Юноша крикнул:
— Тифма, давай-ка — поворачивай. А то мимо пролетим!..
Но, естественно, Тифма и собиралась пролететь мимо Каэлдэрона, а выкрики Винда значили для неё не больше, чем чириканье пронёсшихся рядом, перепуганных птах…
Вскоре и Винд сообразил, что Тифма его совсем не слушается, и что улететь он с ней неизвестно как далеко, и не увидит никогда ни родных, ни верную птицу Ашу, ни кораблика Крылова.
Тогда Винд крикнул:
— Ладно, пока железяка!..
Он разжал руки и оттолкнулся от Тифмы.
Тут же Тифма отдалилась, а Винд поплыл в воздухе, примерно в полукилометре над поверхностью Каэлдэрона.
Ему повезло. Ведь, если бы он оказался на высоте трёхсот метров, то уже начало бы действовать притяжение, он полетел бы вниз и разбился бы в лепёшку; но на высоте в пятьсот метров притяжение было незначительным: юноша не падал, но и не улетал, а начал вращаться вокруг Каэлдэрона, словно спутник.
Вращался он не то чтобы быстро, но и не слишком медленно. За полтора часа сделал полный круг. В течении этих полутора часов Винд разглядывал поверхность Каэлдэрона, и думал — как бы спуститься вниз?
Нет — ничего толкового в голову не приходило. Каждая фантазия заканчивалась падением и гибелью. Ведь, если бы он даже сумел спикировать точно в лесное озерцо, то всё равно — при падении с такой высоты, разбился бы насмерть…
И, в конце-концов, уставший от переживаний Винд, задремал.
Если бы Винд не спал, то увидел бы, как при очередном его витке над Каэлдэроном, от маленького, почти неприметного лесного озерца, взмыла некая точка. Постепенно эта точка приближалась, разрасталась, и вот уже превратилась в пятнышко изумрудного цвета. Потом стал виден и парус…
Кораблик Крылов, уже выросший до размеров обычной рыбацкой лодки, подлетел вплотную к Винду и осторожно прикоснулся к нему бортом. Юноша раскрыл глаза, ущипнул себя, и молвил:
— Значит, не снится! Ну и здорово…
Крылов проговорил:
— Конечно, здорово. Если бы я не увидел тебя, то ещё через пять витков ты начал бы падать и разбился…
— И давно ты уже летаешь? — спросил Винд.
— Это мой первый полёт.
— Ну и как ощущения?
— Просто замечательные! Словно бы во второй раз родился. Здесь, в воздушном океане — мой настоящий дом. Ну что полетели?
— Полетели? — переспросил Винд.
— Ну да. Ведь ты же хотел отправиться в путешествие к далёким мирам.
— Действительно, хотел. Но я не думал, что это ты так быстро вырастишь; хотя бы пара месяцев должна была пройти, я бы подготовился… И не могу же я улететь, не предупредив родных; и без Аши.
— Что касается Аши, то я о ней позаботился.
— Вылечил?
— Ну, ещё не совсем. Ведь удар, который она получила от рогоносого, был очень сильным. Златокрылая едва не погибла, но сейчас — она почти в норме…
Тут в палубе Крылова раскрылась дверца, и Винд увидел, что в трюме лежит, занимая почти весь его объём, птица Аша. Глаза её были закрыты — Аша мирно спала.
Как только Винд прикоснулся к палубе Крылова, появилось притяжение; и юноша разместился на этой поверхности столь же надёжно, как, если бы стоял на поверхности какого-нибудь мира.
Винд спросил:
— Ты сможешь спуститься к нашему каэлдэронскому поселению? Ты ведь подождёшь меня недолго, а?.. Я договорюсь с родными, прихвачу кое-какую еду…
— Хорошо. Я подожду тебя, Винд…
Крылов спустился, укрывшись за в кустарнике, на окраине поселения, ну а Винд поспешил к себе домой.
И, естественно, дома его ждали, волновались за него. Только он переступил порог, как к нему бросилась мать, схватила его за руки, и, пристально вглядываясь, запричитала:
— Где же тебя носило? Что же одежда такая измятая, да на лице твоём ссадины?..
Винд волновался, стремился поскорее попасть домой и утешить родных, но не придумал, как объяснить столь явные следы пережитых опасных приключений…
Он пробормотал:
— Я в лесу… в озере купался… об корягу ударился… Потом ночью заблудился, в овраг свалился…
— Что-то это на тебя не похоже, — молвил отец. — Ты ж лес, лучше чем наш город знаешь…
— Ну да. А в этот раз зашёл в те места, где раньше не был. Но теперь всё нормально. Не волнуйтесь…
— Сначала вымойся, а потом к столу — обед тебя дожидается, — молвила мать.
Винд не стал возражать. Он прошёл в пристроенную к их дому баньку; там нагрел воду, тщательно вымылся, оделся в чистую одежду и, посвежевший, румяный, уселся за стол. На еду набросился с огромным аппетитом…
Уже к концу трапезы, когда Винд пил квас, отец спросил:
— Как прошёл сбор? Что-то я не видел твой рюкзак…
Вновь Винд смутился. Ведь рюкзак с собранными целебными травами и кореньями он обронил ещё на Аратроэле, среди руин, и не подумал, как это объяснить.
Пришлось неубедительно врать, что случайно оставил рюкзак в лесу, а потом не мог найти. Видно было, что родители расстроились — но они не стали дальше развивать эту тему.
А ведь самое неприятная часть беседы ждала их впереди. Винд собирался объявить, что уходит в леса на две недели… Вот прошёл ужин, а юноша всё не решался сказать об этом.
…Вечером Винд прошёл на окраину города. В условленном месте, надёжно укрытый высоким, густым кустарником его ждал Крылов. Кораблик воскликнул:
— Ну, наконец-то! Не думал, что так долго придётся тебя ждать! Ожидание оказалось очень мучительным! Но теперь то, наконец, мы полетим…
— Нет, подожди, — молвил Винд. — Ты извини, но я не смог своим родителям сказать. Они и так расстроены… Можешь подождать до следующего дня?
— Нет, не могу!
— Но как же?! — Винд даже побледнел от волнения.
Ведь, если Крылов улетит, так и останется Винд до самой смерти на Каэлдэроне, и никаких далёких, загадочных миров; никаких приключений!..
Винд пробормотал:
— Но ведь я не могу, так сразу… Сначала, я должен дождаться подходящего момента.
Крылов произнёс:
— Да не волнуйся ты так. Ведь я не на совсем улетаю. Я только поднимусь вверх, к солнечному свету; а то видишь — здесь уже сгущаются сумерки, скоро — ночь… Ну а завтра утром я вернусь, и буду ждать тебя.
— Хорошо, друг! Я обязательно объяснюсь с родителями, и приду сюда…
На следующее утро, плотно позавтракав, Винд объявил отцу и матери, что он собирается в двухнедельных поход. Говорил, что будет искать особо редкие коренья и травы…
Против его ожиданий, родители приняли эту новость почти спокойно. Мать, конечно, всплакнула, но возражать не стала. А отец даже сказал:
— Правильно, сынок. Привыкай к самостоятельной жизни…
Собрав в котомку кое-какую еду, Винд вышел из дому. Возле калитки остановился, обернулся; обнял и расцеловал родных, которые провожали его…
Винд надеялся, что через пару недель, налетавшись на Крылове, насмотревшись на дивные, далёкие миры, он вернётся домой. Но юноша ошибался…
II
Когда-то мир Хэймегон был полностью каменным миром; представлялся затвердевшим белым облаком. Казалось, уже ничто не может изменить облик этого облака, но вот прилетели с другого мира люди и начали кропотливо, год за годом изменять: долбить камень, придавать ему то изящные, то грозные формы…
Сотни архитекторов соревновались меж собой, кто во что горазд, а их волю исполняли и рабочие, и рабы…
Ведь Хэймэйгон был центром грозной, сильной империи — и он должен был стать не просто дворцом, он должен был стать грандиознейшим из всех известных в Многомирье сооружением. Настолько величественным, настолько поражающим воображение, что любые послы из отдалённых областей, при приближении к нему, уже должны были понять, что всякие переговоры бесполезны, что они, если ещё не подчинились империи, то должны это сделать немедленно, иначе будут раздавлены, словно насекомые под стопой великана…
Великий дворец занял всю поверхность сорокакилометрового мира Хэймэйгон; а также — уходил на сотни метров в его глубь…
Мир-дворец вполне оправдывал возложенные на него многочисленные функции. А если и находились такие смельчаки, которые при виде его всё ещё думали бороться с империей, то жизнь их угасала — здесь же, на Хэймегоне, под его праздничным фасадом, в мрачных подземельях…
Читатель помнит, что Винд, будучи на мире Аратроэль, случайно способствовал починке железной Тифмы; и она, вспомнив своё предназначение, полетела в битву, сражаться за империю…
Но Тифма должна была сражаться не за ту империю центром которой был Хэймэйгон. Империя, создавшая Тифму, исчезла, даже не ни разу столкнувшись с Хэймегоном, так как находилась слишком далеко.
Судьба Хэймэйгона была почти такой же, как история империи Тифмы — почти такой же, как и судьба многих и многих других империй в бескрайнем Многомирье. Постепенно, под натиском других, молодых, энергичных государств и от внутренних распрей, Хэймэйгон хирел, терял некогда принадлежавшие ему миры.
Когда-то, давным-давно в великом дворце жили сотни тысяч хэймегонцев. Потом на мир-дворец напали; была великая резня и разграбление; варвары увезли на своих летучих кораблях и на драконах всё, что могли; а из тайных убежищ вышли уже не сотни тысяч, а всего лишь тысячи хэймегонцев.
Они уже не помышляли о власти над тысячами миров, а думали только о том, как бы на них кто-нибудь не напал. Но на них нападали вновь и вновь; так как во дворце скопилось превеликое множество сокровищ. Хэймегонцы не сопротивлялись, а прятались; некоторых из них находили и увозили в рабство, а оставшиеся всё больше хирели, всё меньше напоминали прежних грозных и гордых воителей…
Пролетали месяцы и годы, а годы складывались в столетия…
Те хэймегонцы, которых не нашли, сами покинули мир-дворец, переселились на другие миры, стали, кто фермером, кто воином-наёмником, кто учёным, кто… в общем, они освоились во всех возможных профессиях.
Отличительной чертой хэймегонцев являлись их зелёные волосы; но если учесть, сколько разных существ живёт в Многомирье, то на эти зелёные волосы почти никто не обращал внимания.