Оперативность Глеба меня то ли порадовала, то ли удивила, но виду я не показала.
– Ладно. Мне что-нибудь взять с собой? Приготовить?
– Я все организую. Возьми купальник и полотенце.
Он рассмеялся моей внезапно обнаружившейся хозяйственности и поцеловал в нос. Я шутливо нахмурилась, и Глеб тут же исправился – поцеловал уже по-настоящему.
Мы действительно съездили тогда на озеро и потом еще не один раз. Иногда вдвоем, иногда с компанией. При друзьях Глеб никогда не вел себя так, будто между нами что-то большее или меньшее, чем есть на самом деле. Недели шли, а мы по-прежнему не созванивались, и наше общение ограничивалось лишь прогулками и поцелуями. Стоило ему уехать из города, как находились желающие рассказать мне о том, где, когда и с кем его видели. И хотя я всегда реагировала одинаково холодно, на самом деле не обращая внимания на эти сплетни, доброхотов стремящихся раскрыть мне глаза меньше не становилось. Именно в тот период я узнала подробности его романа и болезненного расставания с матерью сына. Говорили, что и она позволяла ему многое и закрывала глаза на отлучки и других женщин; в итоге осталась одна с ребенком на руках, потому что просто надоела. Упорно не желала верить во все это, ведь Глеб буквально обожал сына. Правда я никогда не спрашивала, в чем еще выражается его любовь к ребенку кроме восторженных рассказов.
Частенько ко мне подходили разные девушки и достаточно прозрачно намекали, что их с Глебом связывают куда более близкие отношения, чем со мной. Они, конечно, не могли знать, о том, что я все еще не одна из них, поэтому были настроены исключительно агрессивно. Никогда не говорила Глебу об этом, но, видимо, кто-то говорил, потому что почти каждую нашу встречу он интересовался – не обижают ли меня в тусовке. В ответ мотала головой, мне не хотелось тратить время на разговоры, которые ни к чему не приведут и ничего не прояснят. Да и вообще не собираюсь во все это лезть, его интимная жизнь меня пока не касается. Что буду делать, когда это станет и моим делом тоже? Тогда не думала об этом, не желая забегать вперед. Да и Глеб не давал никаких оснований считать, будто я интересую его в этом плане. Поцелуи поцелуями, но мы оба взрослые люди, и пока наше общение было не слишком похоже на серьезные отношения.
В этом-то и была проблема. Огромная. С каждой встречей она становилась все больше, душила меня и разрывала своей противоречивостью и непонятностью. Это было сложнее и тяжелее, чем все сплетники и завистники вместе взятые, редкие и нерегулярные наши встречи и отсутствие понимания намерений Глеба. Время шло, а я по-прежнему не была для него женщиной. Милой симпатичной девочкой, которую приятно катать на мотоцикле, обнимать и целовать, но не более того. Я была неопытна в плане близкого общения с мужчинами, но все равно прекрасно отдавала себе отчет в происходящем. Мое тело требовало большего, буквально кричало об этом, мне же оставалось только плакать в подушку. К середине августа от наших платонических свиданий я была на таком взводе, что если бы он только позвал, моментально побежала бы за ним. И меня не удержали бы ни самоконтроль, ни хорошее воспитание, ни мамины нотации на эту тему вместе с личными представлениями о том, что и как должно быть между мужчиной и женщиной, особенно если это впервые. Но Глеб не звал.
И сейчас я до конца не понимаю, почему между нами тогда ничего не случилось. Подобное многим покажется странным, но в то время длительные ухаживания и романтика еще считались абсолютно нормальным делом. Девушки встречались с мужчинами, ходили на свидания, общались, но потом выходили замуж невинными за того единственного. Глеб тем самым становиться, очевидно, не собирался. Возможно, именно в этом было дело. А, может, и нет. Мы никогда это не обсуждали. Сначала мне гордость и воспитание не позволяли задавать столь неприличные вопросы, а когда я, наконец, набралась смелости, оказалось, что уже слишком поздно.
В любом случае то лето так и осталось для меня временем тяжелой сладости внизу живота, первых неуверенных желаний, которые не нашли выхода, и огромного счастья от возможности тактильного контакта с объектом моей страсти. Каждый раз я задыхалась от наших поцелуев, сгорала в его руках и была готова к любым безумствам, которые были идеальными, потому как существовали только в моей голове. Зарекшись забегать вперед, чего только не напридумывала тогда – лепестки роз на шелковых простынях, кофе в постель, предложение руки и сердца на утро и, конечно же, неземные наслаждения в процессе. В общем, все клише и штампы в лучшем виде. Не смотря на разнообразные фантазии, мне и в голову не приходило, что можно просто заявить напрямую о своих желаниях или попытаться без слов дать понять это Глебу. Неопытность моя простиралась так далеко, что на этом пути я была исключительно ведомым, и обмен ролями вряд ли бы вышел даже при огромном моем желании на то. Впрочем, уверена – объект моей страсти был в курсе, не мог не быть. Понимала это каждую нашу встречу, от чего было и стыдно, и сладко, и так хотелось большего.
Хорошо помню ту встречу, которую можно назвать последним свиданием. Мы снова приехали на карьер. В середине августа в наших широтах уже слишком холодно для купания, поэтому пляж на противоположном берегу был пуст. Глеб что-то очень быстро рассказывал, что-то о группе, о гастролях, о клубах. Я слушала и не слушала одновременно – к тому моменту научилась отделять свое влечение к музыканту от моей любви к музыке. Металлом так и не прониклась, не смотря на все попытки сблизиться с Глебом на этой почве. Напротив, полюбила классику, особенно оперу, а на моей книжной полке появились мировые шедевры в жанрах хоррор и мистика.
Ветер уныло гонял желтеющую листву, было сыро и по-осеннему промозгло. Я слушала и не слушала и все яснее понимала, что закончится лето, а с ним и наши встречи. За все это время так и не начала бегать за Глебом по полной программе – вызванивать, назначать встречи, поджидать где-нибудь, дарить безделушки. Так и не стала полноценной фанаткой. А он так и не стал полноценным парнем – никаких ухаживаний, обещаний, уверений в чувствах. Никто из нас за это время не сделал ничего, чтобы что-то выстроить, хотя бы попытаться. Поэтому очевидно – как только пропадут благоприятные для наших редких встреч условия, все развалится само собой. В сентябре я начну учиться, а Глеб выступать, и между нами не останется совсем ничего общего, кроме ежемесячных концертов.
Думать об этом было неприятно, это свербело где-то в районе солнечного сплетения, не давая дышать. В какой-то момент я так глубо упала в грустные мысли, что почти заплакала. Сморгнула влагу, но Глеб все же заметил.
– Все в порядке?
– Пока не знаю. Учебный год скоро начинается. А у тебя какие планы на осень?
Он посмотрел на меня так, будто последний час только об этом и говорил. Наверное, так оно и было. Только вот я давно хотела с ним вовсе не разговоров, но это навсегда осталось невысказанным.
Глава 7. Случайные закономерности
Осень в том году действительно пришла очень рано. Тусовка разбрелась по квартирам, и мы с девочками все больше времени проводили в гостях друг у друга, а не на улице. Я готовилась к новому учебному году, надеясь, что он станет лучше, чем предыдущий. Глеб, как и прежде, не давал о себе знать, а я уже и не стремилась к этим встречам. Все чаще от них оставался неприятный осадок невзаимности. Однако тоска меня не отпускала, а, напротив, разрасталась под действием сезонной хандры.
До первых занятий оставалась всего пара дней, и мы с подругами решили как-то это отметить. Поехали в центр, в небольшое кафе, облюбованное студентами и музыкантами. Ранним вечером здесь почти не было свободных мест. Мы заняли столик в самом углу, но даже не успели обсудить заказ. В соседнем зале было шумно, и очень скоро выяснилось, что громкоголосая компания нам знакома. Именно по голосу и поняли. За сдвинутыми столами группа «Система» исполняла свои самые известные песни под аккомпанемент хриплой старушки-гитары. Словно завороженная шла на этот пробирающий до мурашек вокал, пока не уткнулась в группу зрителей.
Импровизированный концерт продолжался минут тридцать. Ребятам аплодировали и желали дальнейших творческих успехов и нового взлета карьеры. По контексту не очень поняла, что происходит, но в углу за столами было нагромождение из дорожных сумок и зачехленных инструментов. Куда-то уезжают? Еще один фестиваль? Почти в сентябре?
Когда овации окончательно затихли, и люди понемногу вернулись к еде и напиткам, сквозь редеющую толпу Глеб увидел меня. Расплылся в удивленно-радостной улыбке, перепрыгнул через пару стульев и через мгновение был рядом.
– О, Алиска, привет! – закружил, приподняв, щекотно смеясь мне прямо в ухо.
– Привет, – улыбнулась в ответ, и правда была рада его видеть, оказывается, соскучилась сильнее, чем думала. – А что это было? Вы куда-то уезжаете?
– Да. Это было прощание. Мы в Москву уезжаем, – Глеб весь буквально светился от счастья.
– В каком смысле прощание? На фестиваль едете? А когда вернетесь?
– Мы совсем уезжаем. Один столичный клуб предложил нам выступать на постоянной основе. Ты понимаешь, Алиска? – он снова закружил меня, смеясь. – Это же совсем другая жизнь!
Глеб делился со мной детским восторгом творческого человека, которого заметили и оценили. Вот только я не могла разделить его чувств. Конечно, механически улыбалась в ответ и кивала, соглашаясь, что все это здорово, и жизнь там будет совсем другая, но где-то глубоко внутри меня что-то происходило прямо сейчас, что-то кардинальное и необратимое.
– Ну ладно, мне надо идти, мы прямо сейчас на вокзал. Хорошо, что увиделись, Алис. Успехов тебе в учебе.
Он снова обнял меня и, махнув на прощание рукой, отбыл в свою новую жизнь, в которой все по-другому. Я какое-то время еще постояла прямо там посреди пустеющего зала кафе, потом развернулась, забрала сумку и вышла в сырой осенний вечер. Не плакала, не могла, не видела причины. Только что закончилось лето, мои первые ненастоящие отношения с мужчиной и с ними же – моя первая любовь. Это просто произошло.