— Смотри, куда прешь, — буркнул олень.
Маша осторожно обогнула его и постучала в следующую дверь. Та с пронзительным скрипом отворилась.
В небольшой приемной вздыхал над кипой бумаг древний старичок с пышной белой бородой. Его блестящая лысина отражала свет.
— Нет, ну кабачки-то вам чем не нравятся, — ворчал он себе под нос и выглядел немного сумасшедшим. — Клетчатка! Витамины! А вам лишь бы все картошку трескать, да еще и жареную, вредную. А ЖКТ? А перистальтика?
— Здравствуйте, — сказала Маша.
— Рябова, — встрепенулся он, — вот скажи мне, чем тебя кабачки не устраивают?
— Они же безвкусные, — пробормотала она озадаченно. — А вы что, меня знаете?
— А что, у Аллы Дмитриевны многим студенткам назначено? — передразнил он язвительно. — Ну вот что, девочка, завари-ка мне пока чаю, раз пришла раньше времени. Вон там под салфеткой… Да не вязаной, а вышитой! И рассказывай, рассказывай пока — что натворила, в чем провинилась.
— Я-то? — задумалась Маша, приподняла салфетку и обнаружила под ней чайник, несколько чашек и коробку с сухой ромашкой. Вода стояла в графине рядом. — Я ни в чем не виновата, наверное.
— А, значит, ябедничать пришла. Ябед я не люблю, противные они, — поделился старичок.
— А как не ябедничать, Наум Абдуллович, как не ябедничать? — раздался веселый мужской голос. — Мария, ну что вы медитируете над этим чайником? Наговор кипячения, кажется, проходят в шестом классе средней школы.
— Здравствуйте, Сергей Сергеевич, — не оборачиваясь, сказала Маша. Ага, кипяти при нем воду — а потом: «Рябова, вы что, каши мало ели? Что вы там лепечете? Говорите уверенно и четко». Сам-то он вообще умудрялся неразборчиво бормотать себе под нос, а все равно получалось, как надо.
— Виделись уже, — напомнил Дымов.
Маша налила в заварочный чайник воду из графина и сосредоточилась: главное, четко и понятно сформировать мысленный посыл, а слова или там формулы — это лишь костыли да подпорки. Каждый облачает волшебство в удобную для себя форму, но все начинается с мысли.
Бам!
Вместо кипятка в чайник плюхнулось нечто ядовитое-розовое, приторно-ароматное, покрывшее Машу с ног до головы цветочными лепестками.
Ойкнув, она отпрыгнула в сторону.
— Ах ты батюшки, — вздохнул старичок, — так я и думал. Опять Зинка со своими глупостями, мерзавка. Милая моя, ну отряхнись, что ли. Нельзя же в таком виде к Алле Дмитриевне.
— Ну, блестки еще неделю смывать придется, — Дымов шагнул к обалдевшей Маше и принялся отряхивать ее от лепестков белоснежным платочком. Так в детстве братья отряхивали ее от снега, вытащив из очередного сугроба. — Не пугайтесь, Маша, это у Наума Абдулловича и Зинаиды Рустемовны такие высокие отношения… То он ее фикусы с ума сведет, то она ему бороду в зеленый покрасит…
— Изумительный был цвет, — согласился старичок, — глубокий, изумрудный. И ничем ведь не выведешь… Даже у Аллы Дмитриевны не вышло. Эх, сильна Зинка, даром что зенки ее бесстыжие. Ведь голышом считай на работу ходит! А у нас тут образовательное учреждение.
— Внимание, — стеклянный олень, боднув рогами дверь, заглянул в комнату, — господа Дымов, Рябова, Плугов и Власов! Вас ожидает Алла Дмитриевна.
— А Плугова и Власова нет, — зачем-то доложила оленю Маша, уворачиваясь от дымовского платочка.
— С Зинкой болтают, — снова уткнувшись в свои бумажки, буркнул старичок. — Васенька, ты сбегай вниз, поторопи оболтусов. Нельзя опаздывать к Алле Дмитриевне!
Олень послушно исчез.
— Вперед, Мария, — скомандовал Дымов и открыл перед ней дверь с табличкой «Ректор Первого университета А. Д. Агапова».
Маша послушно шагнула, зажмурилась от яркого солнечного света, льющегося из высоких окон, затормозила, ощутила руку, мягко подталкивающую ее в спину, вслепую прошла еще немного и опустилась в кресло, повинуясь той же руке.
Часто моргая, она смогла разглядеть ректоршу: короткие черные волосы, темно-бордовая помада, резкие черты худого выразительного лица и нервные длинные пальцы, барабанящие по столу.
— А где наши гении? — спросила она сухо. — Опять Власов Зинаиде Рустемовне глазки строит?
Дымов опустился в кресло рядом, закинул ногу на ногу, пожал плечами.
Кажется, в этом кабинете не принято было здороваться, и Маша молчала.
С топотом ворвались менталисты.
— Простите, Алла Дмитриевна! — выпалил Влассов. — Увлеклись учебой, немного не рассчитали время… Знаете, как мы радеем за честь универа! Ночами не спим, о повышении успеваемости грезим.
Она скептически посмотрела на них.
— К делу, — Алла Дмитриевна развернула к ним ноутбук на девственно чистом столе. Там стояло только зеркало, и все, ни бумаг, ни карандашей. — Вот то самое видение, — и она щелкнула мышкой.
Маша, открыв рот, уставилась на окровавленную грудь, на нож, который вонзился в нее, и только потом торопливо отвернулась.
— Сергей Сергеевич успел снять видео на мобильный, — пояснила ректорша.
В кабинете воцарилась потрясенная тишина.
— А можно еще раз включить? — вдруг спросил Плугов.
Маша упорно разглядывала серебристые плетения на светлой стене. Значит, стоило ей бухнуться в обморок, как Дымов выхватил мобильник и давай снимать весь этот ужас на телефон? Ну, разумно, наверное, только немного обидно. А вдруг она нуждалась в экстренной помощи?
— Это не мечта, — сказал Плугов. — Это план. Смотрите, какая четкая картинка. Какие детали. Кто-то снова и снова прокручивает это в голове, он даже нож уже выбрал — правильной длины, с острым лезвием и удобной рукояткой. Рябова, а пижама твоя? Настоящая?
Она осторожно скосила глаза, и ее затошнило. На пижаму Маша прежде не обращала внимания, а теперь увидела и простыню с горлицами, и желтых утят на футболке.
— Это моя пижама, — с трудом выдавила она, — и мое постельное белье… В общаге. Мама вышивала.
— Прекрасно, — неожиданно обрадовался Власов. — Значит, кто-то из общаги. Наша злодейка — девочка, которая бывала в вашей комнате.
— Простите, — выдохнула Маша, выскочила из ослепительного кабинета, и ее вырвало прямо посреди приемной. Руки дрожали.
— Ах ты батюшки, — переполошился старичок и, что-то забормотав, мигом привел все в порядок. Перед Машиным лицом появилась чашка ромашкового чая, а плечи накрыл неизвестно откуда взявшийся пуховый платок. — Давай, девочка, глоточек за маму, глоточек за папу… Ты Аллу Дмитриевну не пугайся. Она только с виду такая грозная, а ведь золотой души человек! Прекрасный руководитель! Пример для молодежи!
Чай был теплым, приятным, и Маша почувствовала себя лучше.
— Простите, — повторила она, благодарно улыбнулась старичку и вернулась в кабинет. Упала в кресло, кутаясь в шаль.
— Мария, — в голосе ректорши сочувствия как не было, так и не появилось. Она выглядела совершенно невозмутимой. — Мы можем обратиться в полицию, к счастью, у нас есть запись. Можем подключить нашу собственную службу безопасности, и мне этот вариант кажется более эффективным. Все-таки Вечный Страж на службе уже двести пятьдесят лет, и его возможности весьма внушительны. Но, безо всякого сомнения, вы должны сменить общежитие.
— Уууу, — прогудел Власов, — а нам Вечного Стража покажут? А то за пять лет мы ни разу даже издали его не видали.
— Не надо полицию, — взмолилась Маша. — Папа узнает обо всем через полчаса, и тогда все семейство никому из нас покоя не даст. А Олежка опять вспомнит о том, как ему пришлось учебу бросить, и расстроится. А Вечный Страж… он очень страшный, да?
— Не страшнее удара ножом, — тихонько заметил Дымов. — Не сомневайтесь, Мария.
— Ладно, — неуверенно согласилась она.
Ректорша потянулась к круглому зеркалу, стоявшему на серебряной подставке посреди стола. Коснулась его кончиками пальцев.
— Наум Абдуллович, — вежливо произнесла она, — пригласите ко мне начальника службы безопасности, пожалуйста.
Глава 05
Глава 05
Удивительно, но устрашающая ректорша в ожидании Вечного Стража невольно выпрямила плечи, смахнула несуществующие пылинки со своего пустого стола и приняла вид примерной отличницы. Маша и сама нервничала, но неожиданная человечность Аллы Дмитриевны поразила ее. Может, напрасно злоязычные девчонки записали Циркуля в подкаблучники и тряпки, может, ректорша умеет быть и нормальной, когда снимает с себя должность и ответственность.
В кабинете царила напряженная тишина, даже беззаботный Власов притих.
Братья, конечно, рассказывали Маше про Вечного Стража — ну, всякие байки. Мол, он видит, что у тебя в карманах, умеет ходить сквозь стены, чувствует ложь за версту, может подкинуть тебя в воздухе и вообще надавать тумаков. Но при этом путались в показаниях: мифический защитник университета то носил длинный алый плащ, то был похож на призрака, то на отвратительного мертвяка. Правда была в том, что никто из студентов Рябовых его никогда не видел. А вот отец, похоже, был лично знаком с Вечным Стражем, но не спешил об этом рассказывать. Только ухмылялся, слушая всякую ересь.
Наконец, в дверь деликатно постучали, отчего Алла Дмитриевна вздрогнула и побледнела, а Маша ощутила ледяные иголки, вонзившиеся в позвоночник.
— Войдите, — громко и спокойно проговорила ректорша.
Циркуль с неожиданной фамильярностью подмигнул ей — не переживай, прорвемся. И Маша тут же прониклась к нему симпатией, хоть подмигивали вовсе не ей. От чужого спокойствия ей тоже стало спокойнее.
В кабинет вступил мужчина, явно спросонья. Длинные светло-седые волосы были всклокоченными, поношенный халат спадал с одного плеча, открывая длинную ночную сорочку, мягкие шлепанцы слетали с пяток.