Проводник: проклятый мир — страница 20 из 53

— Как я слышал, — начал Пал Палыч, — ваша группа имеет возможность достать определенные дефицитные вещи, так?

— Смотря какие, — ответил я. — И что подразумевается под дефицитом.

— Серебро и оружие.

— Серебро — да, — кивнул я. — А вот с оружием… в последнее время возникли некоторые сложности с этим. Если планировали что-то заказать, то огорчу отказом. Или ждите.

— Сколько ждать?

— Сам не знаю, — задумчиво ответил я, прихлебывая чай. — Мне не докладывают, слишком невелика птица.

— Понятно. Значит, оружие не можете… а серебро?

— Серебро можем, — подтвердил я, — но в обмен на золото.

— Золото, золото, — недовольно поморщился Пал Палыч. — И зачем оно вам сдалось?

— Серебро тоже доставать непросто, — заметил я. — И желтый металл в этом помогает.

— Неужели, — прищурился партизан, глядя на меня, — кто-то меняет вам серебро на золото? Интересно с такой личностью встретиться.

— Нет, — посмотрел я в глаза Пал Палычу, — но на золото можно выкупить некоторые планы и документы, в которых имеются упоминания о старых схронах, неразработанных рудниках… многое чего. Причем, практически не вызывая подозрений.

— Понятно, — повторил Пал Палыч. — Михаил, когда ты своими товарищами сможешь вернуться обратно к себе?

— Хоть сегодня, — ответил я, прикидывая в голове, как отреагируют мои товарищи на такое решение. — Что-то нужно?

— А ты как думаешь? — усмехнулся партизан. — Конечно, нужно… догадываешься?

— Про оружие я пояснил. Вопрос поднимался еще о серебре, значит…

— Правильно, моему отряду нужно серебро. Сильно нужно.

— Достанем, — вздохнул я. — Чего уж там… как много нужно-то?

— Сколько привезешь, столько и нужно. Кстати, золото уже приготовлено. Ложков перед уходом выдаст.

— Отлично.

— Только, Михаил, не пользуйся порталом в этом лагере. Вдруг, демоны смогут отследить чары.

— А где можно? — удивился я. — Обратно в старый лагерь возвращаться, в ложковский?

— Можно и туда, — покивал головою Пал Палыч, — но есть местечко чуть-чуть поближе. Бойцы завтра… подойдет?

— Подойдет.

— Завтра после обеда проводят и помогут донести вещи.

— Будет вам серебро, не переживайте. Недели через две притащим сколько получится.

— А раньше, — нахмурился Пал Палыч, — не получится? Долго ждать две недели.

Я задумался, рассчитывая примерное время на сбор драгметалла, его переплавку и доставку к месту перехода. Выходило, что минимум неделя. Это по самому жесткому графику.

— Минимум неделя, — сообщил я. — Но и количество металла существенно уменьшится. Раза в два, примерно.

— Хоть сколько, — вздохнул Пал Палыч. — Для меня важно достать серебро. И чем скорее, тем лучше.

Внезапно, он напрягся и посмотрел мне за спину. Вернее, что-то во взгляде проскочило жесткое, как-будто каверзу — и неприятную — ожидает. Машинально я обернулся. Рассчитывал увидеть что угодно, вплоть до призрака Кровавой Мэри (тьфу-тьфу-тьфу чтобы не накликать). Но кроме кошки, выбравшейся из-под кровати, никого не обнаружил. Черно-белая кошка, вернее, котенок месяцев десяти от роду, вальяжно подошла к моей ноге и потерлась. Потом запрыгнула мне на колени и ткнулась лбом в ладонь. Мне показалось, что со стороны партизана послышался едва слышный вздох облегчения.

— Что?

— Нет, — мотнул головою Пал Палыч, — ничего. Так… подумал тут разную ерунду, сам же должен понимать. Чай допил уже?

— Ага, — ответил я и продемонстрировал пустую емкость. — Выпил все. Вкусный очень, спасибо.

— Не за что. Ну, раз мы все обговорили, то больше не держу. Товарищи твои сейчас в столовой. Присоединяйся к ним. Там тебя и накормят горячим.

— Столовая, то большое строение? — указал я на самое габаритное здание, кусочек которого просматривался сквозь окошко.

— Оно самое. Ступай. Да, и захвати Мурыську с собою… пусть ее тоже покормят. Как-никак она тоже боец Сопротивления и числится на балансе отряда.

Кивнув в ответ, я подхватил котенка и сунул за пазуху. Та возражать не стала, только чуть поелозила, устраиваясь поудобнее и затихла. Вновь проявила активность, только когда я вошел в столовую. Наверное, учуяла запах готовой пищи, аромат которой щедро наполнял помещение. Столовая мало походила на заведения общепита в моем мире. Но и не была сравнима с полевыми палатками армейского эпизода жизни. Чисто выскобленные некрашеные полы, два ряда самодельных столов и лавок возле них, небольшая раздача и горка посуды на ней. В стороне имелась половинка бочки, в которой лежала грязная посуда — алюминиевые миски, ложки, кружки.

Друзья с троицей наших товарищей партизан сидели дальше всех от хода, зато ближе всех к раздаче. Кроме них были заняты еще два стола. За одним неспешно окунала ложку в борщ трое мужчин в возрасте с окладистыми бородами (и как такие заросли им есть не мешают). Второй заняли четверо молодых парней — две девушки и два парня, ровесники Славки.

Заметив меня, Никита поднял руку с ложкой и пару раз махнул, приглашая присоединиться. В ответ я кивнул головой и сделал несколько шагов вперед к друзьям. Но когда поравнялся со столом, где сидела молодежь, события резко пустились вскачь. Кошка, которая высунула любопытную мордочку между пуговиц на куртке, внезапно громко зашипела и зафырчала. Да так, словно стая собак покусилась на ее детеныша — с каким-то клекотом и бульканьем. В столовой наступила тишина. Партизаны знакомые и нет, замолчали, замерев в напряженных позах. Четыре пары глаз молодых бойцов сошлись на мне, вернее на кошке.

А та едва не заходилась в истерике, практически брызжа слюною на молодого паренька. Русоволосый, с яркими голубыми глазами и правильными чертами лица он, должно быть, нравился девчонкам. Вот и сейчас одна из представительниц слабого пола с очень хорошенькой внешностью, которую не могла испортить чрезмерно короткая стрижка, сидела рядом с ним.

Всеобщее остолбенение прекратилось после того, как котенок выпрыгнул из за пазухи и опустился на стол перед пареньком. И тут же прыгнул на него, метясь в глаза. Тот машинально прикрылся рукой, сохранив зрение, но заполучив глубокие царапины на тыльной стороне ладони и левой щеке. Из ранок потекла кровь… черная, как деготь и с неприятным запахом разлагающейся плоти.

— Ааргаххх, — то ли произнес что-то на незнакомом наречии, то ли просто невнятно выругался голубоглазый и ударом кулака отбросил кошку в сторону. Тут же, пока его товарищи по столу не пришли в себе, оттолкнул соседку и опрокинул стол на парочку, что сидела напротив. Сразу после этого вскочил с лавки и выдернул наган, что торчал за поясом. Оружие было тут же направлено в мою сторону.

Спасло меня то, что немедленного выстрела не случилось. То ли парень медлил с ним (хотя палец был на спусковом крючке), то ли просто самозвод давался туговато. Как бы то ни было, но эти мгновения я использовал с толком. Качнув тело влево, чтобы сделать шаг вперед с правой ноги и тут же переместиться вправо, пока тонкий ствол револьвера рыскнул в первоначальное положение, где меня уже не было. Левой ладонью подбил вооруженную руку противника вверх, заставив оружие уставиться в потолок. В этот момент как раз и раздался выстрел. По счастью, пуля увязла в толстых потолочных досках, не причинив никому вреда.

Сразу после этого, не сбавляя темпа и не прерывая движения, я ухватил правой рукой стрелка за левое плечо и потянул на себя. Одновременно согнул левую ногу и коленом ударил противника в правый бок, целясь в подреберье. И еще раз…

От острой боли (хотелось бы мне увидеть человека, который останется стоять на ногах после сильнейшего удара в печень) паренек выронил револьвер и повалился на пол. Изо рта на пол потекла тонкая струйка слюны, слегка подкрашенная в розовый цвет.

Пока он витал между небом и землей и находился в крайне удачной позиции, я со всего маху ударил носком ботинка «с пыра» в подбородок. Брызнула кровь из разбитой губы, голова стрелка мотнулась, и тот обмяк.

И почти сразу же рядом возник Прокоп с автоматным брезентовым ремнем в руках.

— Помогай, — скороговоркой, проглатывая буквы, проговорил он и присел рядом с лежащим пареньком, — давай же.

Я ухватил за руки бессознательного человека и завел за спину. Прокоп шустро накинул петлю на запястья и затянул ремень. Вторым ремнем связали ноги, перед этим стащив короткие кирзовые сапоги.

— Что с ним? — это спросила та самая девчонка, что сидела рядом с обезумевшим партизаном и удостоилась первой познакомиться с его кулаками. Теперь у ней на лице имелась пара ссадин от близкого «знакомства» с полом.

— Ничего хорошего, — буркнул Прокоп, осторожно касаясь шеи связанного ладонью, и тут же помрачнел. — Вот же… он мертв.

— Как? — воскликнула девчонка. Ее глаза тут же стали заполняться влагой. Девушка попробовала наклониться к телу и прикоснуться к своему бывшему товарищу, но Прокоп довольно грубо придержал ее за руку.

— Не дури. Не понятно, разве, что он стал одержимым?

Потом повернулся к товарищам девчонки и приказал:

— За командиром и отцом Михаилом… живо.

Пал Палыч прибежал буквально через минуты. Уверен, что гонцы даже не успели добраться до его дома. Причина такой спешки стала ясна с первых его слов.

— Кто стрелял? Святые угодники, кто его?

Это он увидел мертвого паренька. Прокоп кивнул в мою сторону, указывая на виновника главному партизану и тут же добавил следом, пресекая возможные недопонимания:

— Вадим одержимым был. Кошка опознала… сам посмотри — Мурыська его оцарапать успела.

Пал Палыч присел на корточках возле тела и повернул ему голову, чтобы получше рассмотреть черные царапины. При этом недовольно сморщился, учуяв неприятный запах.

— Когда он успел-то?

На заданный вопрос никто не ответил. Полагаю, что это был риторический вопрос. Знай партизаны когда один из них подцепил «заразу», просто так его не оставили. Непременно посадили бы под домашний арест (как минимум).

Через пару минут в столовую зашли Ложков и отец Михаил. Батюшка первым же делом поднял веко у покойника и нахмурился: под ним не было ни белка, ни радужки со зрачком, сплошная дегтярная чернота.