На ней черные обтягивающие джинсы и темно-синий пуловер. Шею украшает тонкая цепочка с забавной подвеской в виде песочных часов. Ее длинные каштановые волосы заплетены в низкий хвост и переброшены через одно плечо на грудь.
Ингрид красивая девушка. Красивая, умная и забавная — полный комплект. Мы общаемся достаточно тесно почти два месяца. Буду честным: мы бы не общались, если бы мы с Эйв до сих пор встречались. Они были лучшими подругами, затем крупно поссорились. Я так толком и не понял, почему. Ну, слышал, конечно, потому что об этом все трепались, но как-то не вникал. Мне было все равно если честно. Девчонки постоянно ссорятся из-за всякой чепухи. Типа: «ты купила блузку, которую хотела я, значит, ты не ценишь нашу дружбу». Но позже, когда мы с Ингрид разговорились на вечеринке, Эйв разозлилась так, что примчалась с высокой температурой на ту самую вечеринку. Еще и едва ей не врезала на улице. В школе, конечно, болтали, что она ей все-таки врезала, но никто из них это не подтвердил. Тогда я понял, как Эйв ненавидит Ингрид.
Сейчас мы общаемся безо всяких причин. Нашли общий язык. Она и вправду забавная. Порой мы даже на одной волне, в плане музыки или сериалов. Я на сто процентов уверен, что это прибавляет веса к тонне ненависти, которую испытывает ко мне Эйв. Но какого черта? Она и так меня ненавидит, как и всех вокруг. Так что, какой смысл искать во всем этом смысл?
Точно. Никакого.
— Тогда увидимся на ярмарке? — спрашивает Ингрид.
— Да, увидимся, — отвечаю я и выдавливаю улыбку.
Ингрид прищуривает глаза.
— Да брось. — Она игриво тычет меня маленьким кулаком в плечо. — Ты переживешь это.
Вот почему она мне нравится. Ингрид не придумывает того, чего нет. Я едва ей улыбнулся, и она не обиделась. Другая бы девушка надулась, я уверен. Ведь она же пригласила меня в кино, я должен сиять. Но она сообразила, что меня убивает предстоящая ярмарка в центре.
На улице холодно, а мы должны надеть наши школьные хоккейные и баскетбольные свитеры и продавать в центре города горячие закуски и напитки. Школьный совет решил, что мы должны напомнить городу, как важно болеть за наши команды на предстоящих соревнованиях. Вот только вырученные деньги пойдут именно в фонд баскетбольной команды, так как у хоккеистов есть все, что душе угодно. Это не мои слова. Так заявил Тим Монро, капитан баскетболистов.
Серьезно? Ну ладно, пусть так.
Иронично хмыкнув, я захлопываю свой шкафчик.
— Переживу.
Ингрид издает смешок.
— Только постарайтесь вести себя прилично. Я слышала, о чем трещал Бретт утром.
О, за́говор. Я снова смеюсь.
— Но он прав.
Ингрид закатывает глаза и, оттолкнувшись от шкафчиков, идет по коридору. Я иду следом.
— Вы просто павлины с чересчур завышенной самооценкой, — заявляет она, выгнув одну бровь.
— Пф. ‒ Я издаю непонятный звук и, сделав два широких шага, встаю напротив Ингрид и продолжаю идти вперед спиной. Надеюсь, она меня предупредит, если возникнет опасность, врезаться во что-нибудь или в кого-нибудь. — Ответь честно, пошел бы твой папа на школьную ярмарку, зная, что средства собирают не на хоккейную команду, а на баскетбольную? А твоя мама испекла бы двести кексов, чтобы баскетбольная команда Досон-Крик Хай поехала на школьный чемпионат в Викторию?
Ингрид хмурится и издает обреченный вздох.
— Ха! — победно произношу я. — Признай, у нас есть повод быть самовлюбленными павлинами.
Нашу команду тащат на ярмарку лишь для того, чтобы люди просто пришли. Нет, я люблю баскетбол. Каждый вид спорта хорош по-своему. И ребята у нас отлично играют, но я сужу по фактам. Вот один из них: я не так давно узнал, что в нашей школе есть баскетбольная команда. О чем это говорит?
Ингрид заливается смехом, но через секунду ее лицо становится настороженным. Она открывает рот, чтобы мне что-то сказать, но не успевает. Спиной я врезаюсь в кого-то позади себя и слышу, как учебники валятся на пол.
— Черт.
От звука знакомого голоса я на секунду замираю и прикрываю глаза. Но затем разворачиваюсь и присаживаюсь рядом с Эйвери, чтобы помочь собрать ее учебники и какие-то листы.
— Извини, я не заметил тебя.
Эйв молчит. Я даже не вижу ее лица под занавесом длинных бирюзовых волос и серым капюшоном, низко натянутым на ее голову. Она собирает рассыпанные листы по полу, по некоторым даже уже кто-то нагло прошелся. И никто не удосужился ей помочь. Эти секунды дают мне возможность увидеть ее руки слишком близко. Когда она тянется за очередным листом, рукава толстовки задираются, открывая ее запястья. Проклятье. Они такие тонкие, что даже страшно до них дотронуться.
— Держи. — Я подаю ей учебники, и мы синхронно встаем в полный рост. — Извини… — Закончить я не успеваю, потому что Эйв, бросив взгляд на Ингрид, быстро уходит вдоль коридора.
Это маленькое шоу изрядно подпортило мне настроение. Рядом со мной возникает Ингрид и прикусывает нижнюю губу.
— Не наезжай на баскетболистов, — наигранно произносит она.
Я не могу спрятать улыбку.
— Ладно, обещаю.
Мы болтаем и обмениваемся колкими фразами до конца перемены, а затем расходимся по разным классам.
С самого начала я ожидал от Ингрид едких реплик в сторону Эйв, но не услышал ни одну. И даже сейчас она могла бы что-нибудь сказать, но не сказала. И я ценю это. Хороших людей может быть больше, стоит только дать им возможность это показать.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Эйвери
— Ноэль и Эйвери — необычные близнецы. Пола — моя бывшая жена — называла их «королевскими». То, что у нас будет двойня, приводило нас обоих в дикий восторг. Я знаю все эти различия между близнецами и двойняшками, но мы почему-то всегда позиционировали своих детей, как близнецов. Ведь, боже… они так похожи друг на друга, что порой это вызывало недоумение. И дело было не только в этом. В раннем возрасте Эйв часто болела. В те моменты Ноэль прекращал играть и все время сидел рядом с ней. Позже, когда они пошли в школу, Эйв стала превосходить своего брата в учебе и даже в росте. Но Ноэль находил больше друзей и тянул сестру за собой. Они как бы учились друг у друга — Ноэль перенимал у сестры способность быть где-то мягким и даже нежным, а Эйв училась у брата быть смелой, решительной. Они всегда дополняли друг друга. Даже идея Ноэля праздновать дни рождения в разное время удивительным образом подчеркнула его привязанность к ней. Несмотря на свое желание всегда находиться в центре внимания, он хотел, чтобы замечали именно Эйв, чтобы ее ценили больше.
— Вы думаете, отъезд Ноэля как-то повлиял на их связь?
— Думаю, да. Возможно, им снова стоит находиться рядом.
— Вы хотите, чтобы ваш сын вернулся?
— Я не могу просить его об этом. Он на пути к своей мечте. Кем я буду, если разрушу это?
— Но если Эйвери станет легче?
— Возможно, это ей стоит уехать. Быть ближе к брату, быть рядом с матерью.
— И ей станет лучше?
— Не знаю.
— Послушайте, если бы это было действительно так, то вы давно бы уже это сделали. Поверьте, сейчас не самое лучшее время подвергать ее такой перемене. Это не сработает.
— Но…
— Мистер Хейз, ваша дочь не страдает от разлуки с братом. Скучает? Да, но не страдает. У нее депрессия. И это состояние лишило ее некоторых чувств.
— Но ведь переезд может ей помочь.
— Переезд может внушить ей, что от нее избавляются. Что с ней действительно что-то не так, и она лишь острее ощутит свое одиночество и ненужность. Тогда…
— Что?
— Всё может повториться.
Не желая больше слушать, я отхожу от двери кабинета и возвращаюсь на свое место в приемной. Здесь светло. Яркие красные стены, — чем-то напоминающие мою спальню, — с белыми полосами от самого потолка до пола, удобные кожаные кресла с подушками из мягкой ткани.
Как только я сажусь в одно из кресел, дверь в приемную открывается и вновь появляется приветливая помощница, которая угощала меня печеньем.
— Как ты здесь? Хочешь еще печенья? — с широкой улыбкой интересуется она, бросая быстрые взгляды на дверь своего шефа.
— Нет, спасибо, — бормочу я, подставив руку под голову.
Глупо ее обвинять в том, что она оставила меня одну в приемной на каких-то пару минут. Никто меня не заставлял подслушивать. Теперь я чувствую себя еще паршивей.
Папа хочет, чтобы я пожила с мамой. Думает, что мне станет легче. Но я в порядке. Почему они этого не видят? И когда закончатся эти бесконечные сеансы?
Могу представить, какого́ было папе. Как он себя чувствовал, когда с ним связалась служба по защите детей. Мне действительно стыдно за все, через что прошла моя семья. И до сих пор проходит. Но я уже ничего не могу исправить.
Двери кабинета открываются, и выходит папа с Хелен. Мистер Бордман — психотерапевт, у которого я прохожу терапию вместе с семьей — пожимает папе руку и улыбается мне.
— Увидимся в следующую среду, Эйвери?
Конечно, увидимся. Будто у меня есть выбор.
— Да, — я выдавливаю из себя улыбку, стараясь показать, что он действительно мне помогает.
Но на самом деле я не считаю, что мне нужна помощь. Со мной все в порядке. Сейчас уже все в порядке.
Мы покидаем офис, находящийся на первом этаже небольшого коттеджа за городом. Наверное, здорово работать дома. Между выслушиванием чужих проблем и всякого нытья, можно подняться к себе на кухню, выпить кофе, перекусить или даже посмотреть телевизор. Быть может мне стоит подумать о профессии психотерапевта или психолога? Открою свою частную практику дома и буду зарабатывать на жизнь, выслушивая чужие проблемы.
Несколько месяцев назад я примерно представляла, в какие колледжи буду подавать документы. Сейчас же в голове пусто. Я не знаю, чего хочу для своего будущего.
— Не хочешь повести, Эйв? — спрашивает папа, когда мы подходим к «Крайслеру», припаркованному на подъездной дорожке мистера Бордмана. — Ты давно не водила.
Засунув руки в карманы куртки, я старательно изображаю невинность на лице. Мне не хочется садиться за руль.