«Какие у вас красивые ноги!», пишут ему. «Вы бегаете или прыгаете?»
А он так, скромненько: «Плаваю. Мастер спорта…Здесь я на Капри. Закат встречаю. Ничего.
Что в маске?»
И визжат, дуры, от счастья. Он им торс — в шикарном гидраке с эмблемой супермена на груди (очки — «глубинки» на морде), что там вообще увидишь?
Но ег о свите — вполне достаточно. Тем, кто требуют личного свидания, дается суровый отпор… Леха — юниор или прибыл на «ответственные сборы» или (что там мелочиться?) уже вовсю гоняется на «короткой воде» в одном «задрипанном европейском городишке». Тренер с потрохами сожрет, если узнает, на что финалист тратит свое личное время. Поэтому: все сурово, анонимно, режим есть режим.
И что? А ничего. Кушают.
И в нашем бассейне Леха числится БАБНИКОМ. Ни одну «шапочку» не пропустит…И все у него — то «звездочки», то «солнышки» (астроном-подводник!). Сейчас на подходе — некая Манютка (из слабовидящих: шапочка — с красно-синей полосой). Я ее разглядел не сразу: и маленькая и тощенькая в одном пакете. И показал мне ее не сам Шампур, а ребята с группы. Чего Леха — то боится? Она и с виду — не в моем вкусе.
А вот и мои ЗАОЧНИЦЫ.
И обе — Алки. Поэтому я зову их: Алки-Виртуалки.
Я обхожусь без «покорителя водных глубин». И без гидрака на фоне заката. Но по мозгам проехаться могу (благо, коляска тут не нужна!).
Первая Алка (по ее словам) — плод несчастной любви португальского дофина и тайской принцессы. Сейчас ее прячут в деревне под Самарой (во избежание международного конфликта). У этой Алки на аватарке — белый слон (тяготеет, значит, к Азии, к маманьке). На одной из фоток — пятилетняя замарашка с прутиком, гусей пасет. А рядом, на лавочке, дремлет подуставшая бабка (неужто — охрана?).
Сейчас она подросла, эта Алка, готовится к великому будущему: изучает «кучу иностранных языков», поэтому на временно-родном пишет с ошибками. Простим…
Я для нее — Быстроногий Олень из племени Чероки. Племя турнуло меня из резервации, выдав ружье и лошадь. Прячусь в Большом Каньоне. Выстроил вигвам; шью мокасины; играю на банджо — кажется, все? Да, мой отец, известный лекарь, умер от горя. Мать — могучая, как сосна, белая скво — то же порядком настрадалась. Просит забрать ее, потому что я — родной и единственный.
А я все шью мокасины. Вот они тут: на аватарке.
Вторую Алку никто не похищал: у нее — другой пунктик.
По ее словам, она — прирожденная экстремалка.
Вот она — альпинистка (неясная фигура на фоне горы); вот она уже с акулами — и они ее любят. А вот еще — сигает на тросе в гигантскую пропасть (вид со спины), а вот еще в пустыне (одна ладошка со скарабеем).
Еще был необитаемый остров посреди океана (кто ее там снимал, Пятница?); айсберг — она и там по льду гуляла; пока не очутилась дрессировщицей в цирке (пожалуйста: вот он лев — на аватарке).
Я сразу подстроился. Стеснительный «ботаник»: и в дождь и в жару — зонтик! Мечтаю откосить от армии. В море захожу только в шапочке, спасжилете и, на всякий случай, с надувным утенком. Еще я боюсь мышей, пауков и хулиганов. Делаю утреннюю зарядку, но только дома. Хулиганы — они повсюду!. Могут даже с утра догнать (после разврата в ночном клубе).
Вторая Алка сразу «купилась»: «Надо сделать из тебя мужика!..»
(Вообще-то не мешало бы…)
«Это просто», пишет она. «Утром встал — и скажи, что все можешь!».
…Вот тут мы с Лехой ее и подловили.
— Она — дэцэпэшка, — сказал Шампур.
«Может, даже спинальница… — », подумал я. Только безнадежники веруют, что их проблема — в болезни, а всех прочих — в лени.
Кроме двух Алок, у меня еще есть одна ЗАЗНОБА. Но это — не для Шампура.
Айше… Она — в реале.
(И сейчас я на нее смотрю только снизу вверх. Так древние на Луну молились.)
…Прогулка с Лехой, как всегда, вылилась в бестолковое шатание — сначала по Дувановской, ведущей к морю, затем по самой набережной, забитой курортным людом.
В своей гавайской рубахе Леха был неотразим (даром, что в коляске). Его это вовсе никогда не смущало.
Сейчас он мне опять лил в уши знакомую лабуду — насчет своего отца. Этот его отец, как я понял, давно слинял, когда с новеньким сыном стало все «ясно». Да многие отцы такие…Как только засекут, что пацан в футбол гонять не будет, — так сразу и вспоминают: кто — о том, что мир велик, а кто — о конкретной исторической родине. Дома этому дураку втемяшили, что папаша — чистокровный грек; Шампуридиадис …плыть не всплыть! Что дико он переживает, и уехал к богатой родне в Салоники: на заработки. Так что учи, сынок, греческий — и папашка там нахватается.
Что интересно — подарки «оттуда» прибывали регулярно. И письмецо прилагалось: всегда уже раскрытое. Там папашка писал, что скоро будет дома, греки — жуткие бюрократы; андыо, сынок, по нашему — «до свиданья»! Мы с Лехой — одного года и родились в один месяц. Только он — на неделю раньше. Но когда мы выбираемся из дома, Шампур у нас — всегда именинник!.. Как-то раз, случайно, я заловил почтальонку Зину в Уютном переулке; «Вот, — сказал я. — Теть Зина, если честно — вы же друг нашей семьи! Вы и нам посылки доставляете…Неужели, к Шампурам действительно что-то из самой Греции приплывает?».
И усмехнулась она как-то странно.
— Не тебе завидовать, Кузнецов! — Это она намекнула, что — как бы там ни было, у меня родителей полный комплект, а Лехина мать умерла в родзале.
А я — не завидовал. Просто Лехина бабушка всегда предъявляла посылку в раскуроченном виде: «таможня у нас — жуткая!». Ага…
Поскольку и мои предки и его «греческий папаша» были на заработках, мы с Лехой считали себя чуть ли не сводными братьями. Правда, мои все-таки появлялись иногда (занимая мою жилплощадь). А у Лехи в этом смысле дела шли туго: там и праздновать-то негде было…Низенький, перекошенный от старости домишко с самодельным, «народным пандусом» из случайных досок. Зато никто и не суется в его каморку. А самое главное — никаких близких соседей.
Я думаю, что именно от бабушки — улыбчивой спокойной старушки, у моего братухи — всегда прекрасное самочувствие. Иногда мне кажется, что он вообще всем доволен. Странно…Я этого не понимаю.
Вот сейчас напялил на башку колпачок именинника — и катит на радость торговкам, забившимся в тень от солнца. Его тормозят, впихивая «бедному мальчику на праздник» то уже наполовину пробную гроздь винограда, то — выбрав поменьше, початок свежесваренной кукурузы, то вообще пирожок из дома. А он их так благодарит, приложив руку к сердцу, что они все хором изнемогают от внезапной жалости — и еще крестят во след.
А я еду с другой стороны, чуть впереди — это чтоб самому не оказаться жертвой их всеядной скорби!..
Потом мы долго стоим (как две полусамоходные баржи) на приколе у трека, где ребята осваивают ролики. Мы едим нашу дань, попутно разглядывая свежие плакаты. Теперь я понимаю, с каком человеком связался глупый Петька…Все стенды завешаны постерами с его боями в грязи, «сладкими сюрпризами» и загадочными пропендулиями, которые получит «самая обаятельная девушка побережья». Увидел я и рекламу того самого ЛОГО-ХАУЗА, которой не оказалось у расторопного Буцая. Какой-то павильон со множеством дверей, стены — прозрачные: ну прям тебе мебельный магазин на распродаже! И всюду — лозунг: «Вступайте в ЛОГО — ХАУЗ, мы сделаем вашу жизнь краше!»
Вот и вляпался Черноухов. Большой Человек — этот сосед… Даже есть официальный титул: ПОПЕЧИТЕЛЬ ГОРОДСКИХ УДОВОЛЬСТВИЙ. И что перед ним Петька, недоученый монтажник, ну скажите!..
Прежде, чем разъехаться в этот замечательный день («амурную» его часть Леха потом будет выдавать порциями), мы еще вместе подкатим к четырем фонтанам. Сейчас, в разгаре дня, они не полощут воздух струями. Меж бетонными вместилищами воды бродят одуревшие от жары аниматоры в тяжелых поролоновых «прикидах»; здоровущая пятнистая лошадь уже примостилась на лавочку, обмахиваясь хвостом как веером. Перед ней стояла Свинка ПЕПА, отведя — на всякий случай! сигарету от дорогущего костюма. Другой рукой страдалица обнимает башку с пятачком — огромную, как на великана. Подтягивалась в тень пара телепузиков и еще весьма странное создание, совершенно неузнаваемое… (что-то я сам упустил в недавнем детстве.)
Не сговариваясь, спустились с Лехой к морю. Ага, море справа перекрыто забором (все с теми же пропендулиями). И пляж «Бизон», соответственно. В нарушение всех курортных норм, здесь — большая стройка посреди белого дня! Работяги в оранжевых жилетах что-то мастерят, слышен мат (похоже, что без него ничего нигде не строят); на входе, сменив охранника, уже торчит незаменимый Буцай. Видно сквозь дырявый забор, как мечется среди помостов и палаток обезумевший от новых обязанностей дядя Жора, (еще вчера работавший здесь массажистом). Между прочим — друг нашей семьи. Сам — терапевт, но считает себя экстрасенсом. Этим и перебивается учебный год (еще и каждую пятницу таскается к нам на видеосеансы с Африкой). А лето, извините — это дойная корова для всех курортных местечек. Полгорода здесь вертится.
Все «Лехины дни рождения» мы заканчиваем «у Геракла». Возле него всегда курортницы. Эй, я подчеркиваю: КУРОРТНИЦЫ, а не — курортники. Дамы его обожают: лежит этакий мачо, сам бронзовотелый, вальяжный такой (словно хахаль в будуаре). Дамы лезут в очередь: делать селфи. Мужик-то голый!..
Видели бы их мужья, убежавшие поближе к пиву (на вынос не продают!), что здесь вытворяют дамочки…особенно по вечерам.
А — если б еще и слышали!
Даром, что ли, мы здесь с Лехой пасемся? Особенно по вечерам.
Но днем дамы — сдержанны. Днем — нельзя. Днем — дети. Днем — только это:
— Будьте любезны, отойдите влево…И вы, и вы («Да-да, с вашим прекрасным малышом! Спасибо. Я хочу снять Геркулеса на фоне этого белоснежного чуда…»).
Что-то новенькое…Для таких дамочек «белоснежное чудо» — это или облачко или. яхта!
Упираясь в подлокотники, я — как змея, медленно вырастаю над коляской.