— В связи с чем брат написал вам это письмо?
— Да был у нас с ним разговор. — Велемиров достал новую папиросу, закурил. — Поговорили по душам насчет того, как его Мара нас всех знать не хочет…
— Ну, а Валентина Сергеевна? Что говорила снохе?
— Не представляю, как она вообще терпит Мару.
— Валентина Сергеевна была против их брака?
— Да.
— И до сих пор?
— А что можно поделать? — вопросом на вопрос ответил Павел. — Читали, сами! — ткнул он пальцем в письмо.
— И все-таки, — настаивал следователь, — ваша мать высказывалась враждебно по отношению к Маргарите?
— Бывает, мать не сдержится и…
— Понятно. А отец?
— Бате ни до чего нет дела. Ни во что не вмешивается.
— Со снохой ругается?
— Я же говорю: он будто посторонний в доме.
— Ладно. — Кашелев свернул письмо вчетверо. — С вашего разрешения, Павел Николаевич, я возьму это письмо.
— Если нужно, берите. — В глазах его вспыхнуло подозрение. — Может, откроете, наконец, что все это значит?
— Открою, — вздохнул следователь. — Второго декабря Маргарита повесилась.
— Нет! — вырвалось у Павла.
— Да, — сурово произнес Кашелев.
Павел некоторое время молча смотрел на следователя, его расширенные глаза не мигали. Затем он машинально сунул в рот, папиросу. Но не тем концом.
— Тьфу ты черт! — выругался он, отплевываясь, смял окурок в пепельнице, вскочил, прошелся по комнате. — Надо же! Недаром мать говорила, что Марго того… С приветом… А Жорка как? Как брат?
— Очень переживает. Прямо…
— Я думаю! — перебил Павел. — Жалко его… Да и ее тоже… Ведь баба она неплохая. Неужто нервы! Ну и известьице вы привезли, ничего не скажешь!
Его поведение выглядело совершенно искренним. Когда он немного пришел в себя, следователь продолжил допрос.
Круг знакомых брата и его жены Павлу был почти не известен — уже давно они жили в отчуждении с семьей Георгия. Мало знал он и о том, что творилось в последние два-три года в родительском доме, так как наезжал в Москву мимолетно.
Провожая Кашелева до двери, Велемиров спросил:
— Вы увидите Жору?
— Должен с ним встретиться.
— Передайте ему, что все наши ссоры — ерунда! Понимаете, чепуха!.. Если бы я знал! — сокрушался Павел, — Не лез бы со своими мнениями и советами. — Он махнул рукой. — Да что теперь говорить…
— Я передам, — сказал Кашелев.
— Впрочем, я сам. Завтра же отпрошусь и махну в Москву. Надо поддержать брата.
…На автобазе, где работал Павел Велемиров, подтвердили его алиби: второго декабря он весь день чинил машину.
По возвращении из Калинина Кашелев вызвал Георгия Велемирова на очередной допрос. Тот осунулся, еще больше потемнел лицом, в глазах — безысходная тоска.
— Когда я буду вам нужен, звоните, пожалуйста, на работу, — попросил следователя Георгий. — Из дома я ушел навсегда. Не могу там…
— А где живете?
— В Малаховке, у Аркадия.
— Понимаю вас, — посочувствовал Лев Александрович. — Ее одежда, вещи… Все напоминает…
— Не поэтому, — неожиданно резко сказал Велемиров. — Не хочу их видеть!
В его глазах вспыхнула нескрываемая ненависть.
— Кого вы имеете в виду?
— Валентину Сергеевну. И вообще — всех родственников.
«Даже матерью называть не хочет», — отметил про себя Кашелев. И спросил:
— А брата?
— Его тоже. Заявился ко мне на работу, — Георгий горько усмехнулся, — выразить сочувствие. А я с ним не только говорить, встречаться не желаю.
— Можете рассказать, почему?
— Это они Мару довели. Камень и тот не выдержал бы! А что она им сделала плохого? — с болью и отчаянием проговорил Велемиров.
Он поведал Кашелеву о том, что следователь уже знал от других свидетелей: как Маргарита потеряла брата, мать, а потом и отца, как с детства Георгий был неразлучен со своей будущей женой.
— Когда Мара осталась одна-одинешенька, — рассказывал Велемиров, — я понял, как ей нужна поддержка, опора. Близкий, родной человек… Мы решили пожениться. К кому в таких случаях идут за советом? Естественно, к матери. Если бы вы знали, что наговорила мне Валентина Сергеевна! Кого, говорит, хочешь взять в нашу семью? Бесприданницу, нищенку? Так и сказала!.. Знаете, какой у нее предел мечтаний? Чтобы я взял жену, которая живет в высотном доме, имеет дачу, машину. Валентина Сергеевна считает, что судьба ее обделила. Не то положение, не та квартира. Всем нам плешь проела одним своим знакомым, который понавез барахла, машину… Одним словом, хватит на его век да еще детям и внукам останется. В общем, Валентина Сергеевна заявила, что я женюсь на Маре только через ее труп. Даже паспорт мой спрятала.
Георгий замолчал.
— А ваш отец? — спросил Кашелев. — Как он отнесся к вашему желанию жениться на Маргарите?
— У него нет собственного мнения, — печально ответил Георгий. — Им вечно помыкает жена. Раньше Валентина Сергеевна думала, что он пробьется в большие начальники. Но увы! Никаким начальником он не стал. А когда пошел в слесаря, она и вовсе перестала с ним считаться. Мне, как сыну, больно смотреть на его унижение.
— Но вы хоть сказали ему, что хотите жениться?
— Говорил. Он сделал вид, что не слышит. Что нам с Марой оставалось делать после этого? Взяли и пошли в загс. Ничего никому не сказали. Через некоторое время это, конечно, открылось. Валентина Сергеевна заявила моей жене: «Ну погоди, ты меня еще узнаешь!» И началось. Чуть ли не каждый день скандал. То Мара не так взглянула, то не так дверь закрыла, то не туда ведро поставила. Я перебрался в комнату Мары. Мы решили жить отдельно от них.
Следователь вспомнил показания матери Георгия о том времени. Они совершенно не вязались с тем, что рассказывал сын.
— Родители помогали вам материально? — спросил Кашелев.
— Какое там! — отмахнулся Георгий. — Иной раз Валентина Сергеевна зазывала меня в свою комнату. Зайди, мол, пообедай с нами. Когда, конечно, Мары не было дома. Ее-то она не приглашала. Ну, пожалеешь Валентину Сергеевну, все-таки мать. Зайдешь. Начинается старая песня: зачем женился на Маре, отделайся, пока не поздно. И деньги предлагала… Поверите, у них за столом кусок в горло не лез…
Велемиров тяжело вздохнул.
— Ваши родители материально жили хорошо? — поинтересовался следователь. — Я имею, в виду, помощь вам не была бы им в тягость?
— Конечно, нет! У Валентины Сергеевны на сберкнижке — ого-го!
Отец всегда зарабатывал прилично. Помню, перед войной он работал в Трактороцентре Наркомата совхозов в автомобильном управлении. Разработал метод реставрации деталей. Так ему премию отвалили — целых восемнадцать тысяч![1] И уже в конце войны он еще одно изобретение выдал. Опять премия!
— А на что вы жили с Маргаритой, когда поженились?
— На стипендии. Я учился в художественном училище и получал двести восемьдесят рублей. Мара — в акушерской школе… Конечно, приходилось туго… Помню, по радио передавали сообщение о снижении цен. Это было, кажется, в апреле сорок восьмого года… На черную икру цену снизили на десять процентов, на красную — на двадцать. — Георгий усмехнулся. — А мы не то что икры, дешевой колбасы иной раз не могли купить. Перебивались с хлеба на чай… Я как-то предложил Маре: давай махнем на Север. Везде объявления, что требуются люди с различными специальностями. Я даже ходил в бюро по найму на Гоголевском бульваре. Мне сказали, что условия отличные. Проезд оплачивается, подъемные, зарплата — северный коэффициент. Но Мара была категорически против! Говорила, что у меня слабое здоровье и Север не для нас. Все успокаивала меня, чтобы я не переживал: получим дипломы, тогда заживем.
— А что у вас со здоровьем? — поинтересовался следователь.
— Легкие слабые, — неохотно признался Георгий. — Ну а вскоре меня в армию призвали…
— Как? — удивился Кашелев. — А легкие?
— А, — махнул рукой Георгий. — По молодости, по глупости получилось. Когда проходил медкомиссию, скрыл от врачей. Понимаете, мужская гордость. Не хотелось ходить в слабаках. Перед ребятами храбрился. Но в армии старшина быстренько приметил: со мной что-то не то. Все во взводе маршируют, бегают, на снарядах упражнения выполняют, а я чуть что, потею, быстро устаю… Ну, послал он меня в санчасть. Там врач устроил мне головомойку. Кричал, что я мог себя угробить. Комиссовали. Вчистую. Вернулся домой — Мару не узнать. Валентина Сергеевна довела. А Мара, оказывается, ничего не хотела мне писать, чтобы я не волновался. Я крепко поругался с Валентиной Сергеевной. Она немного утихомирилась. Скоро у нас родился ребенок… Мертвый.
Велемиров замолчал, опустил голову. Воспоминания давались ему нелегко. Кашелев не торопил его.
— Я, конечно, утешал Мару как мог. А Валентина Сергеевна злорадствовала. Как останется со мной один на один, так и заводит свое: говорила, мол, намыкаешься с такой женой, без детей останешься, неспособная Мара родить нормального ребенка… Ну, опять скандалы. Главное, Валентина Сергеевна железно гнула свою линию, чтобы я бросил Мару и взял другую жену. Все подсовывала мне невест.
— В каком смысле? — спросил Кашелев.
— Как-то даже пригласила в гости своего знакомого с дочкой. Завбазой. Мара в тот вечер дежурила. Меня попыталась затащить за стол. Но я быстро смекнул, что к чему. Отказался.
— Маргарита знала об этом случае?
— Что вы! Я ни словом не обмолвился! — горячо произнес Георгий. — Я всегда старался оградить ее от наскоков своих родных. Вы не представляете, что она для меня сделала! Я ведь чуть совсем не загнулся. И кто меня выходил? Кто на ноги поставил? Мара! Дежурства лишние брала, все продала с себя, чтобы я лучше питался. Ходила за мной, как за малым ребенком. — У Велемирова повлажнели глаза. — Как вспомню, прямо плакать хочется. Ах, Мара, Мара! — Он закачался на стуле, обхватив голову руками. — Она меня спасла, а я ее не уберег.
— Мара работала, а вы продолжали учиться? — спросил Кашелев.