шего там капитана "Боевика" Андрея Котцова. В год получения судна правление колхоза назначило на него капитаном Дорофея, а Котцова - помощником. В середине лета нынешнего года, когда надо было возводить клуб, не оказалось руководителя строительной бригады. Во всей Унде только Дорофей хорошо знал плотницкое дело и разбирался в чертежах. Ему и поручили возглавить строительную бригаду, а судно доверили Котцову: остаток навигации он водил "Боевик" уже без Дорофея. - Садись, Котцов. У нас к тебе будут вопросы, - Митенев указал на свободный стул, - Почему поиск рыбаков с елой затянулся до утра? - Была очень плохая видимость, - ответил Андрей. - Шторм восемь-девять баллов. Ночь навалилась медведицей... А у нас прожектор слабый, недалеко светит. - Навигационные приборы были в порядке? - поинтересовался молчавший до сих пор директор школы. - Прибор у нас один - компас. Он в порядке. - Скажи по правде: заплутал? Искал, не там, где надо? - допытывался Митенев. - Немудрено и заплутать в такой обстановке... - Председатель был с вами? Он руководил поисками? - Как же! - тотчас ответил Котцов, - Тихон Сафоныч находился в рубке, Панькин с неудовольствием прервал Котцова: - Брось, Андрей, говори правду. Меня ведь укачало, Так трепануло!.. Я в кубрике на койке валялся, И ты, друг сердечный, меня не выгораживай. - Так вы же были в рубке! - настойчиво повторил Котцов. - Ну заглянул ненадолго. А остаток ночи был совсем плох. Стыдно перед командой... - А какое значение имеет - был в рубке Панькин или не был? В конце концов вел "Боевик"-то я. С меня и спрос. И если говорить начистоту, то я больше беспокоился за свое судно, хотя рыбаков тоже искал, - Котцов нервно смял в руке фуражку. - За свое судно? - удивился Митенев. - Ну да. Штормина был крепкий. "Боевик" мог опрокинуться. Вполне свободно оверкиль1 сыграть. Осадка у судна без груза невелика, а палуба высокая и фальшборт тоже... Ну и рубка, да еще сверху поисковый мостик с брезентовым ограждением - все парусит - будь здоров! Я старался против ветра держать. А чтобы бортом к волне стать - упаси бог! - Ну вот, - как бы оправдывая Панькина и Котцова, заметил Дорофей. - На "Боевике" и то опасно было. Выходит, и в том, и в другом случае был риск. Надо кончать это разбирательство. И так все ясно - авария произошла в штормовой обстановке. Митенев глянул на него неодобрительно. - Видимо, неудачный поиск рыбаков, потерпевших бедствие, все же объясняется неумением водить судно в шторм. Он, видите ли, боялся, что "Боевик" опрокинется, и не хотел рисковать в то время, когда два совершенно закоченевших рыбака были на краю гибели! Ну ладно, Панькин морской болезнью страдал, - с кем не бывало, а Котцов был у штурвала, ему и ответ держать. Надо нам записать в решении: "Партийное бюро рекомендует правлению колхоза отстранить Котцова от обязанностей капитана ввиду его слабой судоводительской подготовки и вернуть на судно Киндякова". Ну а бригадира на стройку надо искать другого. - Зачем искать? - вставил Дорофей. - Навигация кончилась. Куда пойдете на "Боевике"? На носу ледостав. - Ну ладно. Тогда какие будут еще предложения? Я считаю, что нам все же надо предупредить Котцова, пусть более внимательно относится к служебным обязанностям. Против этого не возражали. Котцов в сердцах нахлобучил фуражку на голову и вышел. - Переходим ко второму вопросу, - сказал Митенев.
Когда расходились по домам, Дорофей спросил председателя: - Чего молчишь? Расстроился? - Думаю. Наважников-то на Канин надо отправлять! Кого пошлем капитаном? Опять же Котцова? - Пусть ведет судно. Митенев зря на него наседал. Мы с Андреем, бывало, до Югорского Шара ходили, он морем испытан. Было темно, и накрапывал мелкий холодный дождик. Ноги скользили на мокрой тропке. Дорофей тронул председателя за локоть. - Родион чего-то такое говорил на бюро, что я его не очень и понял... - Ему не хотелось, чтобы мне выговор дали, вот и ухватился за коллективную ответственность. Ты тоже пытался меня выгораживать. А зачем?
3
С рейсом на Канин в этом году припозднились. Прежде бригады отправлялись ловить навагу в конце сентября. Задержка вышла из-за болезни рыбмастера, который вот уже пятый год ходил старшим на стан колхоза в устье Чижи и был там, как говорится, и царь и бог на целых три месяца. Путь "Боевику" предстоял нелегкий: осенние туманы, непогоды, ветры, - все это надо было преодолеть, забросить людей, продукты, снасти и до ледостава вернуться домой. Внутренних помещений на судне почти не было, только машинное отделение да носовой кубрик на пять коек. Рыбакам приходилось ехать наверху, спасаясь от дождя и стужи под брезентом. У причала Панькин напутствовал Котцова: - Гляди, чтобы людей не смыло с палубы! - Да ладно, не впервой, - суховато отозвался капитан. - Не беспокойся. Панькин стал прощаться с рыбаками. Чуть подольше других подержал в своей ладони теплую и мягкую руку Феклы Зюзиной. Она стояла возле люка в машинное отделение и с какой-то отрешенной задумчивостью глядела на реку, не замечая людей, толпившихся на палубе, не слыша голосов и предотвальной суеты. На ней был ватный костюм, на голове серый в темную крупную клетку полушалок. Карие глаза затаенно грустны. В уголках рта и на лбу резкие морщинки. Губы, прежде алые, сочные, теперь были бледны, почти бескровны. "Стареет Феня", - подумал Панькин с сожалением. - Фекла Осиповна, - обратился он к ней, - я тебя прошу как члена правления, если случится задержка с отправкой рыбы, дай знать. Фекла сдержанно кивнула. - Счастливо оставаться, Тихон Сафоныч. Панькин выпустил ее руку и добавил: - Пожалеть бы тебя пора, приберечь... Хватит по тоням скитаться. Присмотрю-ка я тебе постоянную работу в селе. Фекла глянула на него вприщур, глаза потеплели, появился в них прежний задорный блеск. - Чего так? Неужто старею? С чего жалость ко мне появилась? - И вдруг сразу потемнела лицом, опустила взгляд. - Да, старею. И пора мне в самом деле спокойную должность на берегу дать. - Дадим, - Панькин глянул на нее снизу вверх, - она была выше председателя почти на голову. - Последний раз едешь на Канин. - Ну-ну, поглядим, - Фекла недоверчиво усмехнулась. Панькин, невысокий, ссутуленный, в набухшем от дождя суконном полупальтеце, осторожно сошел на пристань по скользкому трапу, помахал оттуда рукой. "Боевик" прогудел сипловато и коротко. Отдали швартовы, из люка высунулся Офоня Патокин с маленьким, точно кулачок, невероятно морщинистым лицом. В одной руке - промасленная ветошь, в другой папироса. Помахал ветошью: - Поехали-и-и! Андрей Котцов, ладный, крепкий, в кожаной куртке в обтяжку, высунулся в дверь рубки. - Малый вперед! - Есть, малый вперед! - Офоня исчез, будто провалился в железное нутро судна. Котцов встал у небольшого, окованного красной медью штурвала. "Боевик" отделился от шаткой дощатой пристани и пошел в устье. Двигатель стал работать на средних оборотах, на стук шатунов и поршней корпус отзывался гулким стоном. Фекла прошла в корму, постояла там, провожая взглядом удаляющееся село. Все меньше и приземистей становились сараи-склады, за ними - россыпь избенок на берегу, телефонные столбы, белые наличники окон магазина, антенна на крыше правления, мокрый от дождя темнобурый флаг над сельсоветом. За кормой грязно-желтые лохматые волны пытались догнать судно. Река была по-осеннему холодна и неласкова. И неласковым было небо за сеткой мелкого назойливого дождя. Он непрерывно сыпался из низеньких, быстро бегущих облаков, напоминающих клубы банного пара. Впереди три месяца жизни в тесной избенке с нарами в два ряда, ежедневная изматывающая работа на льду у рюж, морозы и оттепели, сырость и простуда. Там, на канинском берегу, пустынном и голом, - обычная рыбстановская жизнь. Фекла к ней готовилась уже теперь, в пути, настраивая себя на все трудности и тяготы. Она наперед знала свою судьбу: пока здорова и сильна, ей предстоит работать в колхозе, ловить семгу и навагу, чинить и вязать сети, летом косить сено, а как состарится - быть в хозяйстве "на подхвате", пристроиться уборщицей в рыбкоопе или в школе, а то и нянькой у чужих детей в садике. Все просто и ясно. Она не знала, что имел в виду Панькин, обещая ей новую работу, но догадывалась, что она не будет необычной и сложной. Ведь моряков, которые начнут сдавать, всегда списывают на берег... Она постояла, погрустила и вернулась к рыбакам, которые сидели на мешках и ящиках, укрываясь от мороси брезентом. Села на туго набитый мешок с рюжами, натянула на голову край парусины и услышала, как по ней дробно сеется дождь.
4
Тогда, после памятного заседания бюро, Панькин, уйдя домой с выговором, почувствовал в себе неуверенность, и будто в душе у него что-то надломилось. Обижаться на Митенева не приходилось. Во всем Панькин винил только себя. Бывали и раньше подобные положения: риска в поморском деле хватало. Однако все обходилось более или менее благополучно. А тут не обошлось. Для иного тертого жизнью и притерпевшегося ко всему руководителя выговор значил бы не так уж много: дескать, не впервой, пройдет время - снимут. Но Паньтан к наказаниям не привык, и сейчас ему было нелегко. Его всегда хвалили и ставили в пример - и в районе, и в области. Это было в общем справедливо: Панькин руководил хозяйством умело. Благодарностей и почетных грамот у него не счесть, а в сорок пятом его наградили орденом Трудового Красного Знамени. И вот - выговор. Хотя и без занесения в учетную карточку, и на бюро райкома его персональное дело обсуждаться, по-видимому, не будет, все же неприятно, Митенев по долгу службы доложит об этом в райком, а там скажут: "Стареть стал унденский председатель, промашки допускает. Не пора ли ему на покой?" Основания для таких предположений у Панькина были. Еще в прошлом году первый секретарь райкома Шатилов, оставшись после заседания в кабинете наедине с Панькиным, поинтересовался его здоровьем, да будто между прочим уточнил, сколько ему лет. В этом недолгом и вроде бы случайном разговоре было что-то такое, что заставило Тихона Сафоныча и самого подумать о возрасте и выходе на пенсию. В самом деле, годы подошли - удаляйся от дел, лови для себя рыбу сеткой или удочками, а то хоть вяжи носки из овечьей шерсти... Занимайся всем, чем угодно, и доживай век без хлопот и нервотрепки. А кто заменит его? Рыбаки и во сне море видят, во время промыслов их дома на канате не удержишь. А тот, кто остается на берегу, не годится в председательскую упряжку по здоровью. Пришлые люди на Поморье не приживаются. Места тут глухие, дальние, От села до села огромные немеренные расстояния, бездорожье, мхи да болота. Летом тут еще так-ся