Прусская идея и социализм.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение 7
Революция 11
Социализм как форма жизни 37
Англичане и пруссаки 43
Маркс 109
Интернационал 131
Заключение 155
Комментарии 159
A. M. Руткевич. Прусский социализм и консервативная революция 187
ВВЕДЕНИЕ
Этот небольшой труд возник из заметок, пред-
назначенных для моего произведения <Закат Ев-
ропы>, а именно для второго тома этой работы.
Заметки эти отчасти послужили той канвой, на
основе которой развивалась вся эта философия.
Слово <социализм> служит для обозначения
если не самого глубокого, то самого громкого
вопроса современности. Все употребляют это
слово, но каждый при этом думает о другом,
каждый вкладывает в этот лозунг то, что он лю-
бит или ненавидит, чего он боится или чего же-
лает. Но никто при этом не принимает во вни-
мание исторических условий в узком и широ-
ком смысле этого слова. Является ли социа-
лизм инстинктом или же он представляет собой
систему? Конечная ли он цель человечества или
только устройство жизни на сегодня и завтра?
Или это есть лишь требование отдельного клас-
са? Тождественен ли социализм с марксизмом?
Ошибка всех, кто чего-нибудь желает, заклю-
чается в том, что смешивают то, что должно бы-
ло бы быть, с тем, что действительно будет.
Как редко встречается свободный взгляд на со-
вершающееся! Я еще не вижу никого, кто по-
стиг бы пути настоящей революции, кто узрел
бы ее смысл, ее продолжительность, ее конец.
Смешивают моменты с эпохами, ближайший
7
год с ближайшим столетием, выдумки с идея-
ми, книги с людьми. Марксисты сильны только
в отрицании, в области положительного они
беспомощны. Они обнаруживают, наконец, что
их учитель был лишь критиком, а не творцом.
Он оставил в наследство миру читателей ряд по-
нятий. Его насыщенный литературой, на лите-
ратуре воспитанный и ей же сплоченный проле-
тариат был реальностью лишь до тех пор, пока
он не представлял современную действитель-
ность, а отвергал ее. Ныне начинают это пони-
мать: Маркс был только отчимом социализма.
В социализме есть более старые, более интен-
сивные, более глубокие черты, чем приписал
ему своей критикой общества Маркс. Они суще-
ствовали без него и развились помимо него и в
противоречии с ним. Черты эти в крови, а не на-
писаны лишь на бумаге. И только кровь решает
судьбу будущего.
Но если социализм не совпадает с марксиз-
мом - что же он собою представляет? В этой
книге содержится ответ. Многие уже ныне
предчувствуют его, но пока головы полны про-
ектами, точками зрения, целями, никто не на-
ходит в себе смелости осознать его сущность.
Уклоняясь от решений, люди сходят с прежней
более энергичной позиции к более средним, бо-
лее устарелым, более мягким воззрениям,
вплоть до Руссо и Адама Смита, вообще чего
угодно. Ныне каждый шаг уже направлен про-
тив Маркса, однако все-таки на каждом шагу
ссылаются на него. Между тем время программ-
ной политики прошло. Мы - нынешние люди
Запада - стали скептиками. Идеологические
8
системы больше не вскружат нам головы, про-
граммы составляют принадлежность прошлого
столетия. Нам не нужно больше тезисов, мы хо-
тим самих себя.
Этим самым поставлена задача: нужно освобо-
дить немецкий социализм от Маркса, немецкий
социализм, так как иного не существует. Это то-
же принадлежит к постижениям, которые далее
не могут оставаться скрытыми. Мы, немцы, со-
циалисты и были бы ими даже в том случае, если
бы о социализме никогда ничего не говорилось.
Другие народы не могут быть социалистами.
Я говорю здесь не о <примирении>, не о воз-
вращении назад или уклонении в сторону, но о
судьбе. Ее не избегнуть, закрывая глаза, отрицая
ее, борясь с ней, убегая от нее. Это только иные
способы ее осуществления. Ducunt volentem fata,
nolentem trahunt*. Старо-прусский дух и социа-
листический образ мышления, ныне ненавидя-
щие друг друга ненавистью братьев, представля-
ют собой одно и то же. Этому учит не литература,
но беспристрастная историческая действитель-
ность, в которой кровь, раса, взращенная на ни-
когда не выраженных идеях, и мысль, ставшая
общей основой души и тела, значат больше, чем
идеалы, тезисы и умозаключения.
Я рассчитываю на ту часть нашей молодежи,
которая достаточно глубока, чтобы за пошлыми
действиями, за плоскими речами, за лишенны-
ми ценности планами почувствовать сильное и
непобежденное, то, что движется вперед по сво-
ему пути, несмотря ни на что; рассчитываю на
*Желающего судьба ведет, а не желающего тащит (лат.)
9
юношество, в котором дух отцов воплотился в
живые формы, делающие их, всех без исключе-
ния, без различия, способными, несмотря на
нужду и отречение, осуществить судьбу, кото-
рую они в себе чувствуют, воплощением кото-
рой они являются, реализовать ее, гордясь, по-
добно римлянам, своим служением, повелевая
в смирении, требуя от самих себя исполнения
обязанностей, а не от других предоставления
прав. Это сознание, подчиняющее единичное
лицо целому, - наше самое святое и великое
достояние, наследие суровых столетий, которое
отличает нас от всех других народов, нас - са-
мых молодых и последних представителей за-
падной культуры.
К этому юношеству я обращаюсь. Да поймет
оно, какая задача этим возлагается на его буду-
щее, и да гордится оно тем, что это возможно.
10
РЕВОЛЮЦИЯ
I
История не знает народа, путь которого сло-
жился бы трагичнее. Во время великих кризи-
сов все остальные народы боролись, чтобы побе-
дить или быть побежденными. Мы же всегда
сражались, чтобы победить или быть уничто-
женными, начиная с Колина^ и Гохкирха^ че-
рез Иену5 и освободительные войны^, когда еще
на французской территории была сделана по-
пытка путем раздела Пруссии достигнуть со-
глашения между ее союзниками и Наполеоном;
затем, в тот роковой час при Никольсбурге^,
когда Бисмарк^ думал о самоубийстве, и при Се-
дане^, который едва устранил объявление вой-
ны Италией и одновременно с этим общее на-
ступление соседних держав, вплоть до грозы
ужасающих войн, разразившейся над всей пла-
нетой, грозы, первые раскаты которой только
что утихли. Только государство Фридриха Ве-
ликого^ и Бисмарка могло осмелиться вообще
помышлять о сопротивлении.
Во всех этих катастрофах немцы сражались
против немцев. Тот факт, что часто это было
племя против племени и властитель против вла-
стителя, находится на периферии историческо-
го процесса. Разлад этот, глубоко заложенный
11
и таящийся в каждой немецкой душе, проявил-
ся мрачно и величественно уже в готическую
эпоху в образах Барбароссы^ и Генриха Льва^
во время битвы при Леньяно^. Кто это понял?
И кто опознал в Лютере возвращение герцога
Видукинда?^ Какая темная сила заставляла
многих немцев сражаться за Наполеона и сочув-
ствовать ему, когда он при помощи француз-
ской крови распространял на континенте анг-
лийскую идею? Что связывает в ее сокровенней-
шей глубине загадку Леньяно с загадкой Лейп-
цига?^ Почему Наполеон видел свою важней-
шую задачу в уничтожении маленького фриде-
рицианского мира и в то же время в глубине сво-
ей души чувствовал ее неразрешимость?
Мировая война на закате западной культу-
ры - это великий спор двух германских идей,
которые, как все истинные идеи, не высказыва-
лись, а переживались. С момента своего настоя-
щего возникновения, аванпостной схватки на
Балканах в 1912 году^ - война приняла преж-
де всего внешнюю форму борьбы двух великих
держав, из которых одна не имела на своей сто-
роне почти никого, другая же - всех. Она за-
кончилась периодом траншейной войны и раз-
ложением миллионных армий. Но уже из этого
возникла новая, резко противоречивая форму-
ла. Под влиянием унаследованной от прошлого
столетия слишком высокой оценки фактов чис-
то хозяйственного порядка, формула эта обо-
значается шаблонными терминами <капита-
лизм> и <социализм>. Но за ними скрывается
последняя великая душевная проблема челове-
ка фаустовского типа.
12
В этот момент вновь всплыла, не осознанная
самими немцами, наполеоновская загадка.
На наше образцовое государство - на подлин-
нейшее и своеобразнейшее наше творение,
столь своеобразное, что ни один народ не в со-
стоянии был ни понять его, ни подражать ему,
творение, которое ненавидели как все демони-
чески непостижимое, - обрушилось англий-
ское воинство Германии.
II
Ибо таковое существует. Здесь занесла руку для
смертельного удара не измена, вызванная склон-
ностью к космополитизму, или еще худшими
причинами, а почти метафизическое хотение,
напряженное и самоотверженное, иногда до-
вольно простодушное, иногда воодушевленное
и честное в своем патриотизме, но самим своим
существованием представлявшее готовое ору-
жие для каждого внешнего врага, обладающего
практической глубиной англичанина. Это была
роковая совокупность политических чаяний,