— Понимаю, о чем вы, — промолвила она, зачарованная этой книжной подборкой.
— Странно, согласись? — сказал Кристофер. — Феномен «уютного убийства». Не думаю, что есть в мире другая такая страна, где предмет лютого изуверства можно взять и переименовать в «уютный». Это очень по-британски, неким неопределимым манером.
— А народ это читает? — спросила Прим, приглядываясь к книгам попристальнее.
— Могу себе такое вообразить. Рынок ими прямо-таки завален.
У Прим промелькнула мысль. Уж такую-то книжку она б наверняка смогла написать? Если пока не вполне готова (а у нее было чувство, что не вполне она готова) оголять душу на печатной странице — писать нечто серьезное, нечто такое, что по-настоящему отражало бы ее взгляды на жизнь, — что мешает ей выдать что-то подобное и сшибить быстрых денег? Всяко лучше, чем весь день лепить суси, да и насколько это вообще трудно? Взять идиллические провинциальные декорации, «квинтэссенцию английскости», что бы это ни значило, набросать персонажей — каких-нибудь священников, помещиков, рассиживающих в пабах, да заядлых крикетистов, — придумать какой-никакой сценарий убийства. Положено там, наверное, быть и сыщику, человеку чудаковатому и необычному — возможно, с деревянной ногой или с диковинным хобби вроде коллекционирования бабочек или езды на «пенни-фартинге»[13]. Все равно что студенческое сочинение: проследить за тем, чтобы все выстроилось хорошенько и следовало определенной формуле, и получится приличный 2:1[14]. Оно же того стоит, верно?
— Что ж, — сказала она, когда они двинулись дальше. — Судя по тем книжкам, у вас все будет хорошо, главное — не приближайтесь к пасторским домам, садоводческим супермаркетам и «Старым английским чайным».
— Ты вот так запросто говоришь, — произнес Кристофер, — а я подозреваю, что декорации для этой конференции будут в точности такими, в каких могло бы произойти подобное убийство.
Позднее тем же вечером Прим застала мать коленопреклоненной в кладовке, но в данном случае — не за молитвой: Джоанна перекладывала белье из стиральной машины в сушилку.
— Где все? — спросила Прим.
— Твой отец ушел в супермаркет. Крис — в Хитроу, встречает дочь.
— Кого встречает?
Джоанна встала, в руке непарный носок.
— Мы тебе разве не сказали? Рашида ее зовут. Приезжает на пару дней. — И далее, заметив, что дочь вроде бы расстроена этой новостью, добавила: — Я думала, ты обрадуешься.
— С чего это мне радоваться?
— Не знаю… она твоего возраста, мы думали, вы поладите.
— Мам, — сказала Прим, — когда мне было лет семь, знакомить меня с другой семилеткой на какой-нибудь тусовке и представлять меня ей текстом «Вы обалденно подружитесь — вам обеим по семь» было уместно. А вот когда человеку слегка за двадцать — уже не очень. Людям нужно чуточку больше общего.
— Она ему не настоящая дочь, она приемная, — сказала Джоанна, словно это что-то меняло. — Своих они с Элспет завести не смогли. — И следом, что не менее странно, добавила: — Она из Эфиопии, — так, будто это уникальное торговое предложение.
Впрочем, подразумевавшееся допущение Прим поняла более чем отчетливо: уж это-то, считала ее мать, для человека ее поколения с этим их пылким стремлением к мультикультурализму точно должно все решить. Но, вместо того чтобы клюнуть на эту наживку, Прим просто сказала:
— Ну, могла бы предупредить меня пораньше.
Мать, выходя из терпения, отозвалась:
— Не понимаю я тебя. Вечно жалуешься, до чего тебе одиноко тут, у нас с отцом.
— Да, но мне нравится одиночество. Для меня социализация — стресс. Ты в самом деле до сих пор этого не заметила?
Она убрела в гостиную в скверном настроении и провела несколько минут со своим телефоном, играя в карточную игру под названием «Пирамида», пока ее не отвлек шум Кристоферова автомобиля, с гравийным хрустом подкатившего по дорожке к дому. Прим убралась в эркер и наблюдала, как с пассажирского сиденья выбралась высокая изящная женщина ее возраста, но с совершенно другими повадками, куда более невозмутимая и уверенная, и извлекла из багажника малиновую сумку. Она слышала, как женщина громко жалуется на что-то своему отцу, входя в незапертую парадную дверь, а затем с некоторой тревогой осознала, что голоса надвигаются все ближе. Через несколько секунд отец с дочерью вошли в гостиную, а Рашида при этом продолжала говорить:
— Короче, суть в том, что на кнопку жать не надо, потому что лифты автоматические. Там даже табличка была, и на ней написано, что они автоматические.
Прим с удивлением отметила, что у Рашиды явный американский выговор. Голос у нее был глубокий и музыкальный.
— Верно, верно, — говорил Кристофер. Он, казалось, толком и не слушал. Он смотрел на что-то у себя в телефоне. — Но этот мужик не обратил внимания, ты это хочешь сказать?
— Вообще никакого внимания, — сказала она — и тут заметила Прим у окна. — Привет. — Губы у нее расплылись в уверенной полуулыбке. — Я не видела, что ты там прячешься.
— Ну… Привет. Я Прим, — сказала Прим, выступая вперед и неловко помахивая рукой.
— Я знаю, кто ты, — сказала Рашида, маша в ответ. — А я…
— Я знаю, кто ты, — сказала Прим, теперь уже способная полуулыбнуться в ответ. И затем: — Ты говоришь о том, о чем, как мне кажется, ты говоришь?
— Не знаю… А о чем, тебе кажется, я говорю?
— О лифтах в пятом терминале.
Глаза у Рашиды распахнулись шире, и она улыбнулась, энергично соглашаясь.
— Да, — сказала она с мощным ударением. — Да. Именно.
— Они автоматические, — сказала Прим Кристоферу — тот уже отвлекся от телефона и переводил взгляд с Прим на Рашиду и обратно, пытаясь понять разделяемое ими недовольство. — Кнопки при них есть, но жмешь ты на них или нет, разницы никакой. Однако вечно найдется мужчина… — Она глянула на Рашиду. — Мужик же какой-то был, верно?
— Конечно.
— Вечно какой-нибудь мужик припрется в последнюю минуту.
— Припрется в последнюю минуту и нажмет на кнопку, и двери откроются, и он такой, нахер, весь довольный собой. — Рашида взглянула на Прим. — И с тобой, значит, то же самое было, верно?
— Да вот на днях буквально.
— А со мной вот только что. Мужик-то один и тот же не мог быть, а?
— У меня был высокий блондин в шортах.
— Ой. А у меня мелкий, с темными волосами и в джинсах в обтяжку.
— Мужик другой, манера та же.
— То-то и оно. В смысле, я понимаю, заморачиваться не стоит, это ж совсем мелочь, но бесит страшно, я про это думаю последние полчаса. Эта спесь, это самомнение…
— Мама твоя дома? — вклиниваясь, спросил Кристофер у Прим. — Хотел узнать, какую комнату выделили Раш.
— Ой, не беспокойтесь, — сказала Прим, подхватывая малиновую сумку. — Я знаю, где ты будешь. Давай, пошли со мной.
И они вместе отправились наверх.
Прим не вполне понимала, почему у нее в телефоне включены уведомления о новостях «Би-би-си». Свои сюжеты они выкидывали в Сеть чересчур часто, а докучливая музычка теленовостей довольно скоро начала сводить с ума. Однако именно благодаря им она узнала, что члены Консервативной партии выбрали Лиз Трасс своим лидером — а тем самым, по определению, выбрали и нового премьер-министра. Объявление сделали примерно в полдень понедельника 5 сентября во время двадцатиминутного перерыва в ее девятичасовом марафоне рубки овощей и шинковки рыбы. Она поделилась этими сведениями с парой своих сослуживцев, но никого из них, судя по всему, толком это не заинтересовало. Для Прим новость ничем не отличалась от дурных новостей, просачивающихся из ее телефона что ни день — мелочи вроде вот этой толкались у нее в уме, все эти сюжеты про Палестину, войну в Украине, недавний потоп в Пакистане, глобальное изменение климата… Все это добавлялось, кирпичик на кирпичик, неуклонно воздвигалась стена отчаяния, застившая, казалось, любые проблески пригодного для жизни будущего.
Уж конечно, с поправкой на все это, перспектива чуть более правого премьер-министра — невелика важность? Может быть. Но то был еще один кирпичик в ту же стену, и он не давал ей покоя вплоть до самого конца долгого и сложного пути домой. Кристофер с дочерью и мать Прим разговаривали в гостиной, но Прим поспешила мимо, не здороваясь, чувствуя странную обиду на присутствие в доме гостей. Наверху она села на кровать, откинулась к стене, ткнула в телефоне во вкладку «Нетфликс» (всегда открытую) и стала смотреть наобум выбранную серию «Друзей». Выпала третья серия из третьего сезона. Прим как раз добралась до той сцены, где Росс объясняет Чендлеру, как выпростаться из вечерних постельных объятий подруги, и вдруг осознала, что в дверях стоит Рашида. Прим виновато замерла и отложила телефон, словно ее застукали за просмотром порнухи. Но Рашида лишь сказала дружелюбно:
— «Которая с вареньем», да?
Прим кивнула. Поразительно, до чего некоторые — иногда самые неожиданные некоторые — знают все эти серии наизусть.
— Точно.
— Мало чего помню оттуда, если честно.
— Эта не из лучших. Но Джоуи в ней прямо-таки огонь.
— А. — Рашида уселась на кровать рядом с ней. — Ну, не мне судить.
— Не твой типаж?
Рашида улыбнулась.
— У меня, в общем-то, нет типажа.
Произнеся эту несколько загадочную реплику, Рашида откинулась на постели, опершись на локти. То, с какой уверенностью она заняла эту томную позу в спальне у малознакомого человека, поразило Прим, и она вдруг со всей остротой осознала, до чего близко они сейчас друг от дружки.
— И часто смотришь их? — спросила Рашида. — Насколько крепко подсела?
— Пару серий в день, — сказала Прим. — Бывает, по три-четыре, если у меня какой-нибудь жесткач.
— Ну, не волнуйся. Я не из тех, кто судит. Да и хорошо, что от них иногда приходит что-то приятное — поверх всего ужаса, какой они к нам впускают, а?