По красным пятнам, покрывшим ее лицо, Лев Александрович понял, что она близка к панике. Потому что Кашелев подступал к самому главному, тому, что, как она считала, никому не было известно. Уж для следствия — во всяком случае.
— Наверное, было у вас там какое-то дело, — сказал Кашелев. — Так скажите, у кого вы были в Ховрине Химкинского района второго декабря в девять часов утра?
Краска сошла с лица Велемировой. Щеки и лоб побледнели.
— Не была я там, — осевшим голосом сказала она. — Не была.
— А вот муж небезызвестной вам Веры Лаврентьевны Рыбиной утверждает обратное. Можете ознакомиться с его показаниями.
Велемирова сцепила руки на животе, так что побелели костяшки пальцев.
— «Второго декабря, около девяти часов утра к нам приехала из Москвы гражданка Велемирова, — стал читать из дела Кашелев. — Вскоре они обе, моя жена и Валентина Сергеевна, ушли. Из их разговора я понял, что они отправились в Москву, домой к Велемировой». Что вы на это скажете?
Валентина Сергеевна молчала, плотно сжав губы.
— То, что вы действительно вернулись к себе на квартиру с Рыбиной, подтверждает ваша соседка Бакулева. — Кашелев открыл лист дела и процитировал: «Второго декабря, когда я шла в поликлинику в одиннадцатом часу утра, то встретила Велемирову В. С., с которой мы поздоровались. Рядом с ней шла незнакомая мне женщина. Она была в сером шерстяном платке, в коричневом пальто, синих вязаных варежках. В руках у нее была кирзовая хозяйственная сумка. Велемирова и неизвестная мне женщина зашли в подъезд дома, где проживают Велемировы». Муж Рыбиной, между прочим, сказал, что на его жене в то утро было коричневое пальто и серый платок. Она взяла с собой из дома кирзовую сумку… Ну как, будете дальше отрицать, что ездили в Ховрино и привезли к себе Рыбину?
Валентина Сергеевна тяжело дышала. Глаза — как у затравленного, загнанного в угол хищного зверя.
— Нет, нет, нет, — повторила она троекратно. — Никакую Рыбину я не знаю. В Ховрино не ездила.
Это уже было отчаяние. Велемирова, вероятно, осознала, что почва ушла у нее из-под ног, и теперь отвечала чисто механически.
— Придется устроить вам с Рыбиной очную ставку, — сказал следователь. — Думаю, тогда вы вспомните, как убили Маргариту.
— Она повесилась! — взвизгнула Валентина Сергеевна, но голос у нее сорвался, и она закашлялась.
— Познакомьтесь с заключением судебно-медицинской экспертизы. — Кашелев пододвинул к Велемировой папку с делом, раскрытую на нужном листке, но Валентина Сергеевна резко отшатнулась, словно к ней поднесли ядовитую змею. — Из него явствует, что Мару убили, а потом инсценировали самоубийство.
— Это Верка. Верка с моим мужем, — прохрипела Велемирова. — Меня не было дома… Я пришла, когда Мара уже висела в петле… Это они ее…
— Объясняйтесь понятнее, — строго произнес следователь.
— Ну, Рыбина и Николай Петрович… удавили Мару. А потом — подвесили…
— Как это было?
— Не знаю. Я ушла в магазин, — не глядя на следователя, ответила Велемирова.
— За что же? — спросил Кашелев.
— Спросите у них.
На дальнейшие вопросы Велемирова упорно отвечала: «Не знаю». Отрицала она и какую-либо причастность к этому страшному злодеянию.
Однако протокол допроса подписала.
Кашелев пригласил в кабинет начальника конвоя.
Велемирова была отправлена в следственный изолятор Бутырской тюрьмы.
Лев Александрович связался с 16-м отделением милиции и попросил доставить в прокуратуру к двум часам дня Веру Лаврентьевну Рыбину и Николая Петровича Велемирова. Сам он отправился на обыск к Рыбиным.
Дело в том, что при обыске квартиры Велемировых он обнаружил там только старые веревки. А Маргарита была повешена на совершенно новой пеньковой веревке, длиною больше метра. Можно было предположить, что этот кусок был отрезан от большого мотка. И этот моток, по предположению Кашелева, мог находиться у Рыбиных дома.
Был вызван с работы муж Рыбиной. В его присутствии следователь с понятыми и произвел обыск.
Действительно, клубок новой пеньковой веревки, похожей на ту, на которой висела Маргарита, был обнаружен в чулане Рыбиных. Более того, когда следователь заглянул в платяной шкаф в комнате, то увидел в нем одно из платьев Маргариты.
Веревка и платье были изъяты.
Когда Кашелев вернулся в прокуратуру, Вера Лаврентьевна Рыбина уже была доставлена туда. Вид у нее был весьма неопрятный. Сальные волосы, грязные ногти, лицо серое, под глазами мешки — явный результат пристрастия к алкоголю.
Перед допросом следователь демонстративно положил на свой стол платье и веревку, изъятые при обыске у Рыбиных. Психологический расчет оказался правильным: как только Рыбина вошла в кабинет, то глазами так и впилась в вещественные доказательства.
Кашелев решил вести допрос, что говорится, с места в карьер.
— Ну, Вера Лаврентьевна, расскажите, как второго декабря вы убили Маргариту Велемирову.
Обвиняемая устремила на следователя тяжелый похмельный взгляд.
— Че-го-о? — с вызовом протянула она.
— Я говорю: расскажите, как вы совершили убийство Маргариты Велемировой? — повторил Кашелев.
— Я?
— Вы, — кивнул следователь. — Так, во всяким случае, утверждает Валентина Сергеевна Велемирова, свекровь убитой.
Обвиняемая смерила его презрительным взглядом.
— Вот ее показания, — спокойно сказал следователь, протягивая Рыбиной протокол допроса Велемировой.
Рыбина взяла его в руки и стала читать. Когда она дошла до того места, где Велемирова возводила вину за убийство Маргариты на Рыбину и своего мужа, глаза у допрашиваемой сузились, лицо перекосилось от злобы.
— Ах, сволочь! — прошипела она. — Ишь чего захотела! Нас утопить, а самой и на этот раз сухой из воды выбраться? Вот… — И Рыбина грязно выругалась.
— Так как же? — спросил следователь.
— Брешет Велемирова! — решительно заявила Рыбина. — Она сама и удавила! Веревкой. Мы с ее муженьком только немного помогли… Нет, это же надо! — все еще кипела от возмущения Рыбина. — Натворила, гадина, и норовит в кусты! А кукиш с маслом не хочет?
Кашелева коробило от ее лексикона, но он удерживался от замечаний: пусть высказывается свободно.
— Закурить не найдется? — попросила Рыбина. — На работе оставила. Милиционер ваш даже очухаться не дал…
Лев Александрович не курил. Он выглянул в коридор, где находился конвой. На одном из стульев сидел Николай Петрович Велемиров. При виде следователя он зачем-то встал.
Кашелев взял у начальника конвоя папиросу. Тот понимающе кивнул и дал следователю коробок спичек.
— Курите, — сказал Кашелев, кладя курево на стол.
Рыбина схватила папиросу, сунула в рот и дрожащими руками зажгла спичку.
— Это Велемирова, она, подлюка, втянула меня, — через жадные затяжки проговорила обвиняемая. — Пристала… Говорит, озолочу, только помоги от проклятой снохи избавиться… Я, дура, и согласилась.
— Когда и где вы познакомились с Велемировой?
— Когда? Зашла как-то к своей соседке, а там сидит эта… Ну, Валентина Сергеевна.
— Фамилия соседки?
— Мишина. Тетя Маня.
— Мария Семеновна, — уточнил Кашелев.
— Точно, Мария Семеновна, — подтвердила Рыбина и продолжила: — А случилось это, кажется, в сентябре… Верно, под мой день ангела. Ведь тридцатого сентября — Вера, Надежда, Любовь…
«Не ангел у тебя, а, скорее всего, дьявол», — подумал следователь.
— Сидит эта незнакомая женщина, — продолжала Рыбина. — Сердитая. Ругает тетю Маню, что та денежки взяла, а дело не сделала.
— Какое дело?
— Да насчет снохи. Мол, тетя Маня обещалась своими заговорами сделать так, что Маргарита заболеет и загнется, а она жива-здорова, и никакая холера ее не берет. — Рыбина, докурив папиросу, тут же прикурила от нее другую. — Тетя Маня только глазками моргает. Я думаю, чего мне чужие дрязги слушать? Вышла. На лестнице догнала меня Велемирова, предложила поговорить. А почему бы и нет? Я пригласила ее к себе. Валентина Сергеевна стала поносить свою сноху на чем свет стоит! Мне это все до лампочки. Так я ей и сказала. Она спрашивает: заработать хочешь? Я говорю: смотря как. Велемирова намекнула, что сноху надо убить. Я послала ее подальше.
Рыбина замолчала. Папироса в ее пальцах ходила ходуном.
— Дальше, — попросил Кашелев.
Она ушла. А на следующий день снова заявилась. С поллитровкой. У меня как раз башка прямо раскалывалась, зараза. Гудела я накануне… Ну, выпила и сразу окосела… Велемирова и воспользовалась этим, сука.
Рыбина зло сплюнула. В ее словах чувствовалась фальшь.
— В каком смысле — воспользовалась? — спросил следователь.
— Уговорила, — не глядя на Кашелева, прохрипела Рыбина. — Стала заверять, что сделаем все чисто, никто, мол, не докопается… Я, дура, по пьянке дала согласие…
— Что предложила вам Велемирова за соучастие в убийстве?
— Деньги.
— Сколько?
— Пять тысяч. Ну и вещи снохи. После того, как… Платья, туфли… Еще — лисий воротник.
— Велемирова сдержала обещание?
— Обманула, паскуда! — возмущенно сказала Рыбина. — Сунула тысячу да пару платьев. Вот одно из них, — ткнула она в лежащее на столе платье, изъятое у нее при обыске. — А воротник зажала! Говорит, сноха перед смертью сдала его в ломбард. Брешет. Видно, пожадничала!
— Не врет, — сказал Кашелев.
— Да-а? — протянула Рыбина, подозрительно глядя на следователя.
— Маргарита действительно сдала чернобурку в ломбард, — подтвердил Кашелев. — Скажите, вы обсуждали, каким способом убить сноху, или…
— Велемирова сразу предложила удавить, — перебила следователя Рыбина. — Веревкой. Потом повесить… Верняк, говорит. Поверят, что это Маргарита сама. Мол, все соседи уже знают, что сноха чокнутая. Даже врачи подтвердят…
— Значит, о плате за убийство вы договорились, о способе тоже. Что было дальше? — спросил Кашелев.
— Велемирова сказала, что даст мне знать, когда надо будет приехать к ним… Велела достать веревку… Я купила.