Степа успевала мне переводить. Меня зацепила фраза про то, что русские постояльцы жили здесь бесплатно. Неужели и Алина не платила? Слава богу, Анри меня успокоил:
— Нет, последние заплатили и за проживание, и за обеды, и за ужины, но лучше бы они вообще не приезжали. В нашем отеле никогда не было такого количества русских, — он схватился руками за голову и скороговоркой тихо произнес: — Это кошмар! Катастрофа! Апокалипсис! — эти слова я поняла без перевода.
— Анри, а разве, кроме Куропаткина и этой женщины, еще кто-то приехал из России?
— Ну да, они завалились сюда большой компанией. Их всех привезла мадам Ольга.
— И до сих пор они здесь?
— Да! Я же сказал, что все номера заняты! Из десяти номеров остался только один. Полиция попросила всех задержаться, пока тело мадам Ольги не отнесут на кладбище. Ко всем могут возникнуть вопросы.
— Какие вопросы? — обреченно спросила Степа.
— Как какие?! Мадам Ольгу убили! Проломили голову! Это самый настоящий криминал! Убийство!
— И в убийстве обвинили знакомую месье Куропаткина?
— Да! Моя жена Эмма застала ее над трупом. Перед тем, как уйти с работы, она пошла к хозяйке, чтобы попросить выходной день, а там… Бедная хозяйка! Из нее вылилось столько крови! Я не знаю, чем она могла помешать мадам Алине. — Он впервые назвал мою подругу по имени. — Мадам Ольга не могла никого обидеть ни словом, ни действием. Она была ангелом. Месье Жак ее очень любил.
— Значит, у Алины не было повода ее убивать?
Вопрос Степы застал Анри врасплох.
— Вроде бы нет, но она же ее убила! Может, она псих? Кто поймет русскую душу?!
— Нет, просто так там тоже не убивают, — сказала на русском Степа. — Нужен повод.
Я кивнула в ответ.
— Да уж…
— А то, чем проломили ей голову, осталось на месте?
— Разумеется. Бронзовая статуэтка валялась рядом — тоже вся в крови.
— И на ней отпечатки пальцев этой Алины?
— Мадам, я не работаю в полиции. Мне такие нюансы ни к чему. Хозяйка убита. Что будет с отелем, одному богу известно. У месье Жака не было родственников. Все свое имущество он вроде бы отписал мадам Ольге. Спасибо, мне и Эмме оставил пожизненное содержание. Добрейшей души человек, даже мадам Ирину не забыл. Ей тоже назначено пожизненное содержание.
— Получается, теперь она наследница всего этого?
— Не уверен, — туманно ответил Анри и замолчал.
Дальнейшие расспросы могли вызвать у портье подозрения, поэтому Степа разумно вернулась к тому, с чего начала:
— А где нам найти месье Куропаткина? Вы знаете, в какую больницу его отвезли?
— Это недалеко. Если вы за него поручитесь, то его, может, и отпустят, — предположил Анри.
Глава 5
Больница, куда помести Веню, напоминала маленький уютный санаторий. Это было двухэтажное здание, окруженное ухоженным сквером. К центральному входу вела кипарисовая аллея. Я отметила, что дорожки здесь были очень чистые, а газоны аккуратно подстриженные. Но что нас больше всего поразило, так это то, что на лужайке перед входом мы увидели человек десять в одинаковых пижамах и с мольбертами. Не факт, что все эти люди были живописцами, в буквальном смысле этого слова, но каждый из них в руке держал кисть. Некоторые бездумно водили ею по листу бумаги, а некоторые действительно рисовали, причем увлеченно, с упоением. Наверно, это была своего рода психотерапия.
Чуть вдалеке три девушки в белых халатиках и в забавных шапочках, внимательно наблюдали за происходящим на лужайке.
— Райский уголок. Медсестры — душки. Что-то не похоже на психушку, — с удивлением произнесла Степа. — Миленько и никаких решеток на окнах. Впрочем, если решеток нет, скорей всего, стекла непробиваемые. Или буйных здесь не держат.
— Ну какие буйные?! Смотри, разве Веня похож на буйного!
— Веня? Где он? Который? — Степа сощурила глаза. Веню она не видела всю зиму. За это время он сменил имидж, набрал пару лишних килограммов и покрасил волосы в пепельный цвет. — Тот? Крайний слева? А у него неплохо получается.
— Нет, ты обозналась. Веня второй справа. С шарфом вокруг горла. Дергает себя за ухо. Ван Гог, да и только.
Куропаткин стоял к нам вполоборота и нас не видел — это дало нам возможность некоторое время за ним понаблюдать. Левой рукой он щипал себя за ухо, а в правой руке держал кисть, которой точечно касался бумаги. Два раза приложит кисточку к бумаге и минуту разглядывает свое творение — движения медленные, если не сказать, заторможенные.
— Подойдем?
Степа уже направилась к группе пациентов, но я ее остановила:
— Погоди. Веня рисует, пусть рисует, а мы пока найдем доктора, узнаем, в каком состоянии наш приятель.
Выделив из трех медсестер ту, что была постарше, мы двинулись в ее сторону. Степа представилась родственницей Куропаткина и спросила, с кем ей можно поговорить, чтобы забрать Вениамина домой. Девушка не стала никуда нас отсылать — сама привела к нам доктора, мужчину лет сорока. Он не очень походил на француза: круглолицый, светловолосый и немного полноватый — абсолютно не французский типаж.
— Это месье Орлов, лечащий врач месье Куропаткина.
— Вы русский? — обрадовалась я.
Мне порядком надоело говорить через переводчика. Степа хорошо переводит, но, когда увлекается, забывает это делать — мне довольно часто приходилось дергать ее за рукав, напоминая о себе. Кстати, еще до того, как мы узнали фамилию доктора, у меня возникла мысль, что он имеет славянские корни.
— Да, хотя я и родился во Франции. — То, что он здесь родился, было понятно с первых слов. Доктор говорил с акцентом. У него было рокочущее «р», а «н» застревало где-то глубоко в носу. — Мой дедушка во время войны попал в плен. Лагерь, в котором его держали, освободили войска союзников. Он побоялся вернуться в СССР и остался в Германии, потом перебрался во Францию. Это дед научил меня русскому языку. Дома он разговаривал исключительно на родном языке. Я несколько раз был в Москве, один раз в Киеве, был в Одессе, где до сих пор живет моя троюродная тетка.
— Вот как. Надеюсь, наш друг не доставил вам хлопот? Его фамилия Куропаткин.
— Вениамин Куропаткин? О нет, — заверил нас доктор. — У него был нервный срыв и небольшое психическое расстройство. Мы его немного подлечили. В принципе, он уже сегодня может покинуть наше заведение, заплатив за пребывание и лечение.
— Разве у него нет страховки? — удивилась Степа.
— К сожалению, туристическая страховка не может покрыть расходы на специфическое лечение, — вздохнул доктор.
Наше агентство не выпускает туристов за границу без страховки, даже тех, кто едет за рубеж на три дня. Но в конкретном случае на страховку я и не рассчитывала. Нервный срыв — не страховой случай. Я не помнила, чтобы кто-то из наших туристов попадал в психиатрическую лечебницу.
— И сколько нужно заплатить? — напряглась я. Деньги у меня с собой были, но предназначались они для того, чтобы разобраться с делами Алины.
— Совсем немного. Каких-то… — не моргнув глазом, месье Орлов загнул такую сумму, что я закашляла, поперхнувшись слюной. Вот так и соотечественник! — Это совсем немного, — заверил он. — Другому пациенту, приятелю вашего Куропаткина, придется выложить куда больше. Нам пришлось выводить его из состояния алкогольного отравления.
— Приятеля? Какого еще приятеля?
— Его днем раньше доставили. Кстати, мой полный однофамилец — Григорий Орлов.
Спорить с доктором не имело смысла — скидку нам никто бы не сделал. Я решила расплатиться, надеясь, что уже сегодня Вениамин возместит мне материальные затраты.
— Деньги вам?
— Что вы! — возмутился Орлов, как будто я предлагала ему взятку. — Только через кассу!
— И сразу можно будет забрать Вениамина? — уточнила Степа.
— Конечно, я пойду и подготовлю письменные рекомендации. Вам на русском языке?
— Желательно.
Только имея на руках рекомендации доктора Орлова, мы решили показаться на глаза Куропаткину. Заметил он нас не сразу, когда же все-таки увидел, неистово завизжал, отбросив в сторону кисточку и оттолкнув мольберт:
— Марина, Стефания Степановна! Миленькие мои! Заберите меня отсюда! Я тут чокнусь!
— Веня, успокойся. Мы обо всем уже договорились. Тебя выписали. Иди переодевайся и пойдем.
— Я сейчас.
Веня умчался, а мы остались ждать. От нечего делать я стала рассматривать пациентов клиники: большинство из них все так же продолжали рисовать. Конечно, интересно было бы заглянуть в их мольберты, но я не рискнула подойти к ним ближе. Зато один из пациентов явно заинтересовался мной и Степой. Взяв мольберт, он направился в нашу сторону. Не дойдя до нас двух метров, он остановился, как будто шел совсем не к нам, посмотрел направо, налево, выбирая, что бы ему еще нарисовать, поставил мольберт, прикрепил к нему новый лист бумаги и начал черкать по нему карандашом. Мне очень хорошо был виден мольберт, мужчина рисовал нечто похожее на паутину: несколько неодинаковых по диаметру кругов и линии, пересекающие эти круги в разных направлениях. Делал он это бездумно, краешком глаза наблюдая за мной и Степой.
«Странный», — подумала я и тут же услышала:
— Я не больной, честное слово, — сказал мужчина, обращаясь не к нам, а к мольберту. Вероятно, ему не хотелось, чтобы медсестры заметили, как он разговаривает с посторонними. — Вы Венины подруги? Вы приехали за ним? А я Григорий Орлов. Мы с Веней приятели. Поможете мне вырваться отсюда?
— Мы? Но мы вас не знаем, — смутилась я.
Григорий Орлов показался мне полным психом. Разговаривая с нами, он успевал корить рожицы пациентам больницы, чьи мольберты стояли недалеко от его мольберта.
— Вы меня не бойтесь, я нормальный, честно. Просто много выпил, и организм дал сбой, но сейчас все хорошо. Я бы сам удрал, плевать хотел на их охрану, но не могу — у них мой паспорт, а мне домой уже пора. Самолет через два дня.
— А вас не выписывают, потому что надо оплатить лечение? — догадалась Степа.