В конце концов, несмотря на все заявления Габена о том, что он невиновен, следователь принимает решение возбудить в его отношении уголовное дело по обвинению в убийстве бывшей сожительницы.
Через несколько дней после трагедии в деревне проходят похороны Энджи с отпеванием в местной церкви. Габен обращается к следователю с просьбой разрешить ему присутствовать на церемонии, но получает отказ. Зато на похороны отправляют жандармов в штатском. Версия насчет убийцы-гастролера все еще имеет право на существование, а, как известно, иногда преступник приходит на похороны своей жертвы. Но в тот день никаких посторонних на церемонии замечено не было.
Время идет, и в ноябре приходят результаты первых анализов ДНК, которые вызывают некоторое удивление. Следы ДНК Габена обнаружены на затылке жертвы, но не на цепочке. Также они присутствуют под ногтями, но их нет ни в области половых органов, ни в области ануса. Со стрингами картина еще сложнее: на них нет следов ДНК Габена, но есть следы другого мужчины. Начинаются сомнения, тем более что ДНК принадлежит одному из родственников Энджи. Иными словами, члену семьи. Ох, семейные отношения часто бывают такими запутанными, так что дело плохо.
Ознакомившись с результатами анализов, адвокат Габена направляет ходатайство о его освобождении из-под стражи. Но прошлое Габена свидетельствует не в его пользу. У Габена уже есть судимость. За несколько лет до описываемых событий он совершил преступление, было возбуждено уголовное дело. Однако тогда все закончилось досудебным соглашением. Тем не менее, как ни крути, Габен подходит в качестве идеального подозреваемого: криминальное прошлое, болезненный разрыв, противоречащие друг другу заявления и т. п. Так что ничего удивительного в том, что ходатайство его адвоката было в итоге отклонено.
Жандармы приступают к поискам второго мужчины – родственника убитой. Его быстро идентифицируют благодаря анализам ДНК, однако у него железное алиби: он принимал участие в соревнованиях по петанку, которые шли несколько дней на юго-востоке Франции. Так откуда тогда на жертве взялась его ДНК? Объяснение кроется в бельевой корзине: в семье все грязное белье сваливают в одну корзину и стирают вместе, вот поэтому на стрингах и появились следы ДНК родственника убитой[4].
А у меня новое задание – следователь хочет получить сведения о характере повреждений, обнаруженных на теле Габена в вечер накануне его задержания. Его осмотрел врач и упомянул в протоколе осмотра «несколько повреждений кожи на внутренней стороне левого запястья и на внешней стороне правого локтя». К сожалению, в протоколе нет фотографий. Они позволили бы мне наверняка сказать, были ли это ссадины от ногтей Энджи или нет.
Любая ссадина – это повреждение кожи, но не каждое повреждение является ссадиной. Они часто располагаются параллельно друг другу.
Поэтому в разговоре с судьей я уточняю, что следы ДНК под ногтями Энджи и повреждения на предплечьях Габена могут быть связаны с защитными действиями при удушении сзади – так жертва обычно пытается освободиться от агрессора. Что касается Габена, то он утверждает, что поранился листом гипсокартона, когда помогал другу делать ремонт в доме. Друг подтвердил помощь Габена во время ремонта, но не помнил о травме.
Как любой хороший специалист по уголовному праву, адвокат цепляется за все мелочи и отрабатывает все возможные варианты. В частности, разыгрывается и такая карта (а почему бы и нет?), как забывчивость судмедэксперта. Почему судмедэксперт не измерил температуру тела, чтобы точно определить время наступления смерти? Когда я читаю этот вопрос в полученных документах, меня бросает в холодный пот. Действительно, почему?! Ведь это азы профессии, хорошо известные даже новичкам: если жертва скончалась совсем недавно, необходимо измерение температуры тела. Как я мог забыть об этом?! Я отчетливо помню все процедуры с телом. Я действительно не измерил температуру! Когда я был на месте убийства, то мне и в голову не пришло сделать это. Однако после того, как первые эмоции улеглись, я успокоился. Если я не измерил температуру, значит для этого были основания[5]. Я не просто так забыл. Я следовал своему инстинкту. Сейчас мне только надо найти объяснение этому упущению.
Я восстанавливаю хронологию событий, произошедших с 3:25 ночи, когда обнаружили тело, и до момента, когда приехали судмедэксперты. Энджи пытались реанимировать, когда тело было еще теплым. Я сразу же понимаю, что манипуляции с телом при обнаружении, а затем непрямой массаж сердца вызвали мобилизацию кровообращения и обеспечили тепловой обмен в организме. В результате тело не остыло, как это обычно бывает, и не затвердело. На нем также не было трупных пятен. Вот поэтому, когда я осматривал убитую, ее тело все еще было теплым и гибким, хотя смерть могла наступить за несколько часов до моего осмотра. Следовательно, любые измерения температуры были бы совершенно бесполезны, тем более что на основании сопоставления свидетельств был сделан вывод, что смерть наступила в интервале между 0:30 и 3:25 ночи[6]. То есть речь идет о точности, превосходящей любые измерения температуры в самых идеальных условиях. Я фиксирую все эти рассуждения в красиво составленной объяснительной записке, успокоившись и убедившись в очередной раз в своей профессиональной компетенции.
Адвокат настаивает: почему судмедэксперт не уточнил время наступления смерти на основании анализа содержимого желудка? Меня так и тянет дать простой ответ: да потому что его об этом никто не просил… Будем честны, эти сложные анализы не входят в первоначальный протокол вскрытия. Я возвращаюсь к документам и начинаю готовить новый протокол.
Время наступления смерти и последний прием пищи – это вечная классика. Но в настоящей жизни судмедэксперта все зачастую сложнее, чем в сериалах.
Между тем в запросе судьи нет ничего сложного: «В дополнение к вашим протоколам осмотра и вскрытия тела, а также с учетом материалов, собранных судебными следователями по вопросу употребления пищевых продуктов и напитков Энджи М., определить по мере возможности временной интервал, в течение которого могла наступить смерть».
Я погружаюсь в изучение процессуальных документов. Материалы следствия систематизируют документы (протоколы, технические справки, исследование личности обвиняемого и др.) в форме сгруппированных разделов в зависимости от характера документов: раздел A представлен формальными документами, раздел B посвящен общим сведениям и личной информации, раздел C специализируется на данных о содержании под стражей и судебного контроля, а раздел D предназначен для основных документов.
За каждым документом в разделе закреплена соответствующая буква и номер в хронологическом порядке. Раздел может включать как одну страницу, так и пятьдесят или даже больше. Я нахожу мои документы в части D – материалы, собранные экспертами-криминалистами. Здесь же систематизированы всевозможные протоколы жандармов. Под номером D640 (Вы можете представить себе толщину папки судьи уже по этой цифре! К счастью, он предоставил мне материалы в оцифрованном виде на компакт-диске.) хранится протокол допроса свидетеля – подруги Энджи:
Употребляла ли Энджи алкоголь во время аперитива?
Мне кажется, что она могла выпить рюмку ромового ликера Malibu Coco с апельсиновым соком. Но я не очень уверена в этом – возможно, она пила только апельсиновый сок. Энджи опаздывала. Она присоединилась к нам позже.
В котором часу вы сели за стол?
Аперитив продолжался недолго. Если не ошибаюсь, мы сели за стол к 21:30.
Вы помните меню и что именно Энджи ела во время праздничного ужина?
Вначале у нас был салат по-пьемонтски. Потом курица, кажется, с чипсами. На десерт подавали торт – крамбл с грушей и шоколадом. Что касается Энджи, то точно помню, что она ела салат. Она съела совсем немного. Если я ничего не путаю, то у нее в тарелке еще было мясо. Я не уверена, ела ли она десерт. Во всяком случае, она ела мало.
Употребляла ли Энджи алкоголь во время праздничного ужина?
Нет, она пила апельсиновый сок, Кока-Колу или воду. Вино пили только парни.
В котором часу закончился праздничный ужин?
Я уже точно не помню – прошло много времени, – но, скорее всего, где-то около 23 часов.
Как скоро после окончания праздничного ужина ушла Энджи?
Она ушла тогда же, когда и я, – ближе к полуночи.
Я нахожу свой протокол вскрытия (документ D112), где я отметил следующее:
… Анализ содержимого пищевого комка указывает на наличие непереваренных идентифицируемых продуктов: фрагменты сосисок Knacki, огурцов, помидоров, яиц, риса и картофеля. Фрагменты медикаментов не обнаружены. Слизистая оболочка желудка без изменений. Кардия и привратник в норме.
Что касается токсиколога, то он сообщает об отсутствии алкоголя. Но был обнаружен кодеин в количестве 5,9 нг/мл. Эксперт приходит к следующему выводу:
… Наличие кодеина свидетельствует о применении противокашлевого препарата. Его концентрация в крови соответствует терапевтической, а не токсической. Кодеин влияет на пищеварение и замедляет кишечную перистальтику подобно опорожнению желудка. В то же время не существует никаких достоверных исследований, подтверждающих взаимодействие между интенсивностью замедления при опорожнении желудка и процентным содержанием кодеина в крови.
Вот и вся информация. Теперь я должен навести справки, поискать научные источники. Судмедэксперты, разумеется, всегда интересовались содержимым желудка жертв, и опыт у них есть, но кто особенно преуспел в этой области, так это анестезиологи. Если перед наркозом ваш желудок полон, то шансы (или, скорее, риски) того, что содержимое желудка попадет в легкие в момент наступления медикаментозного сна, довольно высоки. А это, как вы понимаете, может быть смертельно. Вот именно поэтому анестезиологи просят приходить на плановую операцию натощак.