешь…
— Бери! — с энтузиазмом прокричал Ермолин, не дожидаясь вопроса. — Бери, не пожалеешь. Несутся — во! Большие, жирные, мясо вкусное! О! — он поднялся с места и начал что-то изображать руками. — У меня петух есть, брама! Я его отдельно держу, он огромный, всех петухов побил, всех куриц истоптал, ё***-террорист! А он тяжёлый, ломает их, когда топчет. Так что, если что, могу показать, и возьмёте.
— Да без проблем посмотрим, — сказал я. — Слушай, Макарыч, я уже на вторых сутках, а мне в депо надо, Шухов отправил, вот когда вернусь…
— Тачку надо? — он поднял трубку, набрал номер и злобно проговорил: — Ефремов! Машину подготовь для оперов! Ну и что, что бензина нет? Слей откуда-нибудь! Мне тебя учить, что ли?
— Благодарю, — я потянул собаку за собой. — Потом зайду.
— Ждёт там, на улице, — дежурный махнул мне рукой.
Я вышел, придержав собаку, чтобы не напугать посетителей. А город уже проснулся полностью. Машины ездили вовсю, открывались магазины, а с рынка неподалёку доносились песни тех лет:
— Говорил мне хан, не ходи на бархан, — слышалось особенно отчётливо.
— Прощай, цыганка Сэра, — прозвучало из проехавшей мимо «шестёрки».
— Золоткой упала с неба звезда. Что, не загадала? Ну, как всегда, — играло где-то ещё.
Василий Иваныч торчал у киоска неподалёку, где продавали пиво и сигареты, и тщательно пересчитывал мятые купюры и монеты в руке. Киоск был укреплён, видна крепкая сварная решётка. К стеклу изнутри приклеены пустые упаковки от шоколадок, жвачек и сигарет, и нарисованные от руки ценники, почти все с тремя нулями.
— Люба, — мягким голосом позвал Устинов в окошко, — у тебя сигареты три тыщи стоили, теперь три с половиной. Запиши на меня, я тебе занесу до вечера. Не хватает чутка.
— Ой, Устинов, — недовольно проговорила ярко накрашенная продавщица, отлипая от зеркальца, в которое смотрела. — Вот на шею мне сел уже. Ладно, но только до вечера! Понял? Чтобы не как в прошлый раз.
— Вот ты меня понимаешь, радость моя. А раз ты сегодня добрая, пива ещё тогда…
— Какое тебе пиво⁈ — прокричала она. — Окстись уже! Пиво ещё тебе. Иди уже, не мешай!
— Василий Иваныч, — позвал я. — Поехали, машину дали.
— О, да ладно! — он удивился, доставая сигарету из новой пачки. — Ты как его уломал? Не бил же? Ха! Шучу. Ладно, погнали. Ща, покурю только, чтобы собаку не травить. Там, короче, помер кто-то, а пока транспортники из области приедут, три дня пройдёт. Вот нам Шухов и подсуетился, с начальником транспортной договорился, что мы, типа, займёмся.
Это была та же самая машина, на которой мы ехали с Якутом. Водитель Степаныч посмотрел на нас с Сан Санычем, вздохнул, но кивнул — залезайте, мол.
Сам я в депо был всего пару раз, куда чаще там бывали коллеги из линейного отдела транспортной милиции, ведь с железной дороги воровали всё, что не прибито гвоздями, а иногда тащили и прибитое. Зарплату там худо-бедно платили, задерживали редко, особенно по сравнению с остальным городом, но всё равно тащили всё подряд.
Но вот чтобы убийство прямо там, в депо? Такого я не припомнил. Чаще бывало так, что из-за нарушения техники безопасности или пьянства, а иногда всего этого одновременно, в депо, которое просто кишело опасными механизмами, кто-то погибал. Тогда, конечно, прокуратура частенько возбуждала уголовное дело по факту гибели, по которому требовалась проверка.
Но из-за хронической нехватки сотрудников в транспортной милиции, особенно в отделении уголовного розыска, где работало три калеки на весь район (из которых один вечно на больничном, а один под следствием за взятку), никого не удивляло, что привлекали нас. Да и свой криминалист у них был только в управлении, в столице области, поэтому брали нашего.
Так что пока приедут из области, времени пройдёт много. Да и Шухов, кажется, считал, что у нас куча свободного времени, поэтому не упускал случая подкинуть нам дополнительную работёнку, а себе добавить кармы в копилку. Не по правилам, да, потому что такими случаями занимается транспортная прокуратура и транспортная же милиция, но тогда творился такой бардак, что никто на эти мелочи уже не обращал внимания.