— Что стряслось, Александр Александрович?
— Бесовы дела, Петровна! — проговорил он, натягивая башмак на ногу. — Точно они самые!
Он выбежал из дома и побежал в сторону полицейского участка, который был здесь неподалеку. На ходу он выкрикнул:
— Тётка не смей на второй этаж соваться! Слышишь? Сунешь нос, как перед Богом клянусь, выпорю сучку!
Выражение его лица было таким пугающим, каким Марья Петровна его никогда не видела… оно было словно каменным. Ранее блестящие глаза наполнились непонятным блёклым сгустком и как будто никуда не смотрели. Страх ненароком перенёсся на старушку, сердце которой стало недобро постукивать. Спустя около двадцати минут Боровский вернулся в компании двух мордоворотов, обтянутых в мундиры, и твёрдой поступью поднялся на второй этаж.
— Он жив, — произнёс один из офицеров, — нет нужды беспокоиться. Мы отвезём его в участок, а Вас попросим проследовать за нами для дачи показаний.
— В такой час? Нельзя ли отложить до утра?
— К сожалению, такие дела не требуют отлагательств. Вы же понимаете? Ладно… берём его, — крикнул офицер своему товарищу и ухватился за ноги неизвестного. — Чёрт! Вроде кожа да кости, а тяжёлый зараза.
Они уложили тело в карету вместе с нерадивым подсвечником. Боровский было собирался тоже укладываться в неё, но в последний момент вышел объясниться с Марьей Петровной. Она молча выслушала, не став задавать вопросов. На улице продолжал поливать дождь, поэтому офицер начал рьяно поторапливать Боровского:
— Господин! Прошу Вас быстрее.
— Да-да, уже иду, — он залез в карету, и они тронулись. — Господин, Вы запачкали рукав.
— Что? А-а… похоже, что замарал об обувь этого паршивца. Спасибо, если бы начальство увидело, то непременно поругало бы.
Боровский вернулся лишь ранним утром, весь замученный бумажной волокитой и необходимостью ещё раз посетить это заведение, когда мужчина очнётся. Дома он сразу же улёгся спать, не удосужившись разъяснится перед тёткой. Даже во снах его одолевали неприятные мысли и кошмары. Его воображение имело вредную привычку рисовать весьма реалистичные картины. Образ человека с пепельными волосами продолжал преследовать его в закромах его подсознания, наводя странные ощущения. Они не были ужасом, страхом, неприязнью или чем-то ещё отрицательным, напротив, они казались очень даже обыденными, такими, будто с ними приходится сталкиваться каждый день. Он проснулся лишь на утро следующего дня, и утро было очень даже паршивым. Несмотря на долгий сон он всё равно был будто выжатой тряпкой, которой только что протёрли полы в свинарнике. Юный разум, не знавший таких потрясений, был перегружен и нуждался скорее в духовном отдыхе, нежели физическом. Марья Петровна приметила это и не стала ещё сильнее грузить его. Позавтракав, Боровский ушёл на учёбу.
Его не переставали покидать тревожащие мысли, которыми он был поглощён сидя на занятиях. Был он там опять же лишь телесно, ум Саши находился где-то далеко от этого пахнущего запревшими книгами места. Он лишь наблюдал пустоту, отчего получил нагоняй от преподавателя. Ситуация дома не изменилась, сразу по возвращении он уткнулся в камин, прислушиваясь к огненному треску. Пугающе он был заворожён этими мыслями, отдавшись им всем своим существом. Его вовсе не интересовал вопрос: «Кто этот человек? Или что делал?». Больше он трепетал от размышлений над тем: «Как он там оказался?».
«Он не призрак, а из плоти и крови, и я уже это проверил. Но как он без нашего ведома очутился наверху? Я был здесь и также сидел на углу дивана. Через входную дверь он бы не прошёл, как и через дверь в саду… Проник через окно? Но это невозможно».
Он тут же вышел и несколько раз обошёл дом, рассмотрев его с расстояния. Однако места, где бы человек смог забраться не нашёл. «Быть может, с помощью лестницы?». Он осмотрел землю под окнами, так как вчерашний дождь сделал её мягкой, и следы должны были сохраниться. Но нет.
«А что, если соседи чего-нибудь да видели?». Боровский прошёлся по соседям, но желанного от них не услышал. Тогда он стал расспрашивать соседей о былом хозяине дома.
— Что Вы знаете о предыдущем жильце дома? — обратился он к пожилой женщине, живущей напротив.
— Ничего, — тихим хрипом ответила она. — Этот дом много лет пустует, Вы первый жилец в нём.
— А кто же тогда жил здесь раньше?
— Давным-давно пожилой мужчина вместе с внуком. Но насколько мне известно, больше десяти лет назад они уехали за границу, и дома с этого момента появлялись редко.
— Благодарю.
Боровский вернулся в дом и снова уселся на диван, продолжив размышлять. Он по частям собирал образ того мужчины по памяти, ища в ней подсказки. Он воспроизводил события той ночи раз за разом… и за один казалось неважный момент смог уцепился. «Господин, Вы запачкали рукав».
«Точно… обувь мужчины запачкала рукав. Она была грязной, но на уличном тротуаре такую грязь не найдёшь, хоть он мог, где угодно испачкать обувь, но…». Боровский метнулся на задний двор и его глаза заблестели, ведь там он увидел пару следов, не принадлежащих ни ему, ни Марьи Петровне. Чёткий фактурный отпечаток от башмака, чуть больше чем у Боровского, красовался прямо у задней двери. Замок не был взломан, а аккуратно отпёрт ключом, идеально входящим в скважину, что привело в тупиковый коридор в большом лабиринте загадок.
Хоть Боровский и сделал маленький шажок к истине, но тьма незнания была растянута на много больше. Главный вопрос оставался не решён.
«Вошёл значит он отсюда… уже хорошо. Но дальше? — он прошёл в гостиную. — На этом месте сидел я, — указал взглядом на диван. — Быть может, был он там гораздо раньше, до того, как я вернулся с прогулки. Нет, исключено. Следы остались точно после ливня, который начался немногим позже моего прихода. Следовательно…».
Александр, прояснившись, стал рьяно оглядывать небольшой обитый досками коридорчик между двориком и гостиной, трогая каждую стеночку. Он словно ополоумевший проходил руками по местам скрепа досок в поисках чего-то. «Давай же… что-нибудь то должно быть… вот оно!». Он рукой толкнул потолок, в котором ловко скрывался люк, слившийся с текстурой дерева, при такой маскировке и плохом освещении потайной проход было практически невозможно заметить. Подпрыгнув, он ухватился за выступ и подтянулся наверх, а вылез прямиком на втором этаже, в той самой злосчастной комнате. «Чтоб я сдох, — выразился Боровский. — Какому прохиндею понадобится такой проход? Однако практично». Он закрыл люк и спустился обычным человеческим путём, через лестничный пролёт.
Лицо его налилось улыбкой от радости решённой головоломки. Но по закону там, где вырождается один ответ, незамедлительно произрастает ещё более сложный, коварный вопрос. И был он таковым: «Кто воришка?». Казалось, такой вопрос фактически не имеет смысла, ведь личность по большому счёту не важна, когда идёшь на «дело». Но сейчас был иной случай, потому что само проникновение несёт иной характер. Боровский только уселся на диване, как неуёмное чувство вновь охватило его разум, словно ветви терновника, до крови вцепляясь своими острыми шипами.
«Человек в плаще? Он не вор, что проходил мимо и решил заглянуть на огонёк, он нечто куда интереснее. Первый вопрос: Откуда он узнал про потайной люк на второй этаж? Искать его возможности у него не было, из этого вывод… он нашёл его раньше, ещё до нашего приезда или всегда знал о его существовании. Второй вопрос: задняя дверь? Как он её открыл снаружи понятно, изготовить подобный ключик сущий пустяк, но как он удостоверился в том, что внутренняя застёжка открыта? Если из первого суждения вытекает, что с домом он знаком, то и о застёжке, следовательно, ему известно. Третий: Что он делал там четыре ночи подряд? Там совершенно нечего воровать… из ценностей лишь бумажки, который не несут в себе ничего важного, по крайне мере я не приметил в них этого, когда пролистывал, утоляя любопытство». На этих трёх основных вопросах он застопорился, решая их до поздней ночи.
На следующее утро он вновь ушёл в университет, занятый всё теми же загадками. Как ни странно, но обыденные ночные вылазки он совсем забросил, нет, даже забыл. Они стали ему безынтересны, должно быть потому, что он нашёл то, что будоражит его ум куда сильнее. И это верно. Никогда Марья Петровна не видела господина таковым, он был спокоен, не тратил время на привычные язвительные шутки и постоянно молчал. Глаза его были как никогда глубоки и старались смотреть в самую гущу, в ту, что обычно смотреть не хочется. Как старушка была удивлена подобной перемене в нраве юного беспутника. «Город действительно меняет… делает старше», — думала она. Но город ли его так изменил? Не сделала ли это высокая фигура со снежными волосами, внушившая страх и цель? Цель, которая требовалась уму, ранее тешившему себя глупыми выходками. Не такая ли цель меняет человека… делает его лучше… совершенней?
Утро следующего дня выдалось по истине феноменальным. Оно гранитовой плитой выбилось у Саши в подкорке, превратив его жизнь в непонятное весёлое нечто. Он по обыкновению устроился на диване, допивая бодрящую чашку чая, уже который день поглощённый рассуждениями о таинственной фигуре. Марья Петровна, как только настал рассвет, ушла на базар, поэтому Боровский в полной мере наслаждался блаженным одиночеством в компании бархатистого напитка. Полностью расслабившись, он закинул ногу на ногу, отдавшись наплывавшим мыслям. Задушевный процесс прервал назойливый дверной стук. Погодя, Саша отложил чай и отпёр дверь, за которой горделиво возвышалась тонкая фигура. В этом образе, затемнённым солнечным ликом, Боровский узнал памятные черты, осевшие в его воспоминаниях. Маленькие узковатые глаза смотрели сверху вниз, будто глаза орлана, наблюдающего за телодвижением жалкого мышонка. Короткий шаг назад. «Какого чёрта?!». Фигура была безмолвна и только засунула руку во внутрь плаща, пытаясь что-то оттуда достать. Лицо украсила пугающая улыбка, которую пытались показать добродушной, но безуспешно.