ВЕРЕСК: Я же говорил, это никакой не теракт.
КОМИССАР: Андрей Николаевич, вы продолжаете меня расстраивать. Мы не обсуждаем формулировки. Я задаю вопрос, вы отвечаете. Или повторить процедуру?
ВЕРЕСК: Нет! Я больше не буду.
КОМИССАР: Хорошо, очень хорошо. Тогда вернёмся к нашему вопросу. Кто помогал вам скрываться после проведения теракта?
ВЕРЕСК: Никто. Я сам добрался…
КОМИССАР: Отвечайте по сути вопроса. Если я спрашиваю «кто», значит мне нужны имена, адреса и как человек выглядит. Ответ «никто» под эти условия не попадает.
ВЕРЕСК: Но я ведь правда, сам…
КОМИССАР: Тогда встретимся после процедуры.
ВЕРЕСК: Пожалуйста! Хватит!
В самом начале Андрею повезло. Чикист, который его допрашивал, был, кажется, из спецслужб. Всегда вежливый, обращался на «вы», соблюдал какой-то свой кодекс, не скатываясь в садизм. Но оценил удачу Андрей не сразу. Только после «чёрного бунта».
Холодно. Лежать на бетонном полу камеры, всё равно, что на февральском льду. Но выбирать не из чего, а после инъекции блокатора нет и желания. Есть только она — Её величество Боль, королева тела и мыслей. Боже, за что? Сколько ещё она будет длиться? Ответа нет.
За оградой страдания шумит эфир. Мерно катит волны чужих мыслей, бьющие прибоем в скалы «химии». Но в привычные отголоски вплетаются новые звуки. Где-то вспыхнула багряной зарёй чья-то злость. Этажом ниже, в допросной, незнакомый Андрею психот сорвался с катушек. Не выдержал издевательств, разорвал цепи блокатора, размазал по стенке мучителя.
Гудит Синий дом. Вопит сирена, мигают красные лампочки тревоги. Рассерженной змеёй шипит эфир: вставайте! Рвите блокатор! Бейте «чёрных»! От подвалов до крыши встаёт алая аура бунта.
За дверью камеры топот ног и крики. Чужая боль и ненависть, выстрелы и надрывные голоса. Вот он — шанс выйти отсюда. Ну же, вставай! Борись, Андрей! Лучше умереть стоя, чем жить червём! Давай!
Андрей сильнее подтянул ноги к груди, закрыл голову руками. Оставьте меня в покое! Я не хочу ничего! Слышите? Не трогайте, мне так больно! Он укрылся как мог, спрятал пси-массу на самое дно, чтобы его не заметили. Андрея трясло от одной мысли разбить оковы блокатора. Нет, нет и нет, только не новая мука. Лучше сдохнуть…
К утру психоты проиграли. Последних загнали на нижний ярус подвала и затопили кипятком, взорвав трубу отопления. Андрей слышал в эфире их вопли, но с каждым всё сильнее закрывал «кингстоны» и затыкал уши. Все двенадцать бунтовщиков ликвидированы — чикисты не брали пленных.
Восстание навсегда останется в памяти психотов. «Чёрный бунт» — час отваги и трусости, когда лишь двенадцать из почти двух сотен осмелились бросить вызов машине ЧиКа. Пятно позора для тех, кто не нашёл в себе смелости подняться над болью.
КОМИССАР: Кто был организатором бунта?
ПСИХОТ: Не знаю. Я ничего не знаю!
КОМИССАР: Сейчас освежим твою память…
(Лакуна в записи).
ПСИХОТ: Я не слышу под блокатором! Вы понимаете? Они как-то договорились, откуда я могу знать?
КОМИССАР: Когда с левой рукой нельзя будет работать, я перейду к правой. Тебе не нужны пальцы что ли? Мне нужно знать, кто всё это придумал.
ПСИХОТ: Я не знаю! Клянусь! Они не говорили!
КОМИССАР: Как хочешь. У меня много времени.
ПСИХОТ: Господи, я правда…
После страшной ночи Андрея не трогали несколько дней. А затем взяли в оборот нового круга допросов. Комиссар, с которым он виделся раньше каждый день, погиб во время бунта. Вместо него, теперь допрос вели двое. Не «добрый и злой», а равно жестокие чикисты, желающие получить ответы любым способом. Две машины дознания.
— Зря. Отвечать на вопросы всё равно придётся. Но грязи будет больше.
Чикист с фальшивой добротой улыбнулся.
— Я сокращу нам путь, Андрей. Не будем тратить время на предварительные вопросы. А то вы ещё подумаете запираться, потом исправлять протокол… Зачем нам вся эта возня? Перейдём сразу к форсированному стимулированию вашей памяти. Миша, проверь фиксаторы. Всё норм? Тогда кубик первого номера. И через минут сорок, ещё два. А я пока пообедать схожу.
Больше Андрея не отводили в камеру после инъекции. Допросное кресло стало дыбой, где судорога выкручивала ему суставы.
— Как тебя зовут?
— Дата твоего рождения?
— Какая игрушка была любимой в детстве?
— За какую футбольную команду болел?…
Укол в вену. Полчаса муки, слёз и капающей на грудь слюны. Следом тридцать вопросов, не имеющих никакого отношения к психотам. И снова укол…
— Не спать!
Его будят пощёчинами, холодной водой и разрядами большой батарейки на мочки ушей. Свет хлещет по глазам плетью.
— Отвечай. Как тебя зовут?
— Дата твоего рождения?
— Как звали твою первую учительницу?
На исходе вторых суток адского марафона, с трудом соображающий, Андрей «отдыхает» после дозы блокатора. Сменяющие друг друга комиссары пьют чай за столом напротив. Не стесняясь, обсуждают свои дела — психот для них ничего не значащее мясо.
— Отпуск подписал вчера. Этого дожмём, схожу дежурным и на месяц умотаю.
— Красава. А я ближе к Новому году хочу. Девчульку одну прокачу на юг.
Оба смеются только им понятной шутке.
— Пока не ушёл, кольни мне.
— Что, не понравилось самому себе? А я говорил!
Комиссар достаёт из ящика стола инъектор, похожий на хромированный пистолет. Вставляет ампулу с зелёной биркой. Прикладывает к шее коллеги.
— Сейчас поймаешь приход.
— Давай уже, не тяни.
Инъектор кратко «пшикает».
— Чёрт! Никак не привыкну. Хуже наркоты дрянь. Ладно хоть не выворачивает, как этих.
Чикист кивает на психота.
— Пусть помучаются. Полезно для выправления мозгов.
Хлопает дверь.
— Почему не проводите допрос? — голос вошедшего грозит неприятностями зазевавшимся чикистам.
— Доброго вечера, комиссар Грядышев. Форсированное дознание идёт в соответствии с планом. Подследственный получил три кубика второго номера. Сейчас Павленко меня сменит и приступит к очередному «процессингу».
— Хорошо. Я буду присутствовать. Начинайте.
Третьи сутки допроса превратили Андрея в послушный пластилин. Бессмысленные вопросы сменились предметными. Он был не в силах сопротивляться. Заикаясь, глотая буквы, он рассказал всё, что знал, и вспомнил то, что забыл. Его выпотрошили, вырвали хребет, раздавили волю. Выжали до последнего факта и бросили в камеру, как сломанную игрушку.
Через неделю ему дали помыться, переодели в оранжевую робу и зачитали приговор.
— Вереск, Андрей Николаевич. Ваши действия и наличие телепатических способностей признаны опасными для общества. Вы приговариваетесь к бессрочному содержанию в лагере изоляции. Освобождение и последующая социальная реабилитация возможны по ходатайству куратора из Комитета Ментальной Чистоты. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Андрей плакал, когда его вывели из Синего дома. От счастья.
Во имя ничего. Часть 2Сейчас
— Сделаем пересадку.
Чернявый Салмон командовал их тройкой на этом «движе». Кроме Андрея, в неё вошёл новичок — щуплый парнишка в очках с толстыми линзами, с мифическим именем Кракен.
— Здесь, пожалуй.
Чёрный внедорожник свернул к обочине.
— Трава, возьми «поводья».
Андрей перехватил ментальный вожжи шофера. Психоты вышли из машины, хлопнули дверцами. Салмон уже искал новую жертву, а Андрей, не торопясь, стёр водителю память и дал команду ехать дальше.
— Молодец, — Салмон показал оттопыренный большой палец, — чисто сработал. А вот и новая лошадка.
Старая «девятка» с ободранным левым крылом остановилась перед психотами. Кракен скривился.
— Развалюха.
— Зато не привлекает внимания. По местам, черепахи.
В салоне орала какой-то хрипатый шансон автомагнитола. Кракен потянулся выключить, но Салмон косо посмотрел на него и через эфир шлепнул по рукам.
— Оставь, пусть будет. Водителя проще держать в привычной обстановке.
Новичок обиженно засопел, но перечить не решился.
— Всё, поехали. Уже и так от графика отстали.
На взгляд Андрея, группа меняла «схроны» слишком часто. Нигде не задерживаясь дольше трех недель, психоты кочевали по стране. Без видимой цели, как петляющий от собак заяц. «У Джакалика нюх на опасность», — заикнулся Андрею толстяк Шуша на вечерних посиделках. В ответ он только скептически хмыкнул, и, кажется, зря. Джакалик подошёл к Андрею перед следующим «движем». Хлопнул по плечу, посетовал на сомнения в рядах. А затем установил маленькую веб-камеру над входом убежища. «Держи ссылку, как уедем — смотри трансляцию». Андрей дисциплинированно пялился в телефон, не ожидая ничего экстраординарного. Ну придёт хозяин съёмной квартиры, ну новые жильцы… Но через несколько часов после ухода психотов, дверь выбили чикисты. Ворвались в пустой «схрон», а следом камеру отрубила глушилка. Больше Андрей не сомневался в лидере.
— Чёрт!
Побледневший Кракен пальцем показывал вперед.
— Там! На въезде в город пост. С «черными»!
— Спокойно.
— Они нас засекут!
— Помолчи.
— Поворачиваем! Нас возьмут!
— Трава, — вокруг Салмона дрогнул эфир, — держи «поводья» и успокой пацана.
Андрей вздёрнул пси-массу, ухватил нити марионетки-водителя и одновременно стиснул плечо Кракена.
— Тихо, не дёргайся.
— Я…
— Молчи. Салмон знает, что делает.
— Но ведь они…
— Мы проскочим, верь мне. Когда видишь «чёрного», важно не впадать в панику. Они её за километр чуют, их специально натаскивают.
— А если там «ищейка»?
— Их мало, на каждой дороге не поставишь. Расслабься, это лучшее, что ты можешь сделать в такой ситуации. В городе поступай также: увидел чикиста, не обращай внимания и топай куда собирался. Не оглядывайся, не напрягайся, не дёргайся. Тогда тебя ни одна собака не заподозрит. Понял?
— Ага.
— Повтори.