— А ты на рыбалке, а не на заседании ученого совета университета.
— Я там лекций не читаю, а проблемы обсуждаю. Считай, что просвещаю тебя по другой линии — как член общества «Знание». Так что можешь написать отзыв о прослушанном.
— Тем более, после лекции положено отвечать на вопросы. Так что же теперь «медвежатники» делают?
— В основном воспоминания пишут: «Тайны забытой профессии». Ты бы еще о бандитизме вспомнил и об организованной преступности. С этим тоже давно покончено.
— Знаю, видел по телевизору, как Высоцкий с ними расправился.
— Ну, это лишь один эпизод, доведенный авторами до обобщения. Впрочем, тенденция там схвачена верно: с бандитизмом после войны пришлось повоевать основательно.
— А теперь?
— Что теперь?
— Почтовый поезд, как было в Англии, у нас ограбить не могут? Там взяли, если не ошибаюсь, на семь миллионов фунтов стерлингов.
— Да пока не было такого.
— Нет, ты скажи, могут или не могут?
— Даже если допустить такую возможность, то все равно не будет означать, что у нас появилась организация преступников. Организация — понимаешь? Именно с организованной преступностью не могут справиться во многих странах. Там есть целые корпорации, для которых никакие законы не писаны. Возьми контрабандистов, валютчиков, морских пиратов, которых день ото дня становится все больше. Справиться с ними весьма непросто.
— Съездил бы, поделился опытом.
— А мы делимся. И сами ездим, и к нам приезжают из-за границы. И знаешь, что их больше всего интересует? Служба общего надзора. Такой на Западе нет и быть не может. Там только профсоюзы разговаривают с администрацией. Прокуроры в это дело не встревают. А попробуй у нас уволить человека без особых оснований — тут же в прокуратуру пойдет. И правильно сделает.
— У нас один начальник любит приговаривать: «Иди, иди, и никакой профсоюз тебе не поможет».
— Шутить вот может, а уволить не выйдет.
— Да он и не увольняет, это у него присказка такая.
На берегу залился колокольчик. Рыбаки вскочили и побежали к воде. Кравцов включил фонарик и осветил сигнализацию — короткие донные удочки с крепкими лесками и звонками. Колокольчик на одной из донок продолжал позвякивать.
— Посвети, — он передал фонарик Глебу, а сам начал выбирать леску.
Наживку — пескарика — схватил большой, примерно на полкилограмма окунь. Темно-зеленый, с широкими поперечными полосами, яркими красными плавниками и таким же хвостом, он был очень красив.
— Хорош! — сказал Глеб. — Даже жалко, что попался.
— Нет, это он хорошо сделал. Еще бы с десяток таких. — Кравцов снял рыбину с крючка и прикинул вес на руке. — Уха из окуней — большой деликатес. А если еще и ершиков добавить… Эх!
Они вернулись к костру. Огонь почти уснул. Воздух набирал свежесть и влагу.
Николай ЛучининСТРАЖ ЗАКОНА
— Когда же мы увидимся?
Стоя на подножке вагона, Лавров глядел в печальные и ласковые глаза жены. Еще одна разлука! Сколько их уже было и сколько еще будет, а вот привыкнуть невозможно.
Протяжно и глухо прозвенел второй звонок.
— Скоро, Верочка, скоро, — сказал Лавров. — Похлопочу, чтобы не тянули с жильем. Постараюсь, в общем, ты же сама понимаешь…
— Уж ты похлопочешь! — проговорила, грустно улыбаясь, Вера Андреевна, прекрасно понимавшая, что в чем, в чем, а уж в бытовых-то делах муж ее — человек беспомощный, от него не жди проку.
— Проходите в вагон, гражданин, — раздался за спиной Лаврова строгий бас проводника. — Отправляемся. Надо все-таки соблюдать…
Лаврову хотелось еще раз обнять жену, но он успел лишь наспех поцеловать ее: вагон резко дернулся, Вера Андреевна легко побежала вдоль платформы, не отводя взгляда от окошка тамбура. Лавров махал ей рукой.
Кончилась платформа. Вера Андреевна повернулась и быстро зашагала к выходу. Она спешила, беспокоясь, что сын вернется из школы и не попадет в квартиру.
По небу неслись густые облака. Порывистый январский ветер бросал в лицо холодные капли дождя.
Юрий Никифорович долго не заходил в свое купе. Он стоял в тамбуре, ожидая, пока проводник раздаст постели, а пассажиры устроятся на своих местах, разместив чемоданы и узлы. Свой большой, видавший виды чемодан Лавров легко закинул на багажную полку, едва войдя в вагон, и сейчас ему не о чем было заботиться. Началась дорожная жизнь — та, которую всегда с нетерпением ожидаешь и которая уже через несколько часов начинает утомлять своей бездеятельностью, а к концу первого дня окончательно надоедает.
— Пройдите в вагон, гражданин, — услышал Юрий Никифорович уже знакомый бас проводника. — Подмести надо. Ишь грязь-то понатаскали…
Лавров вошел в свое купе, поздоровался со спутниками, повесил на крюк объемистый портфель и, усевшись у окна, задумался.
Что ожидало его на новом месте?
Нельзя сказать, чтобы Юрий Никифорович был встревожен предстоящими переменами в жизни, — нет, он слишком привык к ним. Он умел находить с людьми общий язык — язык немногословный, деловой, свидетельствующий о Лаврове, как о человеке вдумчивом, проницательном и сдержанном. Эту сдержанность, умение владеть собой иные принимали за равнодушие, бесстрастность, но это только поначалу, пока не убеждались в том, что за тихим, ровным голосом Лаврова, за лаконизмом его фраз и внешней невозмутимостью кроются чуткость к людям, озабоченность их невзгодами, искреннее желание помочь.
В вагоне было тихо. Соседи по купе улеглись. Улегся и Юрий Никифорович.
Дома ему казалось, что вот войдет в вагон, ляжет и проспит все время пути — напряжение последних дней давало себя знать. Но спать он не мог. Вглядываясь в причудливый узор светло-серого линкруста на вагонной переборке, Лавров вспоминал все, что говорили ему товарищи о городе, в который он ехал. Областной прокурор и начальники отделов не раз бывали в этом городе и хорошо его знали. Все считали, что объем работы на новом месте будет шире, чем в районной прокуратуре.
— И не думайте, что с вашим приездом все уладится, как по мановению волшебной палочки, — предупреждал областной прокурор Иван Дмитриевич Щадилов, хотя Лавров вовсе этого и не думал, — не настраивайте себя так. Работы там — непочатый край, сумейте прежде всего отделить главное от второстепенного. У нас еще есть, к сожалению, прокуроры, не видящие главного за житейскими мелочами. И еще одно прошу вас твердо усвоить, Юрий Никифорович: главное теперь не только в борьбе с преступностью, но в предупреждении преступлений. Наша святая обязанность — разъяснять советские законы. Как это делать? — спросил Иван Дмитриевич и сам же ответил: — Надо чаще бывать у рабочих на заводах, на стройках, пристальнее всматриваться в жизнь и, расследуя преступление, проверять, как, почему оно возникло и как можно было его избежать. Ясно? Впрочем, америк я вам и не собирался открывать. Так — напутствие, — улыбнулся Щади-лов. — А теперь — прощайте…
Он крепко пожал Лаврову руку и, провожая его до дверей кабинета, добавил:
— Не забывайте… Звоните, пишите. А я недельки через три-четыре наведаюсь к вам.
Лаврову приятно было вспоминать этот разговор со Щадиловым. Хоть америк тот ему и впрямь не открыл, но не в этом дело. Сам тон беседы был таким дружеским, а пожелания такими искренними, что, казалось, все будет хорошо и непривычное станет привычным, а незнакомые люди непременно окажутся — пускай не сразу! — хорошими, верными товарищами и помощниками.
…Юрий Никифорович проснулся от громкого и назойливого жужжания. Не сразу поняв, в чем дело, он отворил дверь и увидел, что неугомонный проводник, путаясь в черном шнуре, тащит по коридору тяжелый пылесос.
Значит, скоро город…
Гостиница находилась вблизи вокзала. Дежурный администратор дремал, сидя в глубоком кресле. Лавров подошел к окошечку, предъявил паспорт.
— Вам должны были позвонить относительно номера, — сказал он.
— Да, номер для вас заказан. Вы надолго к нам?
Лавров и сам этого не знал. Все зависит от того, когда ему дадут квартиру.
— В город надолго, а сколько проживу в гостинице — пока не знаю. Если можно, устройте меня в отдельном номере, — попросил Лавров.
Возвратив заполненную анкетку, он получил пропуск и поднялся на третий этаж. Дежурная, полная женщина с заспанным лицом, мельком взглянув на листочек, сказала:
— Пройдите. — И повела Лаврова по коридору. Открыв дверь комнаты, она включила свет: — Отдыхайте.
Комната, небольшая, но уютно обставленная, Лаврову понравилась. В ней имелось все необходимое.
Юрий Никифорович решил, что завтра с утра он прежде всего зайдет к секретарю горкома партии: кто-кто, а уж он-то сумеет рассказать о городе самое главное, дать почувствовать его атмосферу…
Позавтракав в ресторане, Лавров возвратился в свой номер. Шел десятый час. Взяв телефонную трубку, Юрий Никифорович попросил соединить его с первым секретарем горкома партии.
— Товарищ Давыдов? Здравствуйте. Говорит Лавров. Вам сообщили о моем назначении? Я хотел бы с вами встретиться.
— Пожалуйста, заходите, товарищ Лавров, — ответил секретарь горкома. У меня сейчас два товарища с завода. Думаю, через полчаса освобожусь.
…В приемной Давыдова посетителей не было. За столом сидела худенькая белокурая девушка, технический секретарь. Стоявший у нее на столе телефон то и дело звонил.
Лавров осмотрелся. Приемная небольшая, на одной двери табличка с надписью «С. С. Давыдов», на другой — «Я. П. Дымов».
«Вероятно, второй секретарь», — подумал Лавров и развернул предложенную ему газету.
Вскоре открылась дверь кабинета первого секретаря, оттуда вышли два человека.
— Пожалуйста, заходите, — сказала девушка.
На вид секретарю горкома можно было дать лет сорок пять. Это был мужчина среднего возраста, с аккуратно причесанными, уже седеющими волосами, в темном строгом костюме. Лаврова он встретил приветливой улыбкой.
— Прошу садиться… — и протянул руку. — Мы недавно разговаривали с Щадиловым, он мне сказал, что к нам должен приехать новый товарищ. Да и в обкоме у нас был разговор на эту тему. Вам раньше приходилось бывать в нашем городе? — спросил секретарь, усаживаясь в кресле напротив Лаврова.