– Остальные все вернулись?
– Да, последний был Степан.
Степа, студент Горного, проделал весьма оригинальное путешествие – через Мозамбик, из Лоренсу-Маркеша в Танзанию, то есть Германскую Восточную Африку, потом матросом на каботажнике в турецкий порт Акаба на Красном море, далее на перекладных до Иерусалима и уже оттуда с паломниками в Одессу.
– Хорошо. Егор, насколько я помню, с нашей системой связи был знаком, надо обновить «почтовые ящики» на его возможных маршрутах, пусть тоже на Сахалин нацеливается. Да, Борис, когда будете готовить операцию с типографией, подумайте, как заодно подставить Зубатову нашего «агента».
Савинков иронично улыбнулся и наклонил голову, всем своим видом показывая: «Не учи ученого».
– Тогда давайте за нашу стратегию проголосуем, чтобы потом не было недоразумений. В грядущих волнениях мы участвуем в вооруженных выступлениях или нет? – я всегда предпочитал договариваться на берегу, тем более в таких важных вопросах.
– Нет, – первым решительно высказался Муравский.
– Обязательно, обязательно нужно дать бой! – Красин дважды, для придания большего веса своим словам, рубанул воздух кулаком.
– Пожалуй, воздержусь, – потер ладонью подбородок Савинков.
– Нет, слишком многое рискуем потерять, – проголосовал Андронов и поспешил объяснить свою позицию: – Только-только как следует наладили типографии и систему переписки.
– Категорически нет, – молчавший всю дорогу Губанов мрачно помотал головой. – Волнения отбросят артельное движение назад.
– Итого четверо против, один за, один воздержался. Принято. И не расстраивайтесь, Леонид, у нас точно будет возможность дать бой, только на наших условиях.
Еще два дня ушло на постановку задач каждому по отдельности. Мы прогулялись с Савинковым по свежепостроенному проспекту Андраши, посидели с Муравским и Губановым в купальне Лукач на острове Маргит, где договорились о созыве зимой съезда кооператоров, и даже сходили с Андроновым в зоопарк. Последним остался Красин, с которым мы на первом в континентальной Европе метро добрались до величественной Хошок Тере – площади Героев, воздвигнутой венграми к недавнему тысячелетнему юбилею «Обретения родины».
– Однако какой размах! – оценил Леонид громадное пространство с двумя десятками статуй королей, святых и воинов. – Национальное чувство у венгров явно гипертрофированно.
– Неудивительно, они все время вынуждены доказывать немцам, что являются такой же основой империи.
– Памятник тысячелетия – крещения, как у нас?
– Нет, примерно тысячу лет назад венгерские племена перевалили Карпаты и завоевали Паннонию, вел их князь Арпад, – я показал на стоявшую впереди остальных конную статую.
– И откуда они пришли?
– Точно неизвестно, сами венгры считают себя потомками гуннов, хотя самый близкий к ним язык – у наших вогулов.
– Однако… – на этот раз удивленно протянул Красин.
Мы отошли к краю площади, где почти не было прохожих, и я вынул из кармана конверт со штампом Бернского патентного бюро.
– Вот то дело, которое я хочу вам поручить.
– Что это?
– Патент на новый пулемет, выдан датскому лейтенанту Йенсу Шубо.
– И что, лучше «Максима»?
– Он легче, посмотрите, там приведены данные.
Красин распечатал конверт, вынул пачку бумаг и принялся перелистывать.
– Девять килограммов??? В семь раз легче! Его же сможет носить один человек!
– Именно, для наших дел лучше и не придумаешь. Я навел справки – упомянутый в патенте Dansk Rekyl Riffel Syndikat создан как раз для производства пулеметов, они надеются продвинуть его на вооружение. Но пока у них нет государственных контрактов, нужно найти способ закупить хотя бы полсотни.
– Нам не продадут, – сразу возразил Леонид, – мы частные лица.
– Значит, надо купить от имени государства. Красин, как и следовало ожидать, отреагировал весьма скептически, но я был готов.
– В Южной Америке перевороты случаются чуть ли не еженедельно, найдите какое-нибудь «правительство в изгнании» и действуйте от его имени, а в качестве комиссии отдайте им, скажем, каждый десятый пулемет. Какой-нибудь бывший президент наверняка захочет восстановить свою власть.
– Тогда нужно сразу же учить пулеметчиков… Есть у меня на примете пара бывших офицеров, но хотелось бы с опытом обращения с такой штукой… впрочем, я поищу в морских крепостях, там такие должны быть. Но вот где делать школу, чтобы не всполошить все власти в мире…
– Критское государство. Не так далеко, власть слабая, имеется свое подполье, которое с удовольствием поучится вместе с вами, есть базы в горах и традиция партизанской войны. Ну и климат замечательный. Для начала нужно всего-то десяток инструкторов, половину сразу на Сахалин, туда же большую часть пулеметов.
– Контрабанда? Или разобрать на части, ввезти как «железные изделия»?
– Стволы и узнаваемые детали контрабандой, остальное изделиями. И вторая вам задача – учить людей военному делу в России. В первую очередь ваших «буров», проверенных людей из силовой поддержки артелей и ночных сторожей в кварталах Жилищного общества.
– Но мы же проголосовали против вооруженных выступлений!
– Сами не полезем, но должны быть готовы.
Второй год в училище Мазинга закончился для Митяя даже без троек – языки он подтянул, и уже на Рождество получил от инженера Скамова подарок, которому обзавидовались все в школе, – настоящий солдатский нож из Швейцарии! Нет, среди учеников складные ножики были не редкость, но вот чтобы такой, с отверткой, шилом и даже открывалкой для консервов, был один. И потом, как у каждого в армии Конфедерации кантонов! Каждый раз, когда Митька нащупывал нож в кармане или в ранце, он чувствовал себя немножко бойцом. Эх, вот бы еще револьвер, как у Михал Дмитрича… Но с этим нужно было подождать, маловат еще для пистолета. Поэтому Митька старательно учился и не менее старательно занимался в гимнастическом зале у чеха Ольшаника и Николая Муравского. Тем более что он уже успел напортачить с ножом…
Приезд в училище попечителя Московского учебного округа был событием, в общем-то, нерядовым, и весть о нем разнеслась пожаром по всем классам. Профессор Некрасов был человеком невредным, но уж больно любящим порядок, что не редкость среди математиков, к которым он и относился. Потому-то Карл Карлович с самого утра был в училище и проверял готовность к визиту высокого гостя, а когда тот прибыл, быстренько показал ему здание, представил учителей и увел от греха подальше в кабинет для разговора, пока подопечные чего-нибудь не учудили.
И тут-то классы настигла вторая новость – у попечителевой коляски шины были кирпичного цвета! А ведь каждый уважающий себя гимназист или школьник твердо знал, что лучшие стиралки для карандаша и даже чернил получаются именно из такой красной резины, только вот достать ее было почти невозможно, а тут такое сокровище стоит прямо под окнами училища!
По классам пролетели шепотки и записочки: дождаться, когда возница на козлах задремлет, что должно было случиться вскоре после конца занятий, и потихоньку срезать по кусочку вожделенной резины. Верне, резать будут те, кто захватил с собой ножики, а все остальные закрывать от чужих взглядов и отвлекать всех, кто может заметить неладное.
Кучер клевал носом, лошадь переступала копытами по булыжнику переулка и хрумкала овсом из надетой на морду торбы, а две дюжины реалистов, как термиты, обгладывали шины, когда из дверей училища заполошенно выскочил сторож.
Скандал был страшенный – за неполные десять минут резина была срезана на всей окружности колес, кроме как в самом низу, куда нельзя было подлезть с ножиком.
Митька стоял насмерть и никого не сдал, что Михал Дмитрич сдержанно одобрил, но сделал большой втык – во-первых, за то, что испортили хорошую вещь, а на возражения, что у попечителя резины много, не обеднеет, заставил прочитать, переписать и пересказать рассказ Чехова «Злоумышленник», а во-вторых, за то, что плохо все организовали и попались.
И теперь Митька, как обычно заступивший летом на должность посыльного при строительстве, очень не хотел попадаться снова, тем более что стройка была стена-в-стену с училищем. Карл Карлович Мазинг затеял строительство доходного дома, но не рассчитал, и стоять бы зданию недостроенному, если бы не «Жилищное общество», вошедшее в долю еще осенью. Реалисты внимательно следили из окон за ходом строительства, но вход им на площадку был закрыт – всем, кроме Митяя, который на время учебного года числился «в отпуске».
Чем Митяй и пользовался беззастенчиво, благо среди десятников многие знали его еще с Марьиной Рощи, а сторожем был тот самый мужик, который разнимал его драку-знакомство с Гаврей. К нему-то в будку Митяй и захаживал изредка, выхлебать стакан чая-«брандахлыста», то есть пустого, без сахара или там баранок, ну или с ними, если прихватывал чего-нибудь с собой, он ведь не просто так бегал на посылках, он теперь получал самую настоящую зарплату, пять рублей в месяц, повод для нешуточной зависти друзей и знакомцев.
Но на этот раз Митька пришел на стройку в воскресенье, сразу после службы в Антипьевской церкви, потому как уговорился со своими одноклассниками из тех, кто покамест оставался в городе, показать им «инженерный дом» изнутри, в особенности подъемную машину, которую уже затащили на чердак, но пока не подключали.
Трое из собиравшихся четверых ждали его за углом забора, в котором была заботливо подломлена доска – взрослому не пролезть, а мелким пацанам в самый раз.
– А где Петька?
– Газеты продает, копейку зашибает, все на тебя смотрел, обзавидовался.
– А-а. Значица идем тихо, не галдим. Коли кто появится, я свистну два раза, сразу россыпью мотайте с площадки на улицу. И, глядите, много где с непривычки сверзиться можно, костей не соберешь.
Так вот и началась экспедиция. За полчаса пацаны облазили пустующую по случаю воскресенья стройку, посмотрели на чаны с варом, прошлись по лесам и с замиранием сердца поглядели вниз аж с шестого этажа, но вот с подъемником ничего не получилось, все выходы на чердак были закрыты, поэтому ограничились осмотром шахты, в которой уже были наполовину поставлены чугунные решетки и двери.