– Матвей, пойдём. Начинаю рассказ об озере.
– Я тут побуду, – отозвался я и соврал: – Голова кружится, я посижу.
Совралось легко, потому что голова у меня иногда и правда кружилась. Мама говорила, что от того, что быстро расту.
Олег посмотрел на меня с сочувствием, а девочка-привидение вдруг негромко сказала:
– Олег Сергеевич, я тогда с ним останусь, ладно? А вы идите.
Это был лучший выход для всех. Группа удалилась, а я остался один. Ну, то есть почти один. Но Олю можно не считать: она была тихая, медленная и в общем даже могла сойти за деталь пейзажа. Сейчас она стояла вросшим в землю камышиком. И только я так подумал, камышик оживился.
– Сильно голова кружится? – Она приблизилась, наклонилась и тревожно посмотрела мне в глаза. Как будто вычисляя степень головокружения по искрам и звёздочкам. Её глаза были светло-серые, как дорожная пыль.
– Угу.
– Надо голову опустить пониже, – авторитетно заявила она, – так кровь прильёт, и станет легче.
Наверное, она в детстве очень часто играла в больничку. Потому что не стала дожидаться реакции пациента, а взяла меня за щёки ладошками и показала, как надо опустить голову.
– Да ерунда, – сказал я. – Сейчас водичкой умоюсь – и пройдёт.
Всё-таки наглая была эта Оля. Она меня первый день видит-то, а уже руками хватает. Юля и то не хватала меня за щёки, хотя пару раз при ней у меня правда голова кружилась, и я обливался из школьного фонтанчика, чтобы полегчало.
– Не вставай, – тем временем решила Оля. – У меня есть платок, я его намочу и тебе дам, положишь на лоб. Может, ты просто перегрелся.
А может быть. Может, я даже вчера перегрелся. И мне всё, что Юля сказала, показалось. Хотя нет, вчера утром было прохладно, да и днём не то чтобы жара…
Оля достала из кармана шорт платок и пошла по мосткам. Странная. Намочить можно было и с берега. Впрочем, какая мне разница. Я прищурился, глядя туда, где Олег сейчас вдохновенно вещал про озеро. Да, они уже хорошо удалились. И пусть бы ходили подольше.
И тут… Некоторые звуки могут иметь несколько значений. Ну там в квартире что-то треснет, и ты понимаешь – может, лампочка рванула, может, чашку кто уронил, а может, и камешком в стекло запузырили. Сейчас мне даже смотреть не надо было: звук был однозначный. Дурында Оля поскользнулась на мостках и грохнулась в воду. Вместе со своим платочком. Через секунду выяснилось, что она умеет не только тихо и вяло разговаривать, но и орать. Ещё через секунду я понял, что орать она умеет гораздо лучше, чем плавать. И что у неё даже не хватает мозгов вцепиться в мостки. Я вскочил, понёсся по берегу, потом по скользким деревяшкам и прыгнул в воду рядом с Олей.
– Мостки, дура! Цепляйся!!
Хорошо, что это не речка, где в начале июня вода ещё холодная, а уже прогретое озерцо. Хотя всё равно купаться в одежде и кроссовках – не лучшее занятие. Моё присутствие рядом Оле явно помогло, она перестала бестолково барахтаться и взялась наконец за деревяшку.
– Вылазь, я тебя подсажу.
Я вытолкнул её и проверил глубину: чуть выше моей головы, тонуть-то негде.
Когда вынырнул, Оля сидела на мостках и плакала.
– Ты меня напугал!
– Это ты меня напугала, – отбился я.
А вокруг озера в нашу сторону уже бежали ребята.
– Пойдём на берег, чего тут сидеть. – Я взял Олю за руку. Раз она меня трогала, мне тоже можно, тем более сама она, кажется, решила тут рыдать часами. – Совсем плавать не умеешь?
Она помотала головой.
– Плохо, – сказал я.
– Спасибо. – Она всхлипнула.
Я увидел, что левая рука у неё сжата в кулак, и аккуратно разжал её. Там обнаружился злосчастный платочек. Я усмехнулся и положил его на голову, теперь-то головокружение прошло бы, даже если бы вообще было. Оля, глядя на меня, тоже хихикнула:
– Прикольно.
– Прикольно. – Я подумал, что, когда Юля позвонит, мне будет что ей рассказать. И про Олега, и про озеро, и про Олю…
Я машинально потянулся за телефоном в карман и, притронувшись к мокрому пластику корпуса, осознал, что телефон тоже искупался. Я вытащил его и застыл на месте. Он не работал. Это был конец!
Два дурака – пара. Первый дурак – Матвей, стоял весь мокрый, в одной руке держа белый платок, а в другой – мобильный телефон. И на этот телефон, словно на драгоценную икону, он, не отрываясь, смотрел. За Матвеем стояла вторая мокрая дура – Оля, с ужасом глядя ему через плечо.
У меня есть телефон, но я им не пользуюсь, разве что очень нужно. А так лучше с глазу на глаз поговорить. И уж точно это достижение прогресса недостойно такого дикого взгляда на себя, каким смотрел на него Матвей.
– Что случилось? – спросил Олег Сергеевич.
– Я с мостков упала, – сказала Оля, – а он меня спас.
– Н-неизвестный г-герой, – вставил Алмаз.
– Матвей, ты как? – участливо спросил у героя Олег Сергеевич.
Матвей стоял и всё ещё смотрел на свою мобилу. Потом оторвал взгляд и сказал:
– Всё…
– Всё нормально? – уточнил Олег Сергеевич.
Я бы тоже уточнила, потому что нормальным Матвей не выглядел.
– Он сломался, – показал Матвей на телефон. – Как я теперь буду звонить? – Внезапно он повысил голос: – Олег, как я буду звонить??
– Поживёшь несколько дней без телефона, – спокойно сказал Олег Сергеевич. – Тебе это сейчас даже полезно.
– А вы знаете, что мне полезно?! – заорал Матвей так, что Оля от него отшатнулась, как от сильного ветра. – Зачем вы меня сюда приволокли?? Чтобы издеваться?
– Успокойся, – твёрдо сказал Олег Сергеевич. – У меня есть телефон. Нужно будет – позвонишь.
– Она не знает вашего номера! – выразительно сказал Матвей и резко сунул в карман свой телефон. – Она не позвонит!!
– Она не позвонит, – подтвердил Олег Сергеевич.
– Сволочь! – сказал Матвей.
Стало тихо. Нет, ну у нас в параллели, конечно, были отмороженные парни, которые могли обозвать учителя прямо так, в глаза, но Матвей на них был абсолютно не похож. Ну пришибленный, конечно, но вполне на вид воспитанный.
– Слушай, ты! – вдруг прочухалась Ксюха. – Ты чо тут разорался??
Матвей смерил её презрительным взглядом и внезапно сел на траву. Будто у него кончились силы.
– Вот и хорошо, – сказал Олег Сергеевич. – Сейчас вернёмся в лагерь, обсудим всё, решим, что делать.
– Пошёл ты со своим лагерем! – Матвей снова вскочил, бросил платок на землю и побежал. В обход озера в сторону берёзового леса. Бежал, кстати, довольно быстро. Я-то догнала бы даже в шлёпках, но зачем оно мне надо?
Олег Сергеевич посмотрел на нас, потом приказал Оле:
– Иди, переодевайся в сухое. – И осведомился: – Кто ещё плавать не умеет?
– Я, – признался Кирюша, – только немного умею.
– Он т-топориком умеет, – ухмыльнулся Алмаз.
– Значит, на мостки ни ногой. А те, кто умеет, купаться будете только в моём присутствии. Что будем делать дальше? Я думаю так: мальчики возьмут у сторожа флягу и пойдут в деревню за питьевой водой. Девочки, соберите все продукты и подумайте, что будем делать на ужин.
– А вы пойдёте искать этого придурка, – закончил Егор.
– Егор, мне кажется, я видел твою руку, когда выдвигал правило позитивного общения, – устало сказал Олег Сергеевич.
И на самом деле пошёл в ту сторону, куда побежал Матвей.
– Ну а чо, клёвый у Олега сосед. – Егор повернулся ко мне: – Наверное, вчера из дурдома.
– Заткнись, – посоветовала я. – Может, у человека случилось чего.
Мы двинулись в лагерь. У сторожа и правда нашлась огромная фляга на скрипучей тележке. С флягой Егор, Алмаз и Кирюша отбыли в деревню по дороге, указанной тем же сторожем. А мы с Ксюхой принялись оценивать продуктовые запасы. Больше всего полезностей было, естественно, у Кирюши, а Егор вместо нормальной еды приволок какую-то растворимую китайскую гадость.
– А к ненормальному как, сами в рюкзак полезем? – спросила Ксюха. Потому что Матвей, естественно, продукты нам не сдал.
– Я посмотрю, – кивнула Оля, уже переодевшаяся в очередную белую футболку и светлые шорты.
– Не надо, – сказала я, – может, его Олег Сергеевич в город отправит теперь. За нарушение правил.
На самом деле мне почему-то не хотелось, чтобы без человека лезли в его вещи. А насчёт города – я не сомневалась, что никуда эколог Матвея не отправит. Потому что что-то о нём знает, чего не знаем мы.
Никогда нельзя считать, что всё уже окончательно плохо. Потому что в следующую секунду всё может испортиться ещё больше. Ну как, например, с телефоном. Получается, что последний шанс на примирение я тупо утопил. Из-за малахольной, которая не умеет плавать, да, в общем, и ходить тоже, иначе бы не грохнулась.
Я бежал подальше от лагеря, пока не сбилось дыхание. Не так уж нескоро это случилось, потому что лето, жарко, солнце с каждой минутой старалось всё сильнее, да и плаваю я куда лучше, чем бегаю. Однако поле за озером я преодолел. И попал в березняк. В березняке было тихо, только под ногами хрустели сломанные ветрами сучья. Я добрался до какого-то пня и рухнул на него.
Надо было бежать в другую сторону. К трассе. Там сесть на маршрутку и ехать домой. Но я даже в самом взвинченном состоянии понимал, что мокрого насквозь подростка без копейки денег ни один водила в салон не пустит. Значит, мне как минимум надо вернуться в лагерь, переодеться и забрать рюкзак. Но и это было глупо. Потому что Олег наверняка решит, что теперь я на сто процентов нуждаюсь в медицинской помощи, и не замедлит отзвониться маме. А то и приедет следом. В общем, теперь он себя считает ответственным за мою идиотскую жизнь. Что, конечно, неправильно, но ему этого не понять.
Я поднял с земли палку и начал ломать её. Вокруг шелестели ненавистные берёзки.
Выходило, что единственный разумный выход из ситуации был – идти в лагерь, извиняться за «сволочь» и тянуть тут дальше. А я был почти уверен, что не справлюсь. Потому что даже один день никак не кончался, как же мне преодолеть несколько?? Я провёл рукой по щеке и понял, что текут слёзы. Ну да, вчера истратил все силы, чтобы не реветь. На сегодня ресурс исчерпан. Я продолжал уничтожать палку по сантиметру и тихонько плакать. Никто не видит. Можно.