Из-за своего феномена я проштудировал множество книг, и ни одна из них не ответила, как это бывает и почему это получается у меня. Получается что?
Я открываю двери в иные миры, так мне кажется. Представьте себе. Хочется предполагать, что за черной завесой «двери» есть иной мир… Кто переступил порог с этой черной занавесью, обратно не показался. А может, мои клиенты-эмигранты в Америку попадают или Австралию. Тогда у меня дар телекинеза, и это не менее авантюрно-фантастично. Проверить на собственной шкуре я не решаюсь, но шестое чувство мне подсказывает, что все-таки это иномирья, райские страны, скрываемые чертой горизонта.
«Уводящие за горизонт»: так черные пороги, открывающие дорогу в никуда, называла Людмила. Она была двенадцатой. Теперь уже бывший библиотечный работник. Девушка с огромными серыми и веселыми глазами, ресницами, похожими на снежинки, красивым ртом, скрывающем ряд белоснежных и ровных зубов. Она никогда не скупилась на улыбки. У нее были две длинные светлые косы и светлая челка, взбитая над прямым белым лбом. Очень красивая девушка, я мог бы уйти с ней, я мог бы полюбить её на всю оставшуюся и путевую жизнь. Испугался и не захотел?
Нет, очаровательное создание, ничего не боясь, улыбаясь, шагнуло во тьму — искать своего принца.
— Ты знаешь, я верю, что там совсем иной мир, именно такой, о котором я мечтала. — Она, улыбаясь, смотрела на меня. Я любовался её лицом, тоненькой, точеной фигуркой, завернутой в легкий зеленый плащ. Через плечо у неё была перекинута обыкновенная спортивная сумка, с полустершейся надписью «Дельтаплан».
— О каком мире ты мечтала? — Она уходила светящаяся, наполненная непонятной мне радостью и умиротворением человека, у которого сбылись все мечты.
— Ты читал Толкиена или «Алису в стране чудес»?
— Нет.
— А Ларинского «Странника»? — спросила она с надеждой.
— Нет.
— Ты не любишь фантастическую литературу? — В её голосе сквозили удивление и разочарование.
— Нет, жизнь покруче.
— Это правда. — Она встряхнула головой, поправляя большой берет, где были спрятаны похожие на двух свившихся змей косы а-ля «Варвара Краса — Длинная Коса». — Мне нравится мечтать и читать фантастические книги. В конце концов, мечты сбываются, — её лицо осветилось радостной улыбкой. — Спасибо тебе, Рома, — она торопливо чмокнула меня в щеку, помахала ручкой и шагнула в зыбкий черный прямоугольник, плавающий перед ней.
Я инстинктивно закрыл глаза. Уход всегда сопровождался ослепительной вспышкой и неприятным змеиным шипением. Очень сильно запахло озоном… Так бывает всегда…
Домой возвращался пешком, кутался в серый плащ, прячась от мелкой дождевой мороси. Весна лениво и как бы нехотя отвоёвывала у зимы свои владения в городе. Вчера, например, в это время падал мелкий пенопластовый снег. Очевидно и природа устает от смены сезонов, но было бы скучно, очень скучно, если бы на дворе все время была осень или, как поет «Чиж»: «Вечное лето — это тоже грустно».
Мы снимали киноленту о разборках нашей мафии. Дело происходило на стройке — придурь нашего режиссера. В меня выстрелили, и я с идиотским воплем упал, кувыркаясь через перила.
Надо было упасть на гнилые леса, которые по сценарию проламываются под моим телом, а под ними должна быть натянутая сетка. Упал я неудачно. Куртка зацепилась не за те леса, но их я тоже проломил и уже с тревожным криком пролетел мимо спасительной сетки. На пути встретились еще одни леса, еще одни… И все, больше ничего вспомнить я не мог. При падении страха не было, только сильное удивление, что так обломился с трюком. Когда считал доски лесов, боли также не чувствовал. Удивление и странное непонимание того, что это все происходит со мной, заглушали все остальные чувства.
Следом за падением наступил яркий и от этого до жути реальный сон-призрак. Кажется, я бродил по какому-то лабиринту. Его стены были сложены из тусклых серых плит, испускавших слабый фосфоресцирующий свет, пористых и теплых на ощупь. Опасности не чувствовал, в таких лабиринтах Минотавры не живут. Но было чувство острой необходимости выбраться из этого лабиринта и, по возможности, чем скорее, тем лучше. Пока неизвестно откуда и неизвестно кто позвал меня шепотом:
— Ромка!
Я замер, вглядываясь в одну, другую стороны коридора. Никого.
— Что ты ищешь? — тихий голос неизвестного.
— Выход, — также тихо ответил я.
— Значит, жить хочешь?
— Выйти хочу.
— Значит, жить хочешь, — повторил голос, уже не спрашивая, а утверждая.
— Хочу, — согласился я.
— Так иди, почему не уходишь?
— Выход найти не могу.
— Выход? А зачем его искать? — удивился голос.
— Чтоб уйти.
— И что тебе для этого надо?
— Двери! — закричал я. — Двери!
ДВЕРИ!!! Эхо заметалось по лабиринту подхваченное кривыми коридорами.
ДВЕРИ!!!
— Ромка, ты не кричи, они ведь везде, твои двери, разве ты не видишь?
Я огляделся. Действительно, голос не шутил, вдоль стен коридора тянулись двери. Их силуэты были чуть светлее серых стен, почти сливались с ними, но я разглядел.
— Только какая из них моя? — Я медленно шел по коридору, вглядываясь в его стены и загадочные двери, касался руками их светлых проемов.
— Они все твои, — сказал голос.
— Все?
— Все. Выбирай любую.
— Я домой хочу, — жалобно попросился я.
— Ты знаешь, где твой дом? — голос звучал удивленно.
— Да, — ответил я, не испытывая особой уверенности.
— Какие вы глупые и одинаковые. До сих пор все еще как слепые щенки.
— Я ухожу, — объявил я, сравнение со щенками задело.
— Ты обижаешься?
— Нет. — Я остановился перед одним из светлых проемов. — Что теперь?
— Иди.
— Я могу пройти? Так просто?
— Как — так, Ромка?
— Сквозь этот проход?
— Ты можешь, Ромка.
— И я могу вернуться?
— Если захочешь.
— Для чего построен этот лабиринт?
— Это не лабиринт, — снисходительно ответил голос.
— Что это?
— Что-то вроде начальной школы.
— Начальная школа. — Я рассмеялся. — Шутишь?
— Иного объяснения ты не поймешь. Торопись, Ромка, иначе скоро будет поздно.
— Почему поздно? Куда ведут остальные двери?
— В другие миры.
Что-то толкнуло меня в спину, и я упал грудью в светящийся дверной проем и увидел склонившееся надо мной полное бородатое лицо, полускрытое маской, белую докторскую шапочку на голове.
— Архангелы, — прошептал я.
— Это хорошо, что вы очнулись, — прогудел голос с неба. Борода шевелилась, обнажая желтые искуренные зубы. — Очень хорошо. Теперь дела пойдут на поправку, и через несколько дней из реанимационного отделения переведем вас в травматологическое. Сейчас спите. Вам надо много спать, — с неба опускалась белая широкая ладонь — закрыть мне глаза.
Вот и все, кажется, так все и было. Вскоре я действительно научился видеть «двери». Или их вызывать? Что одно и тоже. Вот только исчезнуть в них не торопился. Тем, кому предлагал, оказались гораздо смелее меня. Мне страшно не знать, что ТАМ, за этими дверями. Что ТАМ меня может ждать? Но, думаю, что в лабиринт просто так не попадают.
Это все можно назвать выдумкой, реальностью, мистикой, чем угодно, когда человек находится на грани жизни и смерти, как раз на пороге горизонта-терминатора, разделившего небо и землю. Ведь что-то в таких ситуациях с нами происходит, нечто, не вписывающееся в нашу реальность. Об этом тоже писали, может, наша смерть и есть переход в четвертое измерение, только не по собственной воле, а вынужденный, навязанный. Выбирать дано не каждому. У меня не было божественного света и туннеля. Может быть, я не добрался до него. Был лабиринт, были двери. Тысячи дверей. Бесконечное множество. И как оказалось, я еще не выбрал свою дверь, но предлагаю другим, на выбор. Иногда я думаю, ту ли дверь выбрал и в свой ли мир вернулся? Что такое наш мир и прочие, о которых мы только догадываемся?
В том-то и дело, здесь недолго до сумасшествия, и именно поэтому я не тороплюсь уйти, потому что ни в чем не уверен…
Вышли из моей квартиры. Ещё не было семи, на дворе непривычно светло, апрельские вечера набирали силу после долгих зимних ночей.
Леонид Петрович был одет в новенький черный плащ. Под ним — он раздевался у меня в квартире — новенький, наверно, сегодня и купленный строгий черный костюм-тройка. На ногах блестели натертые суконкой и начищенные гуталином ботинки. Интересно, о каком мире он мечтает? В руках небольшой дорожный баул, новенький и пахнущий не дерматином, а настоящей кожей. Недешевая сумочка.
— Вы как на свадьбу собрались, Леонид Петрович?
Он растерянно улыбнулся.
— Вполне возможно. Вы же сами не знаете, что меня может ожидать там?
— Не знаю. — Почему-то подумал про лабиринт и еле видимые проемы дверей; не подскажут, сам не увидишь. Беспечно спросил:
— Заела повседневность?
— А вас?
— Терпимо, — не так уверенно ответил я.
— Завидую вам.
— Почему?
Пройдя дворами, вышли к улице, перешли на другую сторону, останавливаясь у прозаической троллейбусной остановки.
— У вас такой редкий божий дар.
— Так получилось, — усмехнулся я. — Подождем «четверку». Нам до «конечной».
— Угу, — Леонид Петрович поднял воротник плаща. — Если на конечную, то, кажется, там есть небольшая парковая аллея?
— Тополиная. — Запрокинув голову, посмотрел на небо. Его вновь заволакивали черные дождевые или снежные тучи. Быстро темнело. Подумал с сожалением об оставленном дома зонтике.
— Можно спросить?
— Спрашивайте, — я оглянулся на Леонида Петровича, он задумчиво протирал очки.
— Вы сами можете проходить в те двери, которые открываете? — смущенно пробормотал он.
— Я уже говорил, что никогда не пробовал, но думаю, что смогу.
— Тогда странно, — Леонид Петрович близоруко посмотрел на меня, — будь у меня такая возможность, я только и делал бы, что путешествовал из одного мира в другой.