В орлеанских документах, использованных аббатом Боссаром[41], говорится, что в октябре Жиль переехал в Монлусон. Нам известно, что он живет там до декабря, в «Экю де Франс». Там ему выписывают счет на восемьсот десять золотых реалов, из которых, уезжая, он смог оплатить лишь четыреста девяносто пять. Жиля все еще сопровождают войска, не говоря уже о многочисленной свите. Его расточительность принимает такой масштаб, что он испытывает постоянные затруднения. Жорж де Латремуй путешествует вместе с ним.
28.12. Полномочия Роже де Бриквиля
К этому времени Жиль возвращается в Орлеан, но нам неизвестно, сколько в точности он там пробыл. 28 декабря он подписывает в Орлеане некий документ. В октябре он был в Монлусоне и теперь вместе с Латремуем проводит некоторое время в тех краях. В Орлеан он мог вернуться уже в ноябре и живет там до января.
По его указанию 28 декабря был составлен по меньшей мере странный документ. Жиль приютил одного из своих нормандских кузенов, очень молодого, семья которого, преданная Карлу VII, была истреблена англичанами; этот Роже де Бриквиль упоминается уже в свидетельских показаниях, касавшихся Машкуля и относившихся к 1432 и 1433 годам. С 1432 года он получает жалование у сира де Рэ; наряду с Жилем де Сийе он становится его советником и участвует в совместных оргиях. Согласно показаниям самого маршала, в тайны свои он посвятил Бриквиля сразу вслед за Жилем де Сийе. 28 декабря 1434 года Рэ наделяет его невероятными полномочиями. Отныне Бриквиль может действовать от его имени; он может продавать замки и земли своего господина в Бретани, если это покажется ему правильным; более того, он получает право, если захочет, просить руки и жениться на дочери своего господина! Марии тогда около четырех лет. Как считает аббат Бурдо, чтобы объяснить, откуда взялись такие неслыханные полномочия, следует представить себе развратную, хмельную ночь, [которую сообщники провели вместе]. Ребенок родился в конце 1429 года. Отец, который, казалось, уже давно не имел никаких связей со своей женой, отлучился как раз незадолго до того…
Начало февраля 1435. Поход против Жана Люксембургского
Жиль де Рэ в последний раз пытается (по меньшей мере, так кажется) удержать свои позиции в игре, в которую он начал играть вместе с Латремуем. Кузены, путешествующие вместе, находятся в Форе, когда Карл VII и Филипп Бургундский подписывают мирный договор.
Этот мир, которого король желал уже давно, положил конец междоусобной войне, обострившейся из-за убийства Жана Бесстрашного на мосту в Монтро. Герцог Филипп лишь спустя семнадцать лет решил простить смерть своего отца, в организации которой, похоже, принимал участие и Карл VII. Значение имело лишь желание грансеньора отомстить, а не страдания простых людей. Мирный договор был наконец подписан в Невере, 5 и 6 февраля 1435 года.
Мы уже сказали: Латремуй и Жиль в это время в Форе. Они решают вместе отправиться в Лангр, затем в Лаон, где продолжается воина; Жан Люксембургский, союзник Филиппа Доброго, отказывается от перемирия. Он продолжает угрожать Лаону. Латремуй очевидно надеется, напав на него и, быть может, освободив Лаон, хоть отчасти вернуть доверие Карла VII, которое он утратил.
Оба приятеля сумели бы стянуть в те земли войска. Однако недостает денег. Видимо, с целью отделаться от Латремуя Жиль соглашается поехать в Лион и воспользоваться своим кредитом, чтобы занять у банкиров денег и выплатить солдатам жалованье. В Лангр Жиль возвращается с какими-то средствами, но как только речь заходит о движении к Лаону, он наталкивается на сопротивление своих военачальников; розданных денег недостаточно. Жиль не умел по-настоящему решать денежные вопросы; его постоянно обирали. «Многим было очевидно», что Латремуй злоупотреблял доверием и безумной расточительностью своего кузена. Латремуя упрекают, а тому остается лишь посмеяться; «Добром было бы, — говорит Латремуй, — вдохновить его на дурные дела!».
«Циничные слова, свидетельствующие о том, насколько бывший министр Карла VII и многие другие уважали маршала де Рэ».[42] В любом случае в Лангре Жиль еще раз бросает начатое дело, возложив на своего брата обязанность вести войска к Лаону, если получится. Он уезжает в Орлеан под предлогом того, что будет искать недостающие деньги. В Лангре он даже подписывает документ, согласно которому если он и его брат умрут, не оставив наследников, Шантосе достанется Жоржу де Латремую.[43] Однако неверно вслед за аббатом Бурдо делать из этого вывод, будто Жиль намеревался связать себя с Жоржем де Латремуем более тесными узами. Такое соглашение — простая условность. В тот же самый момент Жиль решительно сходит с пути, на который вывел его Латремуй.
26.02.Второй визит в Орлеан
В Орлеане Жиль продает или закладывает серебряный ковчежец св. Гонория[44]. Внешне эта сделка согласуется с теми намерениями, о которых было сказано Латремую. На самом деле, она положила начало серии сделок, имеющих смысл лишь в свете безрассудной и безудержной жизни, которая отныне только и волнует маршала.
26.03. Основание Капеллы Невинных младенцев в Машкуле
Парадокс, но в этой безрассудной жизни нам следует прежде всего упомянуть о благочестивом деянии — об основании капеллы в Машкуле. Двум нотариусам из Орлеана, Жану Казо и Жану де Реконену, Жиль поручает составить акт, подтверждающий создание капеллы, которая по великолепию церемоний и богатству клира соперничала с коллегиальной церковью и даже с собором. Подлинник этого акта до 1440 года хранился в Орлеане. Аббат Боссар воспроизводит его фрагмент, который мы считаем необходимым процитировать и здесь.
Этот текст освещает одну из самых странных черт жизни детоубийцы, которая приводит нас в замешательство: «Поскольку благородный сеньор, монсеньор Жиль, сеньор де Рэ, граф Бриенский, сеньор де Шантосе и де Пузож, маршал Франции, во благо и во спасение души своей и дабы пред Господом нашим Иисусом Христом остался в памяти он и его усопшие отец, мать, родственники, друзья и покойные благодетели, — учредил капеллу в память Невинных младенцев, в Машкуле-ан-Рэ, в герцогстве Бретонском; и поскольку при основании сием он назначил викария, старейшину, архидиакона, казначея, каноников, капитул и коллегию; а также назначил и предоставил им ренту, доходы и владения для пропитания их и нужд, дабы служба церковная преуспевала и могла впредь отправляться в помянутой местности Машкуль; и поскольку помянутый сеньор имел и до сих пор имеет добрые устремления и твердые намерения поддерживать сие начинание, что он выказывал и непременно выказывает по сей день, от всего сердца желая, дабы после кончины его помянутые викарий, старейшина и капитул снабжались и охранялись бы, не теряя собственности своей и имущества, им от него, как было сказано, данного и предоставленного, и чтобы их охраняли и оберегали от всякого притеснения, сеньор сей отдал королю Сицилии и герцогу Анжуйскому, от лица коих имеет он феод, относящийся к герцогству Анжу, замок Шантосе и прилегающие области, за исключением денежной расписки или дорожной пошлины с той земли, где помянутая капелла находится, и он отдал герцогу Бретонскому половину всех поместий, баронских угодий и земель Рэ, дабы в случае, если госпожа Катрин де Туар, супруга помянутого монсеньора де Рэ, или мадемуазель Мария де Рэ, дочь его, или иные родственники, друзья, наследники и доверители, кои от имени помянутой девицы Марии или иначе каким-либо образом или по какой-либо причине оспорят или приостановят помянутое начинание, названные сеньоры король Сицилии и герцог Анжуйский и герцог Бретонский могли помогать, поддерживать и защищать их…».[45]
Разумеется, подобные соглашения мало что значат. В частности, дарение Шантосе Латремую (если Жиль умрет, не оставив наследников) невозможно было согласовать с условным легатом[46] королю Рене. В обоих случаях мы имеем дело с пустыми, ничего не значившими заявлениями. Однако они свидетельствуют о том, сколь привязан был Жиль к этому разорительному для него мероприятию.
Мы видели, как боялись жители Машкуля, родители невинных жертв мецената, что их жалобы дойдут до «людей из капеллы сира де Рэ»! Капелла Невинных младенцев, логово детоубийцы! Жан Россиньоль, Андре Бюше — люди, участвовавшие в преступлениях Жиля, благоговейно чтили память Невинных младенцев!
Документ тех лет, не включенный в акт от 16 марта 1435 года, дает нам точные сведения об этом кровавом святилище. Сочинение, в котором наследники сира де Рэ после его смерти намеревались доказать расточительность своего предка, содержит следующий текст:
Куда бы Жиль ни направлялся, в свите его была хоровая капелла, состоявшая из двадцати пяти–тридцати человек, детей, капеллана, юных служек и других; он возил их за собою в своих путешествиях таким образом, что свита его благодаря помянутой капелле, включая прислугу, составляла более пятидесяти человек и столько же лошадей, и все были на его обеспечении. И было в той капелле у него множество золотых и шелковых тканей, подсвечников, кадил, распятий, блюд и проч. весьма роскошных, обошедшихся в три раза дороже стоимости их, с несколькими органами, один из коих должны были носить за ним шесть человек. И были у него в названной капелле старейшина, певчие, архидьяконы, викарии, школьный учитель и проч., словно в соборах, а один из них называл себя епископом; кому-то он платил четыре экю, другим три сотни, покрывая их расходы; он переодевал их в пунцовые платья с подбоем, отороченные мехом и проч., богато выделанные беличьи шапки, и проч., в тщеславии же их не было ни благочестия, ни порядочности. А когда его охватывало желание по отношению к кому-то из них, он, помимо жалования его, отдавал ему и даже родственникам его свои владения, как, например, некому Россиньолю, из Ла-Рошели, и ребенку-хористу из Пуатье, коему он отдал земли в Ла-Ривьере, близ Машкуля, стоившие двести ливров ренты; более того, он отдал отцу его и матери более двух сотен экю.