Просто солги — страница 3 из 53


Но он только сильнее сжимает.


А затем резко отпускает. Я думаю — это все, это свобода, но у него другие планы.


Ким подносит мне к лицу свои руки, и я тут же захожусь в кашле. Мне кажется, что еще чуть-чуть — и сработает рвотный рефлекс.


Его руки пахнут виски. Сам же он не пьян, догадываюсь я.


— Зачем ты разбил бутылку? — спрашиваю я, пытаясь остановить кашель.


— Ты предпочитаешь, чтобы я напился?


И мне нечего ему ответить.



В номере всего одна кровать. Я спрашиваю его, где он будет спать, но в ответ слышу только его смех. В какой-то момент начинаю сомневаться в своих выводах по поводу того, что он не был пьян.


Я бурчу что-то про душ и медленно, на ощупь начинаю продвигаться к ванной.


В ней сыро. С трудом обнаруживаю одноразовую зубную щетку и со всей тщательностью принимаюсь начищать свои клыки. Закончив, улыбаюсь своему отражению — отражению, которого не вижу, — и думаю о том, что и вправду хорошо было бы принять душ. Но у ванной не работает задвижка, а я законченная трусиха.


Это так забавно: я готова хоть сию минуту встретиться со своими "дружками" лицом к лицу, но все же не могу позволить себе раздеться только потому, что знаю, что Ким где-то поблизости.


С трудом пересиливаю себя и босиком забираюсь под горячую воду. Кажется, я даже что-то стала напевать.


А затем я вновь слышу его дыхание.


— Боялся, что ты поскользнешься, — смеется он, и мне почти стыдно.



Ким спит где-то в футе от меня. Его тело в дюймах от моего.


Стараюсь об этом не думать.


Он все так же тяжело дышит и даже смешно посапывает во сне. В этот момент мне как никогда прежде хочется узнать, как он выглядит. И почему-то даже его "пшеничные" волосы в моем воображении никак не вяжутся с его голосом.


Где-то в комнате пищит Кимов мобильник, и я не шевелюсь: жду, пока Ким проснется и сам возьмет трубку. Но он не просыпается. Как назло.


Кое-как сползаю с кровати и пытаюсь нащупать телефон в кармане его пиджака, висящего на одном из стульев.


Нажимаю на "принять вызов".


(Не знаю — угадываю — на что нажать).


Я молчу. Мне хочется послушать, что скажет собеседник Кима.


— Мистер Уайт, — учтиво хрипит голос на другом конце, явно обращаясь к Киму. Я не знала его фамилии — он всегда был для меня просто Ким. — Мистер Уайт, вы, конечно же, узнали меня. Я насчет той девушки, Кассандры Слоу. Вы обещали поделиться с нами информацией о ее местонахождении. С нас причитается, ну, вы понимаете…


Мне больше не хочется слушать этот противный старческий голос.


Швыряю телефон об стенку, и мне кажется, что вместе с телефоном там разбивается и моя жизнь. Мне хочется научиться плакать, как нормальные девушки, но у меня не получается, и вместо плача раздаются какие-то приглушенные темнотой всхлипы.


Ким рядом, я слышу. Он молча обнимает меня, хоть как-то пытаясь успокоить. Он противен мне, но вместе с тем я не могу заставить себя оттолкнуть его или сказать какую-нибудь мерзость. Мне хочется верить, что он не выдал бы меня, хочется верить…


Он теплый, и я прижимаюсь к нему все усердней. Я сама не знаю, чего хочу.


Ким что-то шепчет мне на ухо, но я долго не могу вникнуть в смысл его слов.


— Не стоит лезть не в свое дело, Кесси.


Тело сотрясает от нового приступа рыданий, а он просто терпит и ждет, пока я успокоюсь.


Когда мне, наконец, удается прийти в себя, я поднимаю на него заплаканные глаза. В этот момент мне кажется, что я почти его вижу, почти чувствую.


— А не пошел бы ты, Ким… — начинаю я хриплым голосом и обрываюсь.



Мне кажется, что вся моя жизнь — это сон. Один сплошной ночной кошмар.


Но, по сути, каждый видит такие сны. Кому-то они снятся черно-белые, кому-то цветные, — мне же снятся только сны, состоящие из одних звуков и образов.


Мне снится страх, и, просыпаясь холодном поту, я еще не сразу понимаю, что сон, а что — нет. Не сразу понимаю, почему так страшно.


Я слышу его дыхание — не рядом, но все равно где-то в комнате. В душе смешанные чувства, но ужасно хочется ненавидеть его. Но не могу — что-то мешает, что-то ломается.


Сразу же становится холодно, и я натягиваю пахнущее сыростью одеяло по самые уши.


— До Чикаго всего триста миль, — как ни в чем не бывало говорит Ким. И я верю, почти верю, что и вправду ничего не произошло. — Вставай, соня.


Такое чувство, что я заблудилась во времени. Зашла в этот бесконечный лабиринт без входа и выхода и не могу выбраться. Кажется, вот я снова у себя в квартире на четвертом этаже, вот снова я слышу назойливый писк пейджера и понимаю, что Ким собирается прийти. Снова и снова он говорит мне о том, что украли мое досье, снова и снова бессовестно лжет.


Он запихивает мне в ладони что-то мягкое и податливое. Сэндвич, догадываюсь я и тут же принимаюсь жевать. Такое чувство, будто я не ела целую вечность. Рядом со мной опускается еще какой-то предмет, жесткий, холодный. Фляжка.


И Ким садится рядом со мной. Пьет — я слышу, чувствую.


Я гадаю.


— Ким, что вчера было? — набравшись храбрости, спрашиваю я.


— Осень, — пожимает плечами он, и я внезапно понимаю, что он прав.


За окном и вправду осень — я ощущаю это каждой клеточкой своего тела. Пахнет гниющей листвой и вчерашними хот-догами. Еще рядом пахнет Кимом. Как-то по-особенному пахнет.


— Посмотри на это по-другому, Кесси. — Он осторожно толкает меня в спину, наверное, по направлению к машине. — Это просто забавное приключение, необычный сон. Называй, как хочешь. Тебе ведь снятся сны?


— А тебе, Ким? — неожиданно для самой себя переспрашиваю я. — Тебе снятся?


— Мне хватает реальности, — как-то слишком серьезно шепчет он.



Он говорит, что у меня красивые глаза. А я не знаю, не могу узнать. И, наверное, никогда уже не узнаю.


Машина снова наполняется звуками классики. Такое смутное чувство, что это Шопен. И мне хочется танцевать, зажмурить глаза, чтобы не видеть даже темноту, и танцевать. Кружиться вместе с листьями в их осеннем вальсе.


С трудом мне удается найти ремень безопасности. Пристегиваюсь. Потому что Ким едет слишком быстро — чувствую.


Мне уже все равно, куда мы едем. Плевать, что со мной будет через час, через минуту. Мне все равно, потому что единственному человеку, которому я доверяла, оказывается, нельзя доверять.


И все же я почему-то вспоминаю, как тогда, пять лет назад, он спас мне жизнь. Я тогда еще не знала, что Ким — это Ким, что потом он станет моим единственным другом.


Я жалею только о том, что перестала видеть именно тогда, когда его руки впервые подняли мое тело. Я была почти мертвая, напрочь разбитая. А потом я стала еще и слепой.


Когда меня выписали из больницы, я привела Кима в офис. О таких местах людям нельзя знать по определению. Мы, конечно, говорим просто "офис", но подразумеваем под ним нечто другое. И Начальнику, как ни странно, Ким понравился.


А я вскоре ушла. Какой от тебя прок, если ты ничего не видишь?


Я выныриваю из воспоминаний: кто-то дергает меня за плечо.


— Ты думаешь, я и вправду бы так сделал? — спрашивает Ким, и я делаю вид, что не могу понять, о чем он говорит.


— Что сделал? — отвечаю со всей злостью, но опять не выходит. Я отвратительная актриса.


— Думаешь, я выдал бы им тебя?


Я молчу. В этот раз я просто не хочу лгать.

3. "Он говорил, что убьет меня, если я сделаю хотя бы один шаг. Я не поверила. Он выстрелил"

Он говорил мне, чтобы я стояла на месте, не дергалась. Просто не шевелилась.


Он говорил мне, чтобы я не пыталась его обмануть.


Говорил, что убьет меня, если я сделаю хотя бы один шаг. Я не поверила. Он выстрелил.


И его ужасное морщинистое лицо, покрытое омерзительными оспами, было последнее, что я увидела в своей жизни.


Ким тоже говорит, что мне не надо лезть не в свое дело. И я снова не верю.



Теперь я понимаю, почему слепым так тяжело в больших городах. Слишком много шума.


И самое страшное, что я слышу все: слышу, как еще только начавшие свой день клубы сотрясаются от грубой музыки как при сильнейшем землетрясении; слышу каждое слово, произнесенное в пределах моей слышимости; слышу бесконечные клаксоны автомобилей… Единственное, что успокаивает: среди всей этой какофонии я по-прежнему слышу его тяжелое дыхание.


— Ким?.. — окликаю. Но он не отвечает. — Ким?


Снова молчание. Чувствую, что машина начинает тормозить. Мне решительно плевать, куда он завез меня, сейчас это не имеет значение.


— Ким? Чертов ублюдок, ты слышишь меня?!


Я медленно начинаю вскипать. В таких случаях меня бесит в нем все, все — от ковбойских сапог до вечной ухмылки. Со злости ударяю кулаком по приборной панели, но понимаю, что только отбила себе руку.


— Мне нравится, когда ты злишься. — Я слышу его заносчивый шепот прямо над моим ухом. Где-то рядом. Он дышит мне в ухо и снова улыбается — знаю эту его особенность наизусть.


— Ким?.. — уже более мягко спрашиваю я, но слышу только, как хлопнула водительская дверца. А уже через мгновение все мое тело обдает свежим осенним ветерком. Особенным чикагским ветерком.


Он помогает мне выбраться.


Наступив в лужу, я снова чертыхаюсь.


— Ты такая предсказуемая, Кесс, — смеется он.


Уже не "Кесси", а "Кесс". И мне кажется, что Ким слишком много себе позволяет.



— Вы верите в Бога, мисс? — спрашивает голос. Незнакомый. Потусторонний. В смысле, по другую сторону от меня.


Когда-то мне уже задавали подобный вопрос, и я ответила "нет". Ответ был неверный ответ, заведомо ложный. Эта крохотная ошибка почти стоила мне жизни.