ПРОСТО СКАЗКА
— Не садись на пенёк! — донеслось из вечернего сумрака.
Медведь повертел головой, недоумённо пожал плечами и опять занёс толстую задницу над широким тёмным столбиком.
— Я тебе говорю, не садись на пенёк! — истерически пискнул тот же голос.
Медведь чуть наклонил голову, прислушиваясь, потом раздражённо плюнул и сел. Раздался громкий треск, что-то чавкнуло, и медведь испуганно вскочил. Из дыры между корнями протиснулась наружу маленькая мышка, вся покрытая липким зелёным месивом.
— Что, скотина толстомясая, доволен? — заорала она, громко всхлипывая. — Лягушка, подруженька, — начала она причитать, повернувшись к груде деревянных обломков, — зачем мы с тобой дежурствами поменялись?! Уж лучше б меня этот брюхан раздавил!
Медведь тупо глядел на убитую горем мышку.
— Пирожка хочешь? — наконец предложил он.
— Да подавись своим пирожком! — истерично пропищала мышка, незаметно покосившись на золотистую корочку, примятую медвежьими когтями. — Вы только посмотрите на него, звери! За кулебяку из лучших друзей он мне предлагает комок вонючей капусты!
— Ой, ну возьми всю корзину! — заревел медведь, прикрывая уши. — Только не вопи так истошно, я же совсем оглохну!
Он поспешно сбросил с плеча ремень, привязанный к корзине, опустился на все четыре лапы и дал дёру в лес.
Мышка проводила его негодующим взглядом, вздохнула, подцепила с плеча немного зелёной кашицы и облизала лапку.
— Хорошие огурчики, — удовлетворённо отметила она, дожевав. — Кстати, можете вылезать. Пирожки пока не трогать, в запас пойдут.
Из кустов, травы и даже придорожной канавы показались любопытные морды мышкиных соседей. Звери расселись кружком и почтительно вытаращились на предводительницу.
— Где лиса? До сих пор не вернулась? Совсем мышей... э-э... совсем обнаглела, лишний раз ногами поработать ленится, — привычно заворчала мышка. — Ладно, у кого ещё какие идеи, как на хлеб заработать?
Все дружно уставились в землю. Впрочем, командирша на ответ явно не надеялась.
— Надо в деревню сходить, вдруг работа приспеет, — размышляла мышка вслух, лузгая семечки. — Знаю я этих бестолочей деревенских: без меня даже огород убрать не смогут, всё им организуй, ещё и сама лапу приложи, чтобы дело пошло... А ведь потом меня, поди, и не вспомнят, когда байки вечерами травить будут. Кому серая мелочь интересна? Вот медведь — это да, что хочешь с ним делай: хочешь — сказку сложи, хочешь — мяса нажарь, хочешь — вообще шкуру на стену повесь и любуйся... Хотя, может, это и к лучшему, что не замечают?
Из кустов выскользнула лисица, подбежала к мышке и что-то зашептала ей на ухо. Заяц навострил длинные уши, но и они улавливали лишь обрывки разговора:
— ...у пёстрой курицы... ...тяжёлое, жёлтое и блестящее... ...согласны заменить на обычное... ...десять процентов... ...зажралась... ...сама бегай... ...шесть, не больше... ...восемь... ...ладно...
Явно довольная результатом лиса протянула мышке лапу, та согласным жестом припечатала её сверху.
— А теперь вперёд, за рыбой! — скомандовала мышка. — Ворона уже каркает, что мужик удочки собирает. Всё помнишь, не перепутаешь?
Лисица презрительно фыркнула и исчезла в зарослях.
— Эй, а ну-ка, по местам! — зарычала мышка. — Вон дымок над рощей клубится, наверняка Емеля с мельницы едет. Серый, тащи свеколки, да поспелее, чтобы в кровавую кашу размазалась! Будем зайца хоронить. Меньше чем на мешок муки не соглашусь — зима в этом году обещает быть холодной...
ИЗ СЕРИИ О ДРАКОНИЦЕ И ЕЕ ПРИНЦЕССАХ
Повелитель гоблинов прошёлся вдоль хрустальной стены, заложив руки за спину. Сидевшие по ту сторону принцессы боязливо наблюдали за ним. Гоблин остановился, подмигнул пухленькой блондинке и поскрёб стену коготком. Хрусталь скрипнул, на гладкой поверхности появилась царапинка. Гоблин вздрогнул, заморгал и преувеличенно бодрой походкой вернулся к столу.
На морде драконицы явственно читалось осуждение. Гоблин смущённо втянул голову в плечи и поспешил налить себе очередной бокал.
— А ты не допускаешь, что они разумные существа? — попытался он перевести разговор на другую тему.
Хозяйка пещеры бросила на поцарапанный участок стены взгляд с прищуром, вздохнула и ответила:
— Не-а. Сто раз проверяла. Вот смотри.
Она собрала с пола пригоршню драгоценных камней, взяла со стола миску с плюшками, стала на задние лапы, оперлась на стенку и опустила морду внутрь принцессариума. Встревоженные девушки за стеной забегали и засуетились, пытаясь спрятаться под коваными кроватями с одеялами из фосфоресцирующего лишайника, укрыться за каменными пуфиками и другими предметами интерьера (обстановка, любовно подобранная хозяйкой в лучшей лавке для домашних любимцев, составляла её особую гордость). Драконица бережно опустила миску с плюшками на пол в одном углу, а в противоположный начала сыпать камешки, приговаривая: "Цыпа-цыпа-цыпа..."
— Стразики! Стразики! — радостно запищали принцессы и бросились ловить драгоценности. Каминные отблески весело прыгали по жемчугам на их платьях, светлые волосы развевались, словно языки белого пламени.
— Видишь? — кивнула драконица, возвращаясь на место. Грациозно подобрав хвост, она улеглась на любимое пеногранитное ложе и занялась плюшками, деликатно накалывая их по одной на коготок с жаропрочным маникюром. — Они предпочитают голодными сидеть. А ты говоришь — разумные...
— А вон та, чёрненькая? — ткнул пальцем в дальний угол повелитель гоблинов. Драконица обернулась и посмотрела. Худенькая черноволосая принцесска со скромной диадемой на голове грустно доедала выпавшую из миски плюшку.
— Что — та? — пожала плечами драконица. — Если б она была разумной, то подчинила бы себе весь табун. А они нею помыкают как хотят.
— Ну, не знаю. — Гоблин отхлебнул из бокала и задумчиво поглядел на принцесс, пытающихся прикрепить камешки на шёлковые лифы. — А что означает "стразики"?
— Разумеется, ничего не означает, — удивлённо посмотрела на него хозяйка пещеры. — Я думаю, это они так мяукают.
ПОДАРКИ СТАРОЙ ФЕИ
Ещё один?! Да сколько можно! Поубиваю летавиц. Жалостливые нашлись, т-твою душу...
Корзинка на крыльце заходится плачем. Через сплетенные прутья крышки видно, как внутри шевелится что-то розовое и белое. Вот делать мне, старухе, нечего, только о человеческих щенятах заботиться. Дура я всё-таки. Нельзя феям быть добрыми, это нарушение законов природы. Снег тает весной, волки едят зайцев, все феи — равнодушные эгоистки. И вообще я тут проездом. Длительным, но проездом. Тише, свёрток, не надо пищать. Сейчас тебя равнодушная эгоистка куда-нибудь пристроит, не впервой. Только доужинаю, не могу же я натощак колдовать, потом изжога страшная... Не хочешь сока? Смотрит он... Или ты — "она"? Нет, по-моему, всё-таки он. Хм, действительно, ярко выраженный "он". И на мордашку приятный. Но всё равно, насколько проще с котятами: "А вот кому крысолова, к песочку приучен, отдам в хорошие руки..." — и всё, в очередь выстраиваются хорошие руки. А ты явно к песочку не приучен, так ведь? И крыс не ловишь. И лишний твой рот никому не нужен. Сколько тебе — пару месяцев? Или больше? Давай я вот так тебя успокою, поспи немножко, во-от, совсем другое дело. И нечего хныкать, не верю, у тебя сон сейчас светлый и радостный, я его как раз для таких случаев сочиняла. Пришлось.
Куда ж тебя приткнуть-то?
* * *
Скользить по воздушной дорожке всегда приятно, а в моём возрасте просто жизненно необходимо, тем более, когда на руках такой увесистый парень. Ночная улица пуста, но в проулках мелькают серые тени довольно неприятного вида. К счастью, я им не по зубам, да и не видят они меня под пеленой пустоты, а вот случайному прохожему, если что, не поздоровится. Сразу видно: царь в отъезде, стража на службу чихает громким чихом, и городские хищники сразу почуяли слабину.
Все ворота и двери, проплывающие мимо, наглухо заперты. Я, конечно, могу и сквозь стены проходить, но не думаю, что к младенцу, который неведомо как образуется в замкнутой передней, отнесутся должным образом.
Медленно приближается царский терем. Даже не смотрю в его сторону: там точно искать нечего. А вот дальше, сразу за поворотом уже видна крыша с двойным коньком. Если не ошибаюсь, летавицы на прошлой неделе кое-что интересное про сестру доезжачего болтали...
Истошный визг раздался внутри терема, пробившись даже через утеплённые стены. Я выбросила в сторону левую руку, и в могучем бревенчатом заборе образовался проход: часть деревянного ограждения сдвинулась на одно мгновение в былое. Я быстро скользнула во двор, вернула на место брёвна и приникла к узорчатому вырезу в ставне.
Сверху по ступеням сыпались растрёпанные девки и бабы, громко голося и потрясая своими богатствами перед носами ошарашенных стражников. Старший охранник опомнился быстрее других и начал протискиваться вверх по лестнице, безжалостно расталкивая перепуганных женщин, за ним бросились остальные воины. Я завернула воздушную дорожку винтом и поднялась к верхнему окну.
Небольшая комната была вся уставлена горящими свечами. На расстеленной кровати извивалась и хрипло стонала женщина. Сцепив зубы, я сжала в кулаке висящий на шее Ключ, открыла проход в другой мир, ступила на Порог и начала мелкими шажками перемещаться по нему в направлении комнаты. Ступни обожгло болью, но подобные пустяки меня давным-давно не беспокоили: боль обычно неотделима от волшебства, а для некоторых обрядов она вообще служит единственным источником силы. Малыш недовольно зачмокал во сне, зашевелился, но сонные чары превозмочь не сумел.
Пол комнаты был устлан коврами, поэтому, когда я сошла с Порога и разжала руку, толстый ворс заглушил мои шаги. Отсюда было видно, что женщина лежит, широко расставив укрытые простынёй ноги; её большой живот время от времени сводило судорогой. Вроде всё как обычно при родах. Но отчего же тогда сбежали бабы?
На пороге возник старший стражник с бердышом наперевес. Цепкий взгляд пробежался по светёлке, задержался на оконной задвижке и остановился на женщине. Убедившись, что с роженицей не происходит ничего необычного, воин заглянул под кровать, торопливо обошёл комнату, потрогал задвижку на окне и подёргал замки на сундуках. Затем он наскоро оглядел все укромные уголки, в которых мог затаиться неведомый враг, ещё раз пристально всмотрелся в осунувшееся лицо, низко поклонился и вышел, уводя с собой столпившихся в дверях дружинников.