Он посмотрел на нее с таким упреком, как будто Маша призналась, что торопится сожрать парочку младенцев перед сном.
— Ты серьезно? — спросил он с обидой.
Маша вздохнула. С учебкой шутки плохи. Не успеешь оглянуться, как схватишь четверку.
***
В общагу она прокралась уже затемно.
Возвращаться в это вдруг ставшее опасным место было страшно.
Именно здесь Машу собирались кроваво прикончить.
Почему никто не прислушался к ее здравой идее переехать? Потому что душегубица достанет тебя где угодно, было бы желание, подсказала сама себе Маша.
Поджилки все равно тряслись.
Прошмыгнув по лестнице и вздрагивая от привычных звуков, она замерла перед их комнатой, услышав из-за приоткрытой двери свое имя.
— Машка-то? — говорила Анька с хозяйственно-бытового. — Да она, считай, невидимка. Слова не скажет, только все зубрит да зубрит. Тихая, что твоя мышь…
Что плохого в мышах? Всяко лучше, чем пиявки, например, или змеи.
Маша вошла в комнату.
Первое, что ей бросилось в глаза, — это четвертая кровать, которая стояла аккурат перед ее, словно преграждая дорогу.
Второе — незнакомая девушка, уплетавшая за обе щеки конфеты. Пухлые, надо сказать, щеки. Крохотный яркий рот. Длинные рыжеватые косы. Вздернутый нос. Сарафан в ромашках.
— О, Машка, — Анька улыбнулась, но не слишком радостно. — А у нас тут пополнение. Вот, знакомься, Лиза из Питера. Перевелась внезапно.
— Здрасьте, — пролепетала Маша, глядя в лукавые круглые глаза и не зная, куда бежать.
Хотелось завопить на манер переполошенной монашки: бесстыдство! Бесстыдство! Мужчина в женской обители!
Но она изо всех сил молчала.
Жить-то хотелось больше, чем вопить.
Глава 06
Глава 06
Никогда еще Маше не было так неуютно в комнатке, которую они более-менее успешно делили с девочками. Конечно, ее порой раздражала досужая болтовня, время от времени здесь вспыхивали ссоры, иногда приходилось сглаживать углы, уворачиваться от насмешек или мириться с бардаком, который так и норовила развести безалаберная первогодка Вика Воробьева.
Но это всегда были девочки. Девочки!
А не мужчина-препод, пусть и припудренный старинным волшебством.
У Маши в горле пересохло от неловкости. Как подло с ее стороны привести его сюда втайне от своих соседок. Это же настоящее предательство.
«Кто-то из них мечтает прирезать тебя», — напомнила себе Маша, но стало только хуже.
Да еще Андрюша со своими зазнобами! Жизнь по какой-то причине решила осыпать Машу пакостями, а ведь она так старалась хорошо учиться и ничем не огорчать папу.
Растерянная, расстроенная, она напрасно пыталась утешить себя тем, что девчонки ей попались не из стеснительных. Для них пройтись в неглиже перед Циркулем скорее забавно, чем «о ужас, участь более постыдная, чем смерть!». Но все равно, все равно. Это было неправильно, и все тут.
Маша тихонько шмыгнула к своей кровати, мечтая скорее спрятаться за пологом от всего происходящего, и замерла, глядя на постельное белье с горлицами. Мама выдала с собой три одинаковых комплекта, но теперь, после того, что сказал в кабинете ректорши Плугов, невозможно было ни лечь на эти простыни, ни надеть пижаму с утятами.
— Так зачем ты перевелась сюда из Питера? — спросила Аня у Лизы.
— Из-за Дымова, — ответила липовая девица. — Хочу писать у него диплом. Он самый крутой словесник современности.
— Наш Циркуль? — усомнилась Аня. — Милая, да тебя надули! За все время моей учебы ни один из его учеников не занял хоть какого-то места на Весенних показательных соревнованиях. Он неудачник, твой Дымов, и учатся у него сплошь неудачники. Вот девочка с моего факультета в позапрошлом году взяла бронзу, а в этом году хозяйственно-бытовой буду представлять я, — гордо сказала она.
Маша невольно отвлеклась от своих переживаний, наблюдая за выражением хорошенького курносого личика.
Дымов слушал о том, что он неудачник, с видом оскорбленного достоинства. Поджал губы, сцепил пухлые ладошки в замок, задергал носком туфли на плоской подошве.
— Все дело в том, — заявил он хорошо поставленным преподавательским голосом, — что лингвистика в последнее время изрядно дискредитирована. Эту специальность выбирают балбесы, которые просто не знают, куда еще им податься, что в корне неверно. В то время как талантливые в нашей области студенты, — тут он бросил выразительный взгляд на застывшую в своем углу Машу, — грезят о каком-то там черчении!
Эта тирада из уст юной девушки прозвучала более чем странно, и Аня недоуменно хлопнула ресницами.
— Ну надо же, какой пыл, — пробормотала она.
Маша уже собиралась броситься на защиту черчения, как дверь распахнулась и в комнату влетела перевозбужденная Вика. Ее пышная грудь ходила ходуном, круглые карие глаза блестели.
— Там, — выпалила она, задыхаясь от упоенного ужаса, — там! Вечный Страж!
— Где? — подпрыгнула Аня, и обе они выбежали, чтобы посмотреть на легенду университета, которая так редко являет себя людям.
Ни Дымов, ни Маша не тронулись с места.
— Удивительные чары, — сказал он светским голосом. — Да, в прежние времена умели делать артефакты, не то что нынче. Волшебное зеркало создано на стыке сразу нескольких наук — тут вам и словесность, и оптика, и черт знает что еще… Я обязательно разберусь, как работает эта вещица.
— Вам ведь нет никакого дела до расследования, — срывающимся голосом произнесла Маша. — Вам же интересен только артефакт, правда?
— Ну почему же… в вашей безопасности, Рябова, я заинтересован вполне искренне, — любезно сообщил Дымов чарующим грудным голосом.
— Даже если я все равно не поеду на конференцию? — огрызнулась она, едва не плача.
— Неблагодарная, — поразился Дымов. — А ведь я ради вас нацепил это орудие пытки — лифчик!
— И ничего не ради меня, — заупрямилась она и едва удержалась от угрозы, которая никогда не подводила: «Да я папе пожалуюсь». Это работало с братьями, работало с другими детьми и однажды сработало с воспитательницей в детсаду, которая заставляла маленькую Машу есть морковку.
Услышав такое, настырный Циркуль сразу бы отстал со своей лингвистикой и дал Маше возможность самой решать, на кого ей учиться.
Ей было немного жалко его: наверное, неприятно было услышать о собственной никчемности от Ани, обыкновенной студентки. Но это же не повод так наседать на Машу! Она-то уж точно в его неудачах нисколько не виновата.
В коридоре кто-то из девчонок оглушительно взвизгнул, что-то грохнуло, послышался топот бегущих ног. Маша вздрогнула, закрыла лицо руками и все-таки всплакнула. Не бурно разрыдалась, нет, а деликатно обронила несколько слезинок. Ну, может, больше десятка. Как их вообще считать?
— Только не вздумайте реветь, — запоздало перепугался Дымов. — Да что же это такое, я же вас охраняю! Да и Иван Иванович ради вас распугивает девушек по коридорам… Ну перестаньте немедленно!
Любопытство пересилило усталость — какой бесконечный день, — и Маша сквозь пальцы взглянула на него. Его паника выглядела забавно, как у Сеньки с Мишкой, когда их мелкая сестренка надумывала плакать, и улыбка сама по себе появилась сквозь слезы.
— Не реву, — сказала Маша ободряюще, — и сдвиньте колени, девочки так не сидят. И не разговаривайте больше, будто читаете лекцию. И не вздумайте смотреть, как мы переодеваемся.
— Рябова, — растерялся Дымов, — я же преподаватель! Это как доктор — специалист без пола.
— Все равно не смотрите…
Вернулись Аня с Викой — изрядно взбудораженные.
— Ужас какой, — эмоциональная Вика буквально фонтанировала восторгом, — если бы я встретила такое ночью, в темноте, то просто умерла бы!
Что ужасного в милейшем Иване Ивановиче с его рубиновым орденом, красным кафтаном и напудренными локонами? Очаровательный представитель ушедшей эпохи.
Более флегматичная Аня казалась менее впечатленной.
— Ну, запах специфический, да, — согласилась она. — Этот ладан просто преследует меня теперь.
— На нем же буквально не осталось кожи! Скелет в плаще! Да еще и пустые глазницы светят алым огнем. Боже, да мне всю жизнь будут кошмары сниться!
— Скелет? — переспросила Маша.
— Или мощи? — задумалась Аня.
— Мощи?
Ничего не понимающая Маша посмотрела на Дымова. Он крутился перед большим зеркалом Вики, с одобрением разглядывая себя. Поймав в отражении изумленный взгляд, успокаивающе улыбнулся.
Значит, Вечный Страж может выглядеть по-разному? Когда надо — учтивый кавалер, а когда не надо — мощи?
— Слышали, как визжала Ворона? — оживленно спросила Вика. — Она как раз на кухню шла со своей аромалампой… И как только Ленка с ней живет, Ворона же вечно ее окуривает!
— Кто это? — спросил Дымов.
— Такая же поклонница Циркуля, как и ты, — сообщила Аня. — Катя Тартышева, вечно ходит вся в черном и слагает отвратительные вирши. Да они с Аринкой Глуховой, пьянчужкой, за стенкой живут. Одна чокнутая ворона, вторая не просыхает, изумительная парочка. Кстати, странно, что тебя в эту комнату поселили, — нас ведь и так трое. А многие девчонки живут по двое.
— Как это — к нам поселили? — опомнилась Вика и только сейчас спросила: — А кто это вообще? И зачем тут четвертая кровать?
— Лиза из Питера, — сказал Дымов, — пятый курс лингвистического. Приехала к вам писать диплом у лучшего преподавателя…
— Да почему к нам-то? — довольно грубо перебила Вика. — Здесь что, ночлежка?
— Спокойно, — мягко попыталась ее урезонить Аня. До сегодняшнего дня она была самой старшей в комнате, к тому же самой полезной. Умела накладывать тишину на пологи кроватей, сложной вязью наговоров мыла окна, следила за тем, чтобы пыль не заводилась по углам, а воздух всегда оставался свежим. Прежде Вика редко спорила с Аней, но сейчас ее возмущение оказалось слишком велико.
— Да блин, у нас и так по утрам очередь в ванную! — взорвалась она. — Теперь еще раньше придется вставать?