— Ой, — воскликнул Вечный Страж с потешным изумлением, округлил глаза, увидев всю их честную компанию, обернулся вокруг себя и явился в новом облике. Теперь на его голове красовался напудренный парик, красный кафтан пересекала синяя лента, а на груди пылал рубиново-золотой орден в форме креста.
Маша моргнула, обомлев от такой куртуазности.
— Прошу меня простить, — Вечный Страж изящно поклонился, — признаться, я был уверен, что старик Петрович просто заскучал да и позвал меня на партию в картишки, вот и приперся запросто, без параду.
— А Геннадий Петрович уже семь лет как на пенсии, — ответила Алла Дмитриевна и вскочила, не зная, куда девать руки. Маша ее понимала: в таком-то парике да с такими орденами Вечный Страж явно не был расположен к демократичным рукопожатиям. — Теперь я ректор университета.
— Ишь ты, — подивился он и почесал за ухом. — Дела-а-а! Проспал я, значится, такой пируэт. Ну, будем знакомы, зовите меня Иваном Ивановичем.
— Алла Дмитриевна.
— Так что же у нас стряслось, Алла Дмитриевна, коли вы меня потревожили? — зевая и пытаясь прикрыть это увешанной перстнями пухлой рукой, спросил Вечный Страж.
— Студентка Рябова стряслась, — ректорша опустилась на место, явно успокаиваясь и переходя в свой обычный строгий режим.
Маша даже загордилась собой: ведь это именно из-за нее призвали Вечного Стража, чего, очевидно, не происходило уже много лет. До этого Алла Дмитриевна справлялась со студентами собственными силами.
Иван Иванович покосился на нее с интересом.
— Маша, — пискнула Маша. — Только я ничего не делала. Это со мной собираются сотворить непотребное!
Она и сама не поняла, откуда взялось это самое «непотребное», но как общаться с существом явно из другой эпохи? И заголосила жалобно:
— Угробить меня собирается неизвестная душегубка! А я безвинна аки голубка.
Все, включая Вечного Стража, уставились на нее с явным недоумением. Маша проявила силу воли и замолчала, оскорбленная. Что она, шут гороховый?
— А давайте я вам все расскажу, — вмешался Циркуль, единственный, кто и глазом не моргнул. И пришлось Маше снова слушать эту историю, да еще и на видение с собственным убийством в который раз любоваться.
— Тьфу ты, пакость какая, — выслушав до конца, выразил общее мнение Иван Иванович, а потом подошел к Маше, ухватил ее за подбородок и заглянул прямо в глаза, а показалось — до печенок пробрался. Пестрым ворохом воспоминаний пролетела вся жизнь в голове, а потом пахнущие ладаном пальцы оставили Машу в покое. Она измученно вжалась в спинку кресла. У них, нелюдей, что, про личные границы вообще не слышали? Это же наигрубейшее вмешательство в ее частную жизнь! Да еще и без разрешения.
— И правда аки голубка, — удивился Иван Иванович. — А то знавал я всяких! Одна вон прикидывалась девицей, а сама младенчиков по погребам прятала. Или, скажем, была у нас лет пятьдесят назад кухарка, ну до чего славная бабенка! А сама яду то одному насыпет, то другому…
— Да вы что! — вспыхнула Маша.
— А то, — с неожиданной резкостью прикрикнул на нее Страж, — что всякая тварь себя обелить норовит. Но ты у нас девка разумная, добрая, непорченая даже…
Мамочки.
Закончится ли когда-нибудь этот день?
Маша сцепила пальцы в замок, ни на кого не глядя.
Ну давайте еще плакат повесим.
Девственница Рябова. Зубрилка.
Ох, давно пора было с этой нелепостью покончить как-нибудь. Мало ли ловеласов кругом, кому можно подарить свой бутончик. Да только ловеласы смотрели на кого угодно, только не на Машу.
— Переезд отменяется, жертва наша остается на месте предполагаемого зверства. Будем брать на живца, — прервал ее размышления Иван Иванович.
— На какого живца? — испугалась Маша.
Иван Иванович ответил ей добрейшим взглядом, в котором даже не прятал азарта. Выспался, упырь проклятый, решил теперь поохотиться. С непорченой Машей в качестве приманки.
— Прошу прощения, — решительно вмешался Циркуль. — Но студентками мы рисковать никак не можем. Верно, Алла Дмитриевна?
И никакой он не Циркуль, подкаблучник и тряпка. А прекрасный Сергей Сергеевич Дымов, защитник и молодец.
Маша признательно ему заулыбалась, радуясь, что нашла союзника.
— А голем? — расстроился Власов. — Который бы вопрошал: «Это ты хочешь ухлопать Рябову?» Не нужен, что ли?
Алла Дмитриевна откашлялась, метнув сердитый взгляд в Дымова. Не понравилось ей, что он ее именем попытался прикрыться.
— Иван Иванович, разумеется, в состоянии просчитать все риски, — ядовито проговорила она, — с его-то внушительным опытом.
И Маша тут же мысленно обозвала ее подхалимкой и бюрократкой. Вот, значит, милочка, как вы карьеру строите? Поддакиваете и льстите?
— Вы как хотите, — не сдавался прекрасный Дымов, — но у меня на Марию большие планы! Она мне еще сто олимпиад выиграет! Так что я решительно против, чтобы на нее ловили душегубиц.
— Сергей Сергеевич, — начала было Алла Дмитриевна раздраженно, но Иван Иванович благосклонным и в то же время неуловимо властным движением руки остановил ее.
— Так и охраняйте, голубчик, свою Рябову, сколько вам угодно, — доброжелательно предложил он Дымову.
— В женском общежитии-то? — вскинул тот брови.
— А хоть и в женском. Косы и перси я вам наколдую.
У Дымова стало такое оторопелое лицо, что Маша сразу догадалась: перси его совершенно не вдохновляли. Ах да, тут же сообразила она. Это же грудь. Женская.
Дымов тоже прикинул, поди, себя в косах и персях, каблучки на себя примерил, юбчонку на тощие бедра натянул. И не проникся.
— Ну, знаете ли, — холодно сказал он, — в наше время студенток иллюзиями не пронять.
— А я вам предлагаю морок, — вкрадчиво заметил Иван Иванович. — Есть у меня одна прелюбопытная вещица… Еще Михайло-основателем склепанная. Всяк, кто взглянет в то зеркальце, хоть старик, хоть ребенок, хоть кикимора болотная, — тот сразу Лизонькой моей и становится. Почти настоящей, без всяких там новомодных иллюзий, прости господи. А взглянет снова — и в себя обыкновенного превращается.
— В самом деле? — у Дымова глаза вспыхнули нездоровым блеском. — Вы предлагаете мне изучить на себе воздействие старинного артефакта? Получить новый опыт эмпирическим путем? Да еще и прикрыть студентку своей пышной грудью?
Да он аферист, осенило Машу, чье мнение об окружающих металось в этот день будто флюгер. Или же настоящий ученый, что, впрочем, все одно.
— Разрешите мне, — взмолился вдруг Власов, — всю жизнь мечтал о персях! О женской общаге! О, только пустите меня в огород!
— Цыц, — рявкнул Вечный Страж, щелкая пальцами. В кабинет тут же просунул голову олень Васенька. — Подай мне, милейший, кофию. Что за времена! Ни хлеба, ни соли, одни сплошные хлопоты.
Алла Дмитриевна встревожилась.
— Может… обед заказать? — быстро предложила она.
— А еще не озаботились? — скривился Иван Иванович. — Да уж что теперь… Все равно обеды нынче не те: первое, второе и компот… Где стерлядь, где дичь, где карлы?
— Сегодня на обед прекрасный гороховой суп, — сварливо пробухтел секретарь Наум Абдуллович, появляясь с кофием. Судя по скорости, с которой он его наварил, требование Ивана Ивановича не стало для него сюрпризом. — И рыбные котлеты… с морковкой! Крутишься целыми днями весь в трудах, не то, что некоторые… дрыхнут-дрыхнут, а потом графины бьют. Казенные!
— Наум, — величественно ответил Вечный Страж, — я грохнул ту пошлейшую стекляшку тридцать семь лет назад. Тридцать семь!
— Вот-вот, — скорбно поджал губы старичок, — мало мне Зинки, вредительницы, так еще и этого пробудили. Графинов не напасешься!
— Наум Абдуллович, — твердо велела Алла Дмитриевна, — вы распорядитесь все же насчет стерляди… А студентам пора вернуться к занятиям.
Ну вот, грустно подумала Маша, им-то даже горохового супа теперь не успеть слопать.
***
Андрюша перехватил ее после последней пары, когда Маша, бдительно оглядываясь по сторонам в поисках неведомой врагини, неслась в библиотеку.
— Да стой ты, — он придержал ее за локоть. — Какая-то ты занятая второй день, ужас просто. А у меня к тебе важный разговор. Наиважнейший!
Голодная Маша даже смутиться не смогла. Слышал Андрюша про себя на коленях и с ирисами или нет, а буфет в библиотеке закрывался ровно в семнадцать ноль-ноль.
— Какой такой разговор? — резко спросила она, продолжая рваться вперед. Андрюша вынужденно тоже ускорил шаг.
— Так ведь оказалось, что меня хотят сразу три барышни! Словесница с третьего курса, такая, ну знаешь… Длинная. И первогодка с кудрями.
— А третья? — насторожилась Маша.
— Да кто ее знает… какая-то совершенно невзрачная девица, ее даже описать никто толком не смог… Мария, ты должна мне помочь.
— С чем? — изумилась она.
— Ну… — он очаровательно улыбнулся. Сверкнули ямочки. — У тебя же аналитический склад ума, и ты мой друг. Вот и скажи, с кем из них мне встречаться.
— А Циркуль считает, что я словесник, — ляпнула Маша, растерявшись от неожиданности. Ее великая любовь собралась встречаться с кем-то другим. Что ж, ладно, это вполне ожидаемо. Маша всю жизнь просидела на скамейке запасных, и ничто не предвещало, что она скоро ее покинет.
— Ты же черчение любишь, — озадачился Андрюша. — Откуда вдруг взялась лингвистика?
— Вот такая я разносторонняя, — пробормотала она, думая о Дымове и таинственном зеркале-артефакте. Неужто и вправду этот чокнутый препод сподобится на такие метаморфозы?
— Так с кем мне встречаться? — поторопил ее Андрюша, потому что впереди уже маячили величественные своды библиотеки.
— С первогодкой.
— Почему?
— Она на два года моложе, проживет дольше.
— Ну, Маша! — простонал Андрюша. — Может, тебе познакомиться с ними поближе?
— Мне? — поразилась она. Маша не могла себе представить, чтобы она просто так, без важной необходимости, вдруг заговорила с незнакомками. Да у нее язык к гортани присохнет. — Прости, Андрюша, но тут я тебе не помощница. Я же интроверт, который совершенно не разбирается в фиглях-миглях. Так что сам, все сам. А мне учиться надо.