Любите только черноглазых, блондинок вам не обмануть, они упрямы невозможно, проводят вас в последний путь.
«ВОТ НАСТАНЕТ осеннее утро, будет дождик слегка моросить. Ты услышишь протяжное пенье, когда будут меня хоронить. Из друзей моих верных наверно уж никто не придёт провожать. Лишь одна ты, моя дорогая, будешь слёзно над гробом рыдать, и в последний ты раз поцелуешь, когда крышкой закроют меня. И уста мои больше не скажут, что прощай, дорогая моя».
Стихи Аркаши: «Прощай, друзья, я умираю, бросаю жизнь в загробный свет, а вам на память оставляю горячий пламенный привет. Курите вы табак покрепче, и водка чтоб была всегда. Любите девушек хороших и будьте счастливы, как я».
ЕВРЕИ КАК БУДТО мстят миру за свои беды, в которые постоянно вляпываются по своей вине. Есть же правило: в своих несчастьях человек виноват прежде всего сам. И в других он видит недостатки, которыми страдает сам, но не признаётся.
ОТ КОГО-ТО СЛЫШАЛ: Странник подавал записку о поминовении, но за каждое имя просили пятьдесят левов. Таких денег у него не было. Не приняли. Он ушёл. Его встретила Божия Матерь. «Вернись и напиши тысячу имён». Он вернулся, написал и за каждое имя уплатил.
ВРАГ РОССИИ: «Какая демократия, кого смешить? Наша великая победа над Россией в том, что мы создали административно-жвачную систему. Её не прошибёт никакой герой, она вызывает возмущение, ею недовольны, но чем заменить? Социализм легко сдался, коммунизм – болтовня. Монархия? Её надо заслужить. Но и тут мы всё пережуём. Чем хороша жвачка, она создаёт видимость насыщения.
Хотим быть не только умными, но и мудрыми и премудрыми. Путь к этому один – путь к Богу. Иметь ум, мечтающий о мудрости, значит иметь разум, подобный пустому облаку, носимому ветром тщеславия.
ЕСЛИ УЧИТЕЛЯ школы воцерковлены, то дело сделано. Вспомним, сколько систем образования диктовал Запад: Песталоцци, ланкастерская, рыцарская, Фребель владел умами, другие. Но что же всех их с лёгкостью побеждал сельский дьячок, научающий прежде всего страху Божию?
ГОВОРИЛА С ВЕЩАМИ и вообще со всем окружающим, как с живым: «Была в огороде, грядка требует: или удобрения дай, или дай отдохнуть, а то не рожу. И яблоня нынче гулят». Всё у неё живое: «Кружка упала, разбилась. Да она сама, никто не ронял. Что ж с ней так поступали – не мыли, вся в жиру, грязная. Решила: стыдно грязнулей жить, лучше помереть. На край да и на пол». «Селёдки поела, да, видно, перелишила, теперь печень сердится». Комару: «Оди-ин, оди-ин! Не ври, не один ты».
В ВАГОНЕ ПОЮТ парни: «Ты моей маме соври, соври, о том, что я в Афгане, ей не говори!»
СТОЛЯР ДЕЛАЕТ полки, стеллажи. Сделает, пошатает, довольный: «Вешаться можно!» Сделает табуретку или стол, ударит кулаком: «Стоит как слон». Притешет планочку, прибьёт, полюбуется, довольный: «Как у Аннушки!»
РУССКИЙ ЛЕС. В 18‑м году Декрет о лесопользовании, а уже в 22‑м о продаже леса на валюту. Страшный 60‑й, Постановление о соединении лесхозов и леспромхозов, то есть о подчинении лесхозов леспромхозам. Вот тут-то и пошла гибель леса окончательная. А в войну негласные распоряжения разрешали рубить лес даже в природоохранной зоне, по берегам рек. Оно легче для сплава и быстрее, но губительнее для земли, для обмельчания рек. Эти времена хорошо помню. Очень отец переживал. Он жалел лес и мог проводить в нём только санитарные рубки, а промышленные тяжко переносил.
60‑е, 70‑е страшны лозунгом Хрущёва. Был ленинский лозунг: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация». А Никита добавил: плюс химизация». И такая пошла отрава на леса и поля, и реки, и на наше здоровье. В небе было больше самолётов химической авиации, чем жаворонков. Так и называлось: химическая авиация. А страшное дело – мелиорация – осушение болот под видом расширения пахотных земель. Мелиораторы, кстати, не подчинялись местным властям. А снос, уничтожение кладбищ, опять же якобы для расширения пашни. И самое убийственное, снос «неперспективных деревень», а потом и вовсе присвоение им клички поселений. Милые русские люди, да как мы, всё это перенесшие, не перенесём пустяков санкций? Плёвое дело – подтянуть пояса.
ЧТО ВЕЧНОСТЬ канула в Лету, что Лета в вечности растворилась, всё слова. Но вот у Державина «седая вечность» – это сказано.
– ОЙ, ПОЯСНИЦУ ТАК КРУТИТ, ой. Доктор говорит: «Пропишу змеиного яду». Я говорю: «Не надо. Домой пойду, там скажу тёще, пусть укусит. Та же змея».
НЕСКОЛЬКО РАЗ бывало чувство, что умру. После Крестного хода, после причастий, после усталостей. Сон, забытьё. Не хочется возвращаться в э т у жизнь. Молитва звучит во мне: «Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое. Воспою и пою во славе моей». Первый раз услышал её в Кильмези в 1998‑м, приехав после долгого перерыва. Служили в здании бывшего народного суда, а до этого тут была школа, ШКРМ, то есть школа рабоче-крестьянской молодёжи, тут я учился в пятом классе. Это? Это 1952 год, ещё Сталин жил. И из армии, был в отпуске, родители уже жили в Фалёнках, но я все равно вырвался в Кильмезь (самолёты летали). И в вузе учился, каждое лето бывал. Потом, потом жили очень трудно, потом много ездил по миру, всяким начальником был, но родина была во мне непрестанно. И слёзы меня на этой службе осенью 98‑го прошибли, такие сладостные. И причастился. И, конечно, всегда молился был похороненным на родине.
– КОМАР, ОН живность, а не зверь. Он лезет только через дверь. Своею мощною рукой окно открой, а дверь закрой. – Да со своим ли ты умом: комар проникнет и окном.
ПУШКИН О ВТОРОМ томе «Истории русского народа» Полевого: «Поймите же и то, что Россия никогда ничего не имела общего с Европой, что история её требует другой мысли, другой формулы».
– ПИСАТЬ МНОГО не надо: жив, здоров, пришлите денег для поддержки штанов, спадают от худобы. И за столом много не говори: встал со стаканом: ну, давай – за тя, за мя, за них!
ПРОТЕСТАНТЫ ВЫБИРАЛИ религию удобную, умом выбирали, а мы обрели спасительную сердцем.
Спасение меж страхом и надеждой. Страшимся, что по грехам своим погибнем, но надеемся на милость Божию.
Мы любим Бога: Он отец, и мы Его боимся: Он – Бог.
Бога боюсь – никого не боюсь, а Бога не боюсь, всего и всех боюсь.
Строгость к себе, внимание к другим.
Хомяков и Чаадаев так спорили, что прибегали лакеи, думали – господа дерутся. А эти лакеи кто? Ходили в церковь, держали посты?
НА ОДНОЙ СКАМЬЕ в Афинах сидели будущие: Василий Великий (Василиус Мегасиус), Григорий Богослов (Григориус Теологиус) и Юлиан Отступник. Все учились на хорошо и отлично. У Ленина – Сталина по Закону Божию сплошь пятёрки.
– СНЫ БЫВАЮТ годовые, полугодовые, недельные. А праздничный сон до обеда. «Ляжешь спать до обеда, увидишь во сне бабку и деда».
Много снов, в которых знакомые, уже умершие, зовут куда-то. С собой. Но мне постоянно некогда.
Хороший, думаю, сон: мама сидит на берегу, а я подхожу и начинаю раздеваться, чтобы окунуться.
С маленьким перерывом в три дня видел во сне и Солоухина и Астафьева. Солоухин был в очень потрёпанном сером пальто. Небрит, прикасались друг ко другу щеками, я ощутил жесткую щетину. Ушёл он вниз по широкой лестнице. О чём говорили, не помню.
Астафьева встретил на какой-то платформе, он с кем-то зашёл в станционный буфет. Потом ищу его. Проводнику: «Сколько ещё поезд будет стоять?» – «Да минут пятнадцать». – «Тут едет писатель?» – «Да». Иду в вагон. Плацкартный. Очень тесно, очень плохо освещено. Так и не увидел больше.
Баба Настя: – «Покойники до году слышат. Муж во сне пришёл, говорит: «Я слышу, вы тут ругаетесь?» А Бориса, сына, видела весёлого. Во сне плясал». – «Ничего не просил?» – «Нет. Весёлый».
СДЕЛАЛ ЗАВАЛИНКУ. Сразу стали её разрывать курицы. Петух подолгу стоял, будто их охраняя. Но видно, что думал о чём-то своём, не о них. Кошка лежала на песочке. И щенок грелся. Так им всем тут нравилось. А я завалинку делал для тепла, чтоб зимой снизу не промерзало.
– НИЧЕГО НЕ ЧИТАЮТ? – Ничего. – Это хорошо. Значит, не читают не только хорошее, но и плохое.
КОНФЕРАНС ПЯТИДЕСЯТЫХ, знаменитые Бен Бенцианов и Борис Брунов: «Дядя Сэм и дядя Смит поспешили, что Иван не лыком шит, позабыли». Далее Иван давал им «по мордАм и по зубам», далее следовала мораль финала: «Дядя Сэм уже совсем, ну и Смит уже смердит».
– ОН ЕЁ ЖАЛЕЛ, с вилочки кормил. Конфетку развернёт и подаст. А она с другим плелась.
У МИНИСТЕРСТВА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ договор с министерством торговли: внушать полезность для здоровья тех продуктов, которые надо продать, так как лучших нет. Неужели же лучше маргарин, чем сливочное масло? А вот, доказывали. Ещё был какой-то маргуселин. Тоже хвалили и его в журнале «Здоровье».
НАЧИТАННЫЙ В БИБЛИИ, гордится: «Мне хватает храма в душе, нам же сказано: «Божий храм – это вы». Так что я сам хожу как храм». Считает, что это очень остроумно.
СОБИРАЛИ В ШКОЛУ. Денег ушло как на полсвадьбы.
НАРОДНОЕ ОТНОШЕНИЕ к официальным или общеизвестным текстам, их переделка: Серп и молот – смерть и голод. Пролетарии всех стран, соединяйтесь, ешьте хлеба по сто грамм, не стесняйтесь. Пролетарии усих крайн, гоп до кучи! В союз нерушимых, голодных и вшивых загнали навеки великую Русь. «О чём задумался, скотина»? – седок приветливо спросил. Рюмашки спрятались, поникли людики. Мы идём, нас ведут, нам не хочется. Мы с тобой два дерева, остальные пни. «Недаром, едрит твою в дышло, напитан ты был коньяком». Я б хотел напиться и куснуть».
Народные выражения (к слову о доносах): Частушка 34‑го: «Эх, огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике». Эту-то все знали, но знали также и эту: «Эх, Семёновна, юбка валяна, убили Кирова, убьют и Сталина». То есть знали заранее. И петь не боялись.
Сочинил и я в августе 91‑го: «Твой милёнок демократ – говорильный аппарат. Ну, а мой хоть не речист, но зато гэкачепист».
ПРОШЛО, СЛАВА БОГУ, долго длившееся и приносившее страдания родным, проклятие профессии – глядеть на жизнь как на материал для писательства. Это ужас – не испытывать чувств, а примерять их к какому-либо рассказу (повести), ужас. Теперь прошло, теперь просто живу. Иногда только, встретив чего-то, услышав, говорю (думаю): «Как жаль, что я не молодой писатель».