ли, которую все время протирала.
Несколько лет назад у одного моего друга возникла идея прожить целый месяц в международном аэропорту, ни разу оттуда не выходя (перелет в другой международный аэропорт не принимался в расчет, поскольку все международные аэропорты одинаковы по определению). Насколько мне известно, свой проект он так и не реализовал, но не очень понятно, что объективно могло ему практически помешать: основная часть физиологической и большая часть социальной жизнедеятельности могут легко осуществляться на территории международного аэропорта; там есть глубокие кресла и не такие уж неудобные банкетки, а часто даже зоны отдыха, где транзитные пассажиры могут прикорнуть; там есть туалеты, душевые, нередко сауны и турецкие бани; там есть парикмахерские и педикюрные салоны, медицинские пункты, массажные и кинезитерапевтические кабинеты, срочные прачечные и обувные мастерские, где с удовольствием починят каблук и изготовят копию ключей; там есть часовщики и оптики, рестораны, бары и кафетерии, магазины кожгалантерейные и косметические, цветочные и книжные, музыкальные и канцелярские, лавки табачные и кондитерские, фотоателье; там есть продуктовые универсамы и кинотеатры, почтовые отделения, секретарские агентства и, разумеется, целая куча банков (ибо в наши дни практически невозможно жить, не имея дела с каким-нибудь банком).
Интерес подобного мероприятия заключался бы прежде всего в экзотичности: перемещение, более кажущееся, чем реальное, привычки и ритмы, мелкие неудобства адаптации. И, конечно же, все это довольно быстро наскучило бы; ведь все было бы слишком легко, а значит, не очень весомо. С этой точки зрения аэропорт не что иное, как своего рода галерея магазинов, некое подобие квартала; за редкими исключениями он предлагает те же услуги, что и гостиница. А значит, о подобном мероприятии не удалось бы сделать никаких практических заключений, ни в смысле его провокационности, ни в смысле возможностей адаптации. В лучшем случае, оно пригодилось бы как тема для репортажа или как отправная идея для которого уже по счету комического сценария.
Спальня — это помещение, в котором есть кровать; столовая — это помещение, в котором есть стол и стулья, а зачастую и буфет; гостиная — это помещение, в котором есть кресла и диван; кухня — это помещение, в котором есть кухонная плита и доступ к водопроводу; ванная — это помещение, в котором есть подводка воды над ванной; когда есть только душ, эту комнату называют душевой; когда есть только раковина, ее называют туалетной; прихожая — это помещение, где как минимум одна из дверей является входной; в качестве дополнения в ней может быть вешалка; детская — это помещение, которое отдают ребенку; чулан — это помещение, которое отводят под швабры и пылесос; комната для прислуги — это помещение, которое сдают студентам.
Из этого легко дополняемого перечисления можно сделать два простых вывода, которые я предлагаю рассматривать в качестве определений.
1. Любая квартира состоит из варьируемого, но определенного количества помещений;
2. Каждое помещение имеет особое назначение.
Пожалуй, трудно, или даже смешно, ставить под сомнение эти очевидности. Квартиры строятся архитекторами, которые в точности представляют себе, какими должны быть прихожая, гостиная (living-room, общая комната для приема гостей), спальня, детская, комната для прислуги, коридорная, кухня и ванная. Однако изначально все помещения более или менее схожи, и не стоит даже пытаться поразить нас всякими модульными жилыми блоками и прочей чушью: это всего лишь какие-то кубы, скажем, прямоугольные параллелепипеды; каждый имеет как минимум одну дверь и, по-прежнему, зачастую одно окно; каждый обогревается, скажем, радиатором, и оснащен электрическими розетками, за редкими исключениями, не больше одной-двух (если я начну говорить о мелочности застройщиков, то никогда не закончу). В общем, комната — это скорее податливое пространство.
Я не знаю, не хочу знать, где начинается и где заканчивается функциональность. Но в любом случае, как мне кажется, в образцовой раскладке сегодняшних квартир функциональность функционирует согласно однозначной, запрограммированной и ежесуточной процедуре[2]: ежедневные действия соответствуют временным отрезкам, а каждый временной отрезок соответствует одному из помещений квартиры. Вот одна из моделей, чья карикатурность почти не замечается:
| 07.00 | Мать встает и идет готовить завтрак | КУХНЯ |
| 07.15 | Ребенок встает и идет умываться | ВАННАЯ |
| 07.30 | Отец встает и идет умываться | ВАННАЯ |
| 07.45 | Отец и ребенок завтракают | КУХНЯ |
| 08.00 | Ребенок надевает пальто и идет в школу | ПРИХОЖАЯ |
| 08.15 | Отец надевает пальто и идет на работу | ПРИХОЖАЯ |
| 08.30 | Мать приводит себя в порядок | ВАННАЯ |
| 08.45 | Мать берет пылесос и делает уборку (она проходит через все помещения квартиры, но перечислять их я не буду) | ЧУЛАН |
| 09.30 | Мать берет хозяйственную сумку, | КУХНЯ |
| надевает пальто и идет на рынок | ПРИХОЖАЯ | |
| 10.30 | Мать возвращается с рынка и снимает пальто | ПРИХОЖАЯ |
| 10.45 | Мать готовит обед | КУХНЯ |
| 12.15 | Отец возвращается с работы и снимает пальто | ПРИХОЖАЯ |
| 12.30 | Отец и мать обедают (ребенок обедает в школьной столовой) | СТОЛОВАЯ |
| 13.15 | Отец надевает пальто и опять уходит на работу | ПРИХОЖАЯ |
| 13.30 | Мать моет посуду | КУХНЯ |
| 14.00 | Мать надевает пальто и идет прогуляться или за покупками перед тем, как забрать ребенка из школы | ПРИХОЖАЯ |
| 16.15 | Мать и ребенок возвращаются и снимают пальто | ПРИХОЖАЯ |
| 16.30 | Ребенок полдничает | КУХНЯ |
| 16.45 | Ребенок идет делать уроки | ДЕТСКАЯ |
| 18.30 | Мать готовит ужин | КУХНЯ |
| 18.45 | Отец возвращается с работы и снимает пальто | ПРИХОЖАЯ |
| 18.50 | Отец идет мыть руки | ВАННАЯ |
| 19.00 | Вся семейка ужинает | СТОЛОВАЯ |
| 20.00 | Ребенок идет чистить зубы | ВАННАЯ |
| 20.15 | Ребенок идет спать | ДЕТСКАЯ |
| 20.30 | Отец и мать идут отдыхать: они смотрят телевизор, или слушают радио, или играют в карты, или же отец читает газету, в то время как мать занимается шитьем, — короче, бездельничают | ГОСТИНАЯ |
В этой модели, не сомневаясь в ее базовой правильности, хотел бы все же подчеркнуть ее фиктивность и одновременно проблематичность (разумеется, никто не живет точно так, однако именно так, а не иначе представляют себе нашу жизнь и предлагают нам жить архитекторы и урбанисты). Итак, в этой модели можно заметить, с одной стороны, что гостиная и спальня не более значимы, чем чулан (в чулан помещают пылесос, в спальню — изможденные тела: это отсылает нас к тем же функциям восстановления и уборки), а с другой стороны, моя модель практически не изменится, если вместо рассмотренных здесь пространств, разделенных перегородками и отведенных под спальню, гостиную, столовую, кухню и т. д., мы спланируем, как сейчас нередко практикуется, якобы единое и псевдомодулируемое пространство (холл, салон и т. д.): тогда у нас была бы не кухня, а кухонная зона, не спальня, а зона отдыха, не столовая, а зона питания.
Легко вообразить квартиру, планировка которой основывалась бы не на принципах, связанных с ежедневной деятельностью, а на функциях отношений: именно так, впрочем, и происходило образцовое распределение «приемных покоев» в особняках XVIII века или в больших буржуазных квартирах эпохи fin-de-siècle: просторный вестибюль, задающий анфиладную последовательность гостиных, особенность которых обусловлена минимальными вариациями вокруг такого понятия, как «прием»: большой салон, малый салон, кабинет мсье, будуар мадам, курительная, библиотека, бильярдная и т. д.
Несколько больше воображения потребуется для того, чтобы представить себе квартиру, планировка которой строилась бы на чувствительных ощущениях: нетрудно представить, какими могли бы быть «вкусовая» или «слуховая» комнаты, но не очень понятно, на что походили бы «зрительная», «нюхательная» или «осязательная»…
Заходя чуть дальше, можно подумать о делении, которое определялось бы не круглосуточными, а недельными ритмами[3]: так, у нас были бы квартиры из семи комнат, соответственно называемых «понедельничная», «вторничная», «средовая», «четверговая», «пятничная», «субботняя», «воскресная». Следует отметить, что два последних помещения уже существуют и активно продвигаются на рынке под названиями «загородный дом» или «дача для уик-эндов». Вообразить помещение, которое сохранялось бы исключительно за понедельником, не намного глупее, чем строить виллы, которые служат всего лишь шестьдесят дней в году. «Понедельничная» могла бы запросто быть прачечной (наши деревенские предки стирали по понедельникам), а «вторничная» — гостиной (наши городские предки охотно принимали гостей по вторникам). Разумеется, это не избавило бы нас от функциональности. А раз так, то уж лучше придумать тематическую планировку, по аналогии с той, что существовала в борделях (после закрытия и вплоть до 1950-х годов в них устраивали студенческие общежития; многие мои друзья жили в бывшем «заведении» на улице де л’Аркад: один жил в «комнате пыток», другой — в «самолете» (кровать в форме кабины, декоративные иллюминаторы и т. п.), третий — в «хижине траппера» (стены, обклеенные декоративными полешками и т. п.); подобные факты заслуживают того, чтобы о них напомнили, в частности, автору статьи «Обитать в необычном» («Общее дело», 1, № 2, 13–16, 1972), а также уважаемому ведущему серии, в которой выходит эта работа). Так, например, «понедельничная» имитирует корабль: мы спим в гамаках, надраиваем паркет, поливая его водой, и едим рыбу; «вторничная», почему бы и нет, чтит одну из великих побед человека над природой — открытие полюса (северного или южного, на выбор) или восхождение на Эверест: в помещении нет отопления, мы спим на толстых шкурах, а питаемся вяленой олениной (по праздникам — говядиной копченой, под конец месяца — консервированной); «средовая» естественно прославляет детей: с недавнего времени в этот день они не ходят в школу; комната может быть эдаким дворцом Дамы Тартинки: стены из пряников, а мебель из пластилина и т. д. и т. п.