Лапки впереди у него были маленькие и беспомощные (что мне сразу понравилось). Так что сверху он выглядел беззащитным. Ну — а с нижними «костылями» реквизитор перестарался: ну не может аниматор ходить с такими ногами, не может! Три шага — и обо что-то да споткнется!
— Привет, артист! — Ответил я бодро. — Как ночевалось в нашем «гробу»? Или ты с утреца проник, агрессор несчастный?
— Внедрился, жалею, здрасте… Здрасте, внедрился, жалею…Жалею, здрасте, внедрился… — Затрещал он быстро, словно отстукивая азбуку Морзе. — И вдруг — выдал:
— Это же ваш Код Встречи, земляне. Наставник Хэм не мог ошибиться: он часто бывает на вашей планете…Давайте попробуем еще раз…Я желаю вашей культурной фауне — пищи и крова под каждым листом!
— Данька! — Не то восхитилась, не то все-таки оскорбилась Машка. — За кого он нас принимает, за мошкару, что ли?
— Нет-нет! — Испуганно вскинулось чучело — и вдруг две шикарные антенны уперлись в потолок: это были «усики кузнечика»… (Такой бы прикид — да на карнавал: не все же Машке изображать цыганку…).
— До «мошкары» — вам …высоко! «Мошкара» — может подняться в воздух, а вы — только на железных птицах.! Без них вы — просто гусеницы…П-простите, я знаю — нежданный гость — хуже саранчи, так, человек?
Теперь он обращался только ко мне. (Понял, кто в доме — хозяин.)
Я благосклонно кивнул.
— А ну — снимай маску, чувак. Нам все понравилось, пора и честь знать!
И вот тут ОНО издало какой-то клекот (должно быть — давилось смехом под своей личиной). И вдруг… один из его роскошных усиков изобразил в воздухе ЗНАК ВОПРОСА.
А потом и вовсе: произнес такое, ЧТО сестрица Марья квалифицировала позже как вселенский терроризм.
— Я бы съел ваших учителей, сударь! (Тут мы с Машкой переглянулись; скорей — заинтересованно, ем возмущенно.) — А потом бы назначил других, более компетентных…пусть даже стажеров!
…И снова его длинный блестящий ус-антенна изогнулся вопросительным знаком.
(Ага, понял: ОНО — вверх совершенства, а я, стало быть, папуас: понимаю только вербальные символы…).
— Но я прибыл сюда с миром! — Воскликнул он пафосно. И я заметил: жвалы его при этом даже не дрогнули, а круглые зенки — выставились, не моргая.
А Машка уже тыкала мне в спину мобильничком: давай, царь Даниил, предпринимай что-нибудь!..
— Ты сам, человек, поместил меня в карцер…Нарушил святое право гостеприимства!
— Куда, куда я тебя поместил?
— швырнул меня в темный чулан!.. — Продолжало обвинять пугало. — Хотя я и отношусь к классу высокоорганизованных членистоногих…
— Псих! — Радостно зашептала сестра в спину. — Полицию, Данька! Нет, стой: «смирительную рубашку» лучше…
Как все девчонки, она не просчитывала шаги. А я помню, как наш опекун недавно сказал — в ответ на ее явную глупость: «Так, ребята, давайте определяться: или — взрослые, или — дети…Дом — или интернат?»
— И поскольку… — Продолжал явный проходимец, — я, как и вы, вхожу в Царство животных, я требую, чтобы ко мне…
ОНО еще и требовало, плыть — не — всплыть!
— Погоди — ты, долговязый! Ты хочешь сказать, что это маленькое насекомое, которое я зашвырнул вчера в…
— Да-да! Спрятал…Залжил на хранение!. Вчера. В свой пищевой запас.
— Куда, куда?..
— В место, где вы храните свою еду.
— Мы храним там еду? — Дернулись мы вместе с Машкой.
— Надо же где-то ее хранить. — Благоразумно ответило чучело. — Там, откуда я прибыл, у меня то же есть тайник с припасами. Я — такой же хищник, как и вы.
— Ты охренел, приятель! Ты — каннибал?
А Машка вдруг зашлась истерическим смехом:
— Данька! Мы съели Филимона…Мы Филимона съели, въехал?..
— На здоровье, — буркнул я. Меня зацепило совсем другое.
— Слушай, таракан! — Спросил я по-простецки. — Ты хочешь сказать, что ты и есть тот самый «прыгун», которого я самолично забросил в шкаф?
— Именно. Сам. Невежливо.
— Ты будешь мне сейчас впаривать, что ты — тот самый глупый кузнечик, что залетел с к нам с ураганом?..
Его верхние короткие лапки возмущенно забегали по грудине.
— Ураган — это совпадение. А у меня — иной транспорт.
Плоская зеленая башка закачалась в знак возмущения (как зрелый подсолнух на ветру). Я не верил ему…И стал судорожно вспоминать, как Леха «базарит» с бомжами:
— Слышь, мужик…Бери ноги в руки — и греби отседа. Дорогу отыщет непьющий, усек? Вали давай…
— Ты мне до сих пор не веришь? — С ужасом переспросил детский альт (ну точь-в-точь, как у меня в прошлом году, когда голос «ломался»…)
— Не верю! — Хотел я воскликнуть. Но тут в моем сознании ожили знакомые ритмичные удары: «Хай-Тоба, Хай-Тоба…». И я — заорал.
— Ты — кто? — Заорал я.
И тут он сложил на груди все свои — лишние сейчас? лапки, а взамен, пугая жестким шорохом. — выросли — и развернулись (как два косых паруса!) два огромных крыла. И усики-антенны заколыхались: каждое — над своим.
— Позвольте представиться! — Шаркнул исполин своей «арматурной» ногой. — Сто тридцать восьмой потомок из рода Длинноусых Кавалеров… — И так тряхнул башкой, что усики тут же «перекатились» над его выпученными зенками, и одно коснулось меня, а другое…
— Не дергайся! — Приказал я Машке. — Это — действительно…кузнечик. Тот самый, вчерашний. Так у них — знакомятся. Через обоняние.
— Чушь какая-то.! — Проворчала сестра. — Мы — в реале, или — где? Может — это голография?
— А где хотя бы две лазерные пушки? Помнишь, как над фонтаном?..
— Все-равно не поверю, — трясла головой сестра. — Не поверю, пока…
— Пока — что, ИМАЖКА?..
— Кто-кто?
— Имажка — полноценная женская особь. Я — имаго, ты — имажка.
— Машка-имажка, — смехотнул я, хотя мне было совсем не до веселья. — Так чего ты хочешь от нашего…э-э, гостя?
— Чтоб он опять стал таким же маленьким, — и она изобразила руками крохотный чуланчик: не больше спичечного коробка.
Этот громила уставился на меня. И я ему подмигнул: «Давай!».
8. Мы не одни в этом мире
Защитник
В дверь забарабанили: упорно и настойчиво…
Машка рванулась на выход: дурочка думала, что посторонние сейчас — уместны. Я еле успел затолкать эту зеленую дылду обратно к Филимону.
Первым влетел в комнату огромный лохматый Тристан. И с ходу, заметьте, принялся облаивать убежище нашего внезапного гостя. Следом вразвалку вошел Черноухов — и то же, представьте, поперся к шкафу. Я только и успел, что показать Машке страшенный кулак (усугубив его зверской рожей).
И Машка врубилась. Что ни говори, а семейные ценности у нас — на первом месте. Вот и сейчас: отодвинув пса, сестрица заняла сторожевую позицию перед шкафом.
— Так! — Изрек Петька, засовывая руки в карманы своих вечных черных джинсов. — Что за крик, граждане жильцы первого этажа? Я думал…
Но он — не только думал. Он медленно и настойчиво подбирался к цели. Туда, где Машка распласталась по всем дверцам сразу: крест — накрест (если кто видел северянок в разгар сезона занимающих место на пляже, — тот сразу поймет!).
Чтобы усилить защиту, я сделал вираж — и подкатил к Машке. Однако я не учел, что и для Петьки я был всего лишь «бедным мальчиком на колесах».
Для начала Черноухов только приказывал: мне, собаке и Машке (всем — сразу!).
— А ну — брысь… Сейчас я с ним разберусь.
Приплыли!..Жилец сверху точно был уверен, что у нас в шкафу (нет, не террорист!), — скорей — Машкин поклонник, с которым вышел конфликт.
Но сестра стояла насмерть, словно приклеенная монтажной пеной.
Однако, он быстренько справился. Машку — на диван; меня — к окну… Потом он погладил собаку, спросив ее — так, что все слышали: «Гнать негодяя?». И пес облизнулся: видно «гонять негодяев» — было его любимой забавой.
Тут же, без паузы, Черноухов резко рванул на себя дверцу — и отскочил в боксерской стойке. И собака ринулась внутрь… Что-то там — загрохотало, захрустело, даже зачавкало (?!). Потом она испуганно взвизгнула, выбилась задом наружу: не то — таща что-то, не то, наоборот, от чего-то освобождаясь…
И тут Машка мы просто всхлипнули от смеха, когда Петька приказал шкафу: «Выходи, Белый, я жду…». Но, вместо соблазнителя, на свет божий из мрачной норы явилась его престарелая ищейка; только на миг! — и обратно втянулась, и опять что-то трещало, сбивалось и уминалось в неведомую композицию.
Шкаф покачнулся (а такого сроду не бывало…). Но главного Петька не просек: как оттуда, одним гигантским скоком, взлетел «маленький зеленый штурмовик», — и спикировал в мою коляску. А следом…
Следом (разъяв от ужаса пасть), вывалилась из чужой страшной будки пожилая учебная собака…А на ней — Филимон! Плохой ездок, Филя почти лежал на мохнатой спине, и его длинные конечности жутко трещали, грозя расстаться с собственным стовом. Но галстук и цилиндр (в котором Филимон встречал Андрэ), сохранились. И радостный оскал — то же.
Пока Тристан мотался, тыкаясь куда попало — Черноухов зачарованно молчал, а Машка уже рыдала от смеха… Всем было весело. Особенно — мне: в голове у меня настойчиво и тревожно звучал знакомый писклявый голос: «Царь Данька, Царь Данька — ты меня слышишь?..Плотоядное псовое похитило твою добычу из охраняемого склада! Могу вмешаться, могу вмешаться…»
Честно, я думал — что после этого случая Петька будет обходить стороной нашу полоумную семейку…Но уже под вечер этого дня Машка нежно щебетала с ним через контрольно-пропускной пункт: подоконник.
А он (снаружи!) старался говорить тихо, чтобы старушкам, навострившим уши, и крохи не доставалось от чужой беседы.
— …Что ты прицепился к Белому? — Светским тоном дразнила Машка. — У него сейчас — другая симпатия: Екатерина Худайбердыевна Миллер! «Дочь трех культур», как утверждает фрау Эмилия. Ты бы видел, какая у них суматоха в доме!..Все носятся, чистят, скоблят… ББГ — не дурак: зачем ему офис в городе открывать? А у Катьки — места, хоть завались! Надеюсь — они и шофера своего заберут: а то сидит в дупле, как белка. Бедный Челюскин… только кругами все бродит и бродит вокруг скамейки.