Я рада приезду мамы. Вчера она появилась совершенно неожиданно. Это в ее духе: скинуть пару вещей в багажник и отправиться в шестичасовую поездку. Но ее так много… мне хочется просто быть рядом и молчать.
Мы занимаем удивительно все еще свободную кабинку у дальнего окна. Мама, не раздумывая, делает заказ на двоих и потирает ладонями в предвкушении, когда официантка уходит.
— Как прошел твой день?
Она уже спрашивала, а я уже отвечала. Она отличается удивительной и легкой навязчивостью. Пола Ли Стронг — наша мама — она…ее сложно описать. Яркая, шумная и очень эмоциональная. Ее энтузиазм заразителен, энергия бьет ключом. Никто из нас двоих не унаследовал от нее эти качества, как и ее темную копну пышных кудрявых волос, и я иногда об этом очень жалею. Порой она ведет себя как ребенок, но это не мешает ей быть серьезной, как бы парадоксально это ни звучало. Множество ярких фенечков на обоих запястьях, свободная яркая хлопчатая футболка с большим знаком «пацифик». Антиглобалистка по натуре, но оставившая всю свою ярость на этот счет в молодости, слава богу. Еще она с пятнадцати лет не ест мяса, но никогда не запрещала делать этого нам и не внушала свои идеалы. Но благодаря ей я люблю то, что ненавидят практически все, кто не вегетарианец — брокколи.
Она особенная.
— Отлично, — отвечаю я, глядя по сторонам.
Были длинные уроки, затем я засиделась за домашкой, пока мама выписывалась из отеля, и забыла о тренировке Ноя. Мы обещали ему, если кто-то не будет занят, то будут приходить на его тренировку, а не только приводить и забирать. Ему ведь всего четыре. Я чувствую себя паршиво, забыв о тренировке. И еще паршивей было то, что там с ним был Энтони… что он стал свидетелем моего опоздания. Это так глупо, но я до сих пор не могу выкинуть картинку того, как он на меня смотрел.
Я для него в прошлом, и наверняка, он думает и задает себе вопрос, как он мог встречаться со мной?
— Как «Ноэви»? — интересуюсь я, стараясь вытряхнуть ненужные мысли из головы.
Мама округляет глаза и едва не хлопает в ладоши.
— Замечательно. Я наконец-то смогла позволить себе нанять продавца и устроить себе отпуск.
— Здорово.
— У тебя замечательные результаты теста, — продолжает говорить мама, изучая меня.
Я киваю. А как иначе? Чем ее еще мне заниматься, кроме учебы?
У меня всегда были проблемы с внимательностью, но я училась хорошо и даже брала углубленные курсы, и это давалось мне нелегко. Приходилось в буквальном смысле надрывать задницу, чтобы заработать вполне достойный средний балл. Но сейчас это не проблема. Мне не приходится ничего надрывать. Мне плевать на оценки, но они все равно у меня хорошие, а информация легко оседает в голове сейчас, когда она совершенно пуста.
Нам приносят еду, и мы немедленно к ней приступаем. Мама наслаждается печеной фасолью в глиняном горшочке, а я цыпленком под соевым соусом.
— У Ноэля как обычно с этим проблемы, — безмятежно продолжает болтать мама. Я внутренне напрягаюсь. — Но он очень старается. Папа ведь уже поделился новостью? После выпускного Ноэль будет участвовать в драфте WHL[3]. Я им так горжусь.
Я тоже им горжусь, мы все им гордимся. Никто не сомневался, что однажды Ноэль уедет из этого городка не просто, поступив в колледж. У него большое будущее, и то, что он теперь будет играть в одной из трех основных юниорских лиг страны. Это большой шанс для него.
Видя мое напряжение, мама кладет вилку на стол и легким взмахом руки убирает пружинистую прядь волос со лба.
— Детка, он тебя простит. — Ее рука нежно касается моей щеки.
Мои зубы скрипят друг о друга, когда я сильно стискиваю челюсть.
— Нужно еще время и все встанет на свои места, он…
— Тебя ведь папа предупреждал, чтобы ты не давила на меня и не говорила об этом, — слишком резко говорю я.
Мама слегка опешила от моей грубости. Я моментально чувствую вину. Но желание заглушить боль больше, чем чувство вины.
— Прости, — тихо произносит мама, убирая руку.
На ее лице растерянность. Она еще не свыклась с тем, что не может вести себя со мной так, как прежде. Думала, что вся эта непринужденная болтовня поможет мне почувствовать себя прежней, но все это лишь ухудшает и без того мою шаткую эмоциональную нестабильность.
Мне тоже нужно время.
— Прости, — снова повторяет мама, прочистив горло и сделав глоток воды.
Я знаю это выражение лица. Это вина. Она чувствует себя плохой матерью и будь мы в другой ситуации, мама бы обязательно сказала об этом вслух.
— Все в порядке. Это ты меня прости. Я не хотела грубить, — говорю я и тоже откладываю вилку. Есть мне больше не хочется.
Хорошо, что я не вылепила еще что-нибудь. Например, то, как мне надоело, что со мной все еще нянчатся. Через пару дней папа уезжает в очередную командировку, ведь он не может вечно сидеть и не зарабатывать деньги. Поэтому мама здесь. Хелен со мной жутко, я знаю. Мне хочется кричать, что не нужно за мной приглядывать. Я ведь ничего не делаю. Совершенно. И ни о чем не думаю.
Слова не сорвались с языка, так как я все же еще способна сообразить, что мои родители беспокоятся, и мама бы приехала все равно, не зависимо от командировки папы.
Мама выдавливает улыбку на мое никчемное извинение и следующие минут пятнадцать мы обсуждаем только мои уроки и ничего больше. Это единственное о чем я могу говорить.
Открыв глаза, я не сразу соображаю где нахожусь. Вместо красных стен скучно бежевые, вместо привычного махрового одеяла — хлопковое. Часы на книжной полке громко тикают, тишина стоит непривычная.
Вспомнив, что я с мамой в нашем старом доме, я сажусь на диване и протираю глаза. Вчера мы допоздна смотрели фильм «Пляж» и ели бутерброды с нутеллой. Затем видимо, я заснула прямо в гостиной, и мама не стала меня будить.
Шаркая по полу тапочками, я плетусь в ванную и чищу зубы. На кухне делаю глоток какого-то отвара и едва не выплевываю его обратно.
О, боже, мама.
Налив яблочный сок, я осушаю стакан залпом и забрасываю в рот горсть арахиса. Готовить не хочется, но не знаю, как еще убить время. Поэтому готовлю омлет, который все равно никто не съест. Но сделаю вид, что позавтракала.
Обычно по субботам я подолгу валяюсь в постели, но сегодня моя спина немного ноет от неудобного дивана. Мама все еще спит, и это неудивительно, ведь еще нет и девяти.
Я брожу по гостиной и кухне, и воспоминания о детстве невольно проскальзывают в моей короткой памяти. Мы были счастливы.
Нацепив толстовку, я выхожу на задний двор. Утренняя ноябрьская прохлада моментально заставляет меня поежиться. Под толстовкой на мне тонкая майка, а на ногах пижамные штаны. Но, несмотря на холод, я все же сажусь на первую ступеньку высокого крыльца и поднимаю голову к небу. Солнца нет, погода стоит пасмурная.
Не думая ни о чем, я продолжаю так сидеть, задрав голову, пока не слышу громкий стук откуда-то сбоку. Повернув голову на звук, я вижу, как задняя дверь соседского дома громко хлопает. Дворы разделяет небольшое ограждение, но крыльцо достаточно высокое, чтобы я могла разглядеть все, что там происходит.
Я не забыла, кто живет по соседству. Но все же не ожидала ее увидеть.
Ингрид еще раз хлопает дверью и, кутаясь в огромную рубашку, несколько секунд стоит неподвижно. Затем задняя дверь открывается и высовывается голова женщины.
— Не смей хлопать дверьми, ты, мелкая неблагодарная идиотка!
Я невольно вздрагиваю от пронзительного голоса матери Ингрид.
— Перестань, — почти умоляюще произносит Ингрид. — Оставь меня в покое.
Миссис Блайт что-то говорит еще, но я не могу расслышать. Дверь за ней закрывается, и Ингрид плюхается на ступеньку, в точно такую же позу, что и я. Она прячет лицо в ладонях, и ее плечи начинают подрагивать. Она плачет.
Не знаю, что я чувствую сейчас, видя ее такой уязвимой. Мы так долго дружили, что я не раз видела ее ссоры с матерью и после них ее слезы. Они никогда не могли найти общий язык и вечно ссорились. По-моему, ее мама никогда не была к ней справедлива, срываясь на дочери слишком часто. Я помню, что мы еще не дружили с Ингрид, когда моя семья жила в этом доме. Но мы вместе ездили в школу на автобусе. И часто возвращались тоже вместе. Наверняка, можно считать, что наша дружба началась с того времени.
Но затем Ингрид все это перечеркнула. Из-за парня.
Выпрямив спину, Ингрид вытирает слезы ладонями, и ее голова слегка поворачивается в мою сторону. С небольшого расстояния между нами, я могу отчетливо видеть весь спектр ее эмоций. Смесь ужаса, удивления и стыда.
Красными глазами Ингрид продолжает таращиться на меня, а не произнесенные вслух вопросы легко читаются на ее лице.
Возможно, я бы могла сказать что-нибудь. Возможно.
Но не стану этого делать. Мы больше не говорим друг с другом.
Отведя от нее взгляд, я поднимаюсь на ноги и возвращаюсь в дом.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Энтони
Приближение декабря вызывает какую-то непонятную и лишнюю суматоху в школе. На улице становится холоднее, мы готовимся к играм на этом самом холоде, повсюду перешептывания и разговоры обо всем на свете, что кажется интересным. Учитывая то, что я появился здесь во второй половине прошедшего учебного года, то до сих пор считаюсь новичком, но уже вполне «своим». Но новичком.
Так что болтовня о том, что я уже за это время успел «подцепить» вторую девчонку, считается самой обсуждаемой темой.
Мы не говорили об этом с Ингрид. Я читаю в ее глазах вопросы, когда мы сталкиваемся в коридорах, но так и не поговорили. Проблема в том, что я не знаю, о чем говорить.
— Кто-то проболтался, что сегодня дома совершенно один. — Бретт ставит свой поднос с едой и плюхается рядом со мной.
Я посылаю ему хмурый взгляд.
— Это не был намек на вечеринку. Тем более в понедельник.
В ответ Бретт смеется, забрасывая в рот картошку фри.