Более того, мы с Черновым совпадали в том, что необходимо создавать массовое народное движение, основу революционной пирамиды, включающее не только пролетариев, но и «трудовое земледельческое население деревень», как он сам называл крестьянство.
А вот со взглядами на террор мы разошлись.
– Я в будущем, когда мы соорганизуемся, предполагаю действие народовольческим методом.
– И что вам это даст? «Народная воля» была уж куда как эффективна, даже царя угрохали, а толку никакого. Стоило государству только закрутить гайки потуже, и вуаля, почти два десятилетия тишины.
– У народовольцев террор был самодовлеющим, я же представляю его себе как революционную запевку солистов, чтобы припев был тотчас же подхвачен хором, то есть массовым движением, которое во взаимодействии с террором перерождается в прямое восстание.
– Да почему же вы все так зациклены на восстании? Это крайний – крайний, вы понимаете? – метод, когда уже не осталось никаких других. Битье всех горшков в доме, фигурально выражаясь. А у нас есть и агитация, и пропаганда, и артельное движение, то есть создание ячеек социалистического общества, да то же образование в конце концов!
Сидя на скрипучих стульях у колченогого стола, на котором стояли две бутылки с дешевым вином, закуска и стаканы с ложками-вилками, мы вели разговор почти шепотом, прерывая друг друга касаниями рук.
– Охранка, Виктор Михайлович, как вы понимаете, как раз набила себе руку на противодействии подполью и провокациях террористов. И вы лезете туда, где противник сильнее всего, что противоречит всем принципам стратегии, – бить его надо там, где он слаб, в идеале скопом, как батьку.
– Ну и где же это, по вашему мнению?
– Да вот как раз в образовании, пропаганде и создании структуры широкого движения. Ну что может царизм противопоставить революционным идеям? Православие, самодержавие, народность? Не смешно, даже неидеальная Марксова теория кроет этот набор, как бык овцу! Вы хотите восстания, вызванного узкой группкой революционеров, так это будет тот самый русский бунт, бессмысленный и беспощадный, именно поэтому я говорю о структурах, которые смогут народную стихию направить не в разрушительное, а в созидательное русло.
– Но это крайне долговременная работа, с неясными шансами на успех!
– Зато без риска залить всю страну кровью. Вы что думаете, нераспропагандированные войска откажутся стрелять? Наоборот, пойдут на ура за царя-батюшку. А вы против регулярной армии выставите неподготовленную массу. Ну еще подпольщиков, которые в лучшем случае умеют палить из револьвера да возить нелегальщину в чемоданах с двойным дном или в подметках обуви.
При этих словах Чернов машинально убрал под стул вытянутые было вперед ноги, но потом спохватился и кинул на меня тревожный взгляд проверить, заметил ли я это движение.
– Что, угадал? В подметке? Или в каблуке? – я засмеялся.
Виктор смутился и перевел тему.
– А к кому вы посоветуете обратиться в Цюрихе?
– Вообще цюрихская эмигрантская община почти вся – марксисты, вам там будет неуютно. Лучше Берн или Женева, тем более если вам интересно поспорить с Плехановым. Но сразу предупреждаю, в личном общении это не самый приятный человек.
– Спасибо, я учту.
– И вот еще что… Если вы все же подадитесь в террор, то я процентов на девяносто уверен, что к вам в большом количестве присоединятся евреи – наиболее обиженные и озлобленные на власть, но при этом гораздо более образованные. И это создаст опасную национальную коллизию, когда «лицом» партии, желающей быть представителем русского рабочего и крестьянина, будет еврейский террорист.
– Они такие же наши братья, как и русские!
– Все трудящиеся наши братья, но я о другом. Такой расклад даст сильные козыри правительству, которое сможет обвинить иудеев во всех бедах и натравить на них наиболее консервативную и мракобесную часть подданных. Да и простой русский мужик десять раз подумает, стоит ли связываться с такой партией. Я бы считал правильным, чтобы в нынешних условиях евреи объединялись в союзной нам, но своей партии, вроде Бунда.
– Странный у вас взгляд…
– Какой есть. Так что там с вашим планом?
– Когда работал в деревне, я видел назревающее аграрное движение и буду пытаться создать за границей обслуживающую его литературу, желательно в крупном масштабе.
– Ну вот здесь я вам первый помощник. Давайте попробуем создать простенькие брошюры с советами, например, «Что делать с кулаком» или «Что делать с исправником», вообще с ответами на самые животрепещущие вопросы крестьян, тут вам и карты в руки.
На том мы и разошлись, я выскользнул через черный ход в проходной двор, пересек улицу, зашел в другой, через него на Арбат, сел в кондитерской у окна лицом ко входу и после чашечки кофе, убедившись, что все чисто, двинулся кружным путем домой, перебирая в голове состоявшуюся встречу. Неплохой мужик, умный, спокойный, не чета Плеханову. Но вот показалось мне – не лидер, нет в нем той харизмы, за которой пойдут люди. Впрочем, он еще молод, сколько сейчас Чернову? Лет двадцать пять вроде, все еще впереди.
Митька Сомов, десятилетний мальчик, забранный месяц тому назад каменщиком Жуковым в ученье, глядел на стройку разинув рот. Нет, стройки-то он видел и раньше – довелось сироте побывать с дядькой и в уездном Мосальске, и в самой Калуге, но там это были раскиданные как попало кучи земли, грязища между ними, котлы с варом, кривые леса и неумолчный ор десятников и ломовиков.
Здесь же площадка под шесть домов была огорожена крепким забором в полторы сажени, а внутри проложены дорожки из досок, по которым катили тачки или таскали кирпич на козах, а криков, почитай, что и не было. Но дядьку Василия больше привели в изумление не дорожки, а три стоявших в сторонке барака, в один из которых и завел калужских местный артельщик.
– Так, мужики, сколько вас? Двадцать три? Вот две ваши комнатки, в каждой двухэтажные нары на двенадцать человек и стол. Вода – в баках у выходов. За порядком внутри следить самим, чтобы грязи не было, отхожие места за бараками, кто нужду с крыльца справлять будет – пинком под зад, расчет сразу. Дальний барак – кухня и столовая, в пять утра присылайте артельного за кашей, едите здесь, в шесть утра всем, кроме больных, стоять на работе. В обед вас в очередь с другими артелями сведут в столовую. За ней в том же бараке – баня, в нее в субботу тоже по очереди. Подчиняетесь своим выборным и подрядчику Хрипову. Главный на стройке – инженер Скамов. Грамотные есть?
– Есть, – прогудел их вожак, здоровенный кряжистый Демьян, – в армии выучился.
– Тогда вот, – артельщик сунул ему в руку лист бумаги.
– Что за грамоть?
– Правила внутреннего распорядка. Чего нельзя, что, когда и как можно. Выучите наизусть – можете пустить на самокрутки. Первое нарушение – предупреждение, второе – штраф, третье – расчет, ну да там все прописано. Вопросы есть?
– А вечерять?
– Ужинать? Точно так же, шлете артельщика, он получает на всех.
– А скажи, мил человек, сколько с нас за эти хоромы и кормежку вычитать будут?
– Нисколько, все по договору.
– Дарма???
Это было небывало, неслыханно. Митька помнил дядькины рассказы, как позапрошлый год артель обокрали в ночлежке на Хитровке, так что прошлым летом они жили прямо на стройке, под хилым навесом, там же и готовили, туда же и до ветру бегали. И по всему городу в ночлежках и на стройках мыкались сотни таких же строителей.
– А кормят-то как?
– Грех жаловаться, сами все увидите. Сегодня день на обустройство, завтра с утра на работу.
Мужиков, едва они разложили вещи, собрали и увели показывать участки работ и объяснять, что и в каком порядке делается, Митька же, пользуясь тем, что караулить жилье остались двое других пацанов, пробежался по стройке.
Землекопы заканчивали второй котлован и уже работали в третьем, за ним размечали четвертый. На первом же, начатом еще ранней весной, уже доделывали фундамент и готовились начать кладку стен, площадки под пятый и шестой дома пока использовались для складирования материалов и там же стояли бараки. От стройки в сторону близкого вокзала тянулась глубокая и широкая канава, в ней возились с трубами водопровода, а еще чуть в стороне городили что-то совсем непонятное – громадное каменное корыто в земле.
Работали на стройке слаженно, стоило телеге с кирпичом али бревнами пройти ворота, как ее споро разгружали и на ее место подавали следующую. Там же, у ворот стоял аккуратный домик начальства, возле которого собралась дюжина людей в господской одеже. Митька, конечно, не утерпел и подобрался поближе, послушать.
– …таким образом, создав условия для приема пищи и отдыха, удалось повысить выработку процентов на двадцать-тридцать, – вещал господам молодой человек студенческого вида в короткой куртке-пыльнике и брюках в сапоги. – Инженер Скамов создал последовательный план производства работ, так что артели перемещаются с одного корпуса на другой, что позволяет использовать их труд наиболее эффективно и экономно. Сразу за землекопами приходят каменщики, за ними – плотники, штукатуры, маляры и стекольщики, так что по плану, когда закончат последний котлован, первый дом уже будет под крышей.
Несколько человек строчили в книжечки, один оторвался от записи и спросил:
– А что с водопроводом, электричеством и канализацией?
– Водопровод и электрический кабель будут протянуты от Виндавского вокзала, городской канализации вблизи нет, как появится, будет сделано подключение, а пока строится общая для всех корпусов выгребная яма, – тут студент показал рукой на то самое каменное корыто, – где по методу пудр-клозета будут вырабатываться удобрения для крестьянских артелей, снабжающих квартал продуктами.
– Да, все по-американски, даже фекалии идут в дело! – сказал своему соседу один из слушавших. Митька не знал, что такое «фекалии», но догадался, что это, наверное, навоз.