Она опустила ресницы.
– У меня ощущение, что я зря потратила очень много времени.
Он покачал головой.
– Сесили, вы так молоды. Перед вами вся жизнь.
Оркестр заиграл новую мелодию, звуки, казалось, лились сквозь листья магнолии над головой. Низкий, проникновенный голос пел грустную балладу.
– Я люблю эту песню, – тихо сказала Сесили. – В ней о девушке, которая получает лишь то, чего не хочет. О том, что она проклята идти по жизни одна. – Сесили прижала кулачок к груди. – Эта песня затрагивает душу.
У него дрогнуло сердце. Он протянул руку:
– Потанцуем?
Красивые голубые глаза смотрели прямо на него. Она вложила пальцы ему в ладонь, и… вот она в его объятиях. Он понимал, что совершает ошибку.
Но как ей противостоять, как сопротивляться ее трогательной незащищенности?
Они танцевали при лунном свете, молча, двигаясь в унисон, в полном согласии, когда слова ни к чему.
Она придвинулась ближе, и приличное для танца расстояние между ними исчезло. Обольстительные формы ее стройной фигурки, шелк волос, легкое, ласкающее дыхание…
– Сесили… – пробормотал он.
– У меня не получается.
– Что не получается?
– Не замечать то, что происходит у нас с вами.
Он стиснул зубы.
– Ничего не должно происходить.
– Почему?
– Я уже объяснял.
– Вы хотите меня, – произнесла она. – По вашему лицу поняла. А тот поцелуй… я не могу его забыть. И вы тоже.
Она приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться губами до его уха.
– Я не могу ни о чем другом думать, как о том поцелуе. О вас. Я танцевала с Ноксом, а думала о вас.
У него застучало в висках. Он сейчас скажет ей, что больше не будет никаких поцелуев. И тут раздался вкрадчивый голос:
– Так вот где лежит твой интерес. – Из тени вышел Нокс Хендерсон, попыхивая сигарой. – Если бы я знал, что ты скатишься до конюха, я бы не стал тебя добиваться и тем более церемониться.
Алешандру охватила холодная ярость. Он отстранил Сесили и шагнул к Ноксу. Стеклянный блеск в глазах Хендерсона говорил о том, что тот выпил больше, чем пару бокалов.
– По-моему, вам следует взять свои слова обратно, – спокойно произнес он.
– О, мне интересно, – приторно-сладким голосом продолжал Нокс. – Она морочит мне голову, из-за нее я принесся сюда и выясняю, что она путается с кем-то другим. Нельзя меня винить за то, что я хочу проверить, с кем же я конкурирую.
Алешандру приблизился к нему, пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
– Теперь вы проверили. Согласитесь с тем, что вы ее не интересуете, так что можете вернуться обратно.
Хендерсон поднял брови.
– Согласиться с тем, что она хочет трахаться с конюхом? Это уж слишком.
Он продолжал пыхтеть сигарой, когда Алешандру схватил его за воротник рубашки.
– Даю еще одну возможность уйти. И извиниться.
– Да ну? – Нокс ухмыльнулся.
Алешандру не ожидал получить удар в челюсть.
Как он мог не заметить! В бешенстве он занес кулак, чтобы нанести ответный удар справа, как Сесили, сдавленно вскрикнув, втиснулась между ними, и Алешандру едва успел отвести руку, чтобы не задеть ее вместо Хендерсона.
– Прекратите! Оба! Прекратите!
Сжигаемый гневом и яростью, Алешандру почти ее не слышал, и лишь страх на лице Сесили заставил его остановиться.
– Иди в зал, – приказала она Ноксу. – Сейчас же.
Нокс смотрел на нее сверху вниз, губы у него презрительно скривились.
– А знаешь, ты права. Ты ничего не стоишь.
Сесили вернулась вместе с Ноксом. Она опасалась, как бы он не выкинул еще какой-нибудь фортель. Оставив его около общих знакомых, она пошла на кухню, где взяла лед из холодильника, и выскользнула через заднюю дверь.
К жилым помещениям конюхов она шла окольным путем, чтобы ее никто не увидел. Сесили постучала в комнату Коулта. Он открыл дверь почти сразу. Челюсть у него покраснела.
– О господи, Коулт. Мне так жаль.
– Все нормально. Ничего страшного.
– Щека опухла. – Она показала на мешочек со льдом. – Сейчас приложу.
– Я сам. – Он протянул руку.
Она спрятала руку за спину.
– Позвольте мне войти и позвольте сделать это мне. Я чувствую себя виноватой.
Алешандру не сводил с нее твердого взгляда.
– Сесили, дайте мне лед. Вам не надо было ко мне приходить.
Она упрямо сжала губы.
– Впустите меня. Я только хочу убедиться, что с вами все в порядке, и тут же уйду.
Они смотрели друг другу в глаза. Наконец он отступил в сторону.
– Хорошо.
Она вошла и скинула туфли. В комнате была лишь кровать, комод, кресло у окна и крошечный кухонный уголок. Никаких личных вещей Сесили не увидела, словно Коулт подчеркивал, что он здесь временно.
Сесили завернула лед в полотенце.
– Сядьте, – сказала она, указав на кресло.
Он сел. Она устроилась на подлокотнике и приложила полотенце со льдом к его лицу. Он поморщился и мрачно на нее взглянул.
– Лучше бы вы дали мне возможность ответить ему тем же.
– Это стоило бы вам работы. Нокс уж постарался бы.
Они замолчали, и молчание было слишком интимным.
Молчание нарушила Сесили:
– Я сегодня спросила папу о маме. О том споре.
– Что он сказал?
– Не захотел отвечать. Сказал, что это касается лишь его и мамы. И чтобы я не спрашивала его больше.
– Может, и не надо расспрашивать. В браках случаются срывы. Поверьте мне. Это факт.
– У ваших родителей такое бывало?
– У моих родителей был не настоящий брак, – с сарказмом произнес он, – а бессрочное партнер ство… и не надолго.
– Простите.
– Не извиняйтесь. Я уверен, что это даже удачнее, чем большинство американских браков.
Она не сомневалась в его словах. Хотя магия любви все же есть, потому что, несмотря на бурные ссоры, ее родители любили друг друга. Обожали. А вот ей пока не дано узнать такое.
Внутри у нее пустота. Слова Нокса звучали в ушах. Может, это правда? Может, она не способна на любовь, не способна отдать свое сердце? Может, она никогда этого не узнает?
Она держала лед на лице Алешандру и вдыхала его запах… терпкий, мужской, пьянящий.
И вдруг она поняла, что больше не хочет делать над собой усилий, чтобы этого не замечать. Ей необходимо узнать: их с Коултом поцелуй был мимолетным, мыльным пузырем или кое-чего стоил. И что Нокс ошибался.
– Коулт…
– М-м-м?
Сесили видела, как горят черные глаза. И этого ему не скрыть.
– Разрешите мне остаться.
– Нет. – Отказ твердый. Неумолимый.
Она забыла о гордости.
– У меня не получается налаживать личные отношения. Я отстраняю от себя людей, избегаю тесных отношений. Вероятно, это потому, что меня много раз оскорбляли. Вероятно, я просто к этому не способна. Но с вами я чувствую себя по-другому. Нас тянет друг к другу, это идет изнутри. И мне это необходимо. Мне необходимо… быть с вами сегодня ночью.
В его глазах промелькнуло что-то непонятное ей.
– Сесили…
Она не дала ему договорить.
– Я прошу только эту ночь. Я знаю, что вы скоро уедете… и хорошо. Карьера – самое важное для меня сейчас. Но… мы… я хочу знать, какая я.
Глава 4
Сердце у Алешандру подпрыгнуло. Он вполне мог бы положить конец этому безумию, но не согласиться – это… еще один удар в зубы.
Как он сможет сказать «да»? А сказать «нет»?
Разум боролся с наваждением. Провести с ней одну ночь, о которой она просит? Показать ей, доказать, пусть всего одной ночью, что она – не пустое место, что достойна большего, а не этого подонка Нокса Хендерсона? Она хочет получить то, чего заслуживает. Что здесь безумного?
Неужели это заведет его слишком далеко?
– Не получится ли так, что, проснувшись утром, вы пожалеете, что поддались минутному настроению?
Она покачала головой:
– Я знаю, что делаю.
Алешандру считал себя честным человеком. Порядочным. Но он не святой. Особенно когда Сесили начала расстегивать молнию на платье.
Не сводя глаз с Алешандру, она спустила яркое платье с плеч, и оно упало на пол.
У него пересохло во рту. Кружевное, темно-красного цвета белье выделялось на медово-золотистой коже, облегало совершенные формы. Увиденное превзошло все его фантазии.
– Надо запереть дверь, – хрипло произнес он.
Она отбросила ногой платье, пошла к двери, защелкнула замок. И повернулась к нему, нисколько не смущаясь. Он окончательно потерял голову.
Секунда – и она оказалась у него на коленях, лицом к нему. Он взял ее за затылок и пригнул ее голову к своему рту. Горячие поцелуи, которые последовали, разжигали страсть. Не отнимая рук с ее бедер, он получал наслаждение от каждого поцелуя, не походившего ни на что, испытанное им раньше. Эти поцелуи… такие чистые, затрагивавшие душу. Они оба словно открывали друг друга, словно постепенно снимали покровы.
Алешандру провел ладонями по спине, по теплой гладкой коже, наслаждаясь роскошным телом. С ее губ слетел довольный стон. Он улыбнулся:
– Неужели понравились мои мозолистые руки?
– Я их уже представляла…
– Каким образом?
Она смутилась.
– Когда вы делали Бахусу массаж. – И опустила глаза, длинные ресницы коснулись щек. – Я представила, как ваши руки касаются меня.
У него забурлила кровь.
– Вы хотите почувствовать мои руки на себе, querida[5]? Я только рад. Если вы пообещаете, что подчинитесь моим фантазиям.
– Каким?
– Узнаете через несколько минут. – Он подхватил ее на руки и понес к кровати.
– У вас испанское происхождение? – спросила она.
– Да.
Черт! Он не заметил, как вылетело слово querida, одинаковое и на португальском, и на испанском.
Сесили смотрела, как он снимает рубашку, глаза у нее потемнели и сделались совсем синими. Он бросил рубашку на пол и стал расстегивать джинсы.
– Стриптиз вы тоже себе представляли?
– С вами – да, – улыбнулась она.