Сана, древняя столица Йемена, пережившая осады, революции и удары с раскалывающихся небес, была настоящим символом. И только сейчас и Хусейн, и Маджид поняли, чего они лишились бы, захвати город сепаратисты.
А на краю аэродрома, уже почти у самых машин, Джамаль остановился. Ему донесли об отданном приказе, и он, застыв на мгновение, обернулся. Неспешно, будто бы опасаясь увидеть что-то, что ему не понравилось бы… или наоборот. Его старческий взгляд нашёл Хусейна и Маджида, что вместе со своими свитами уже двигались в его сторону плечом к плечу. Не «юнцы», как он назвал их в порыве сдерживаемого гнева. Советники. И теперь — его преемники не по крови, но по долгу.
Джамаль не улыбался ни лицом, ни губами. Но его взгляд говорил сам за себя. Сдержанное, почти неуловимое, но искреннее одобрение промелькнуло в его глазах, прежде чем он вновь отвернулся к ожидающему автомобилю, первым забираясь в салон машины.
Хусейн подоспел вторым, и, обернувшись через плечо, ободряюще кивнул Маджиду, который до сих пор выглядел неуверенно.
— Мы не ошиблись, брат. В Сана. — Он похлопал подошедшего товарища по плечу. — Мы возвращаемся домой…
А в это время высоко в небе, невидимый, неслышимый и необнаружимый, за ними пристально наблюдал Аватар, словно переплетение нитей разбирая прошлое каждого советника. Геслер лишь смотрел и читал, но не вмешивался. И тем не менее, эти люди всё равно приняли такое решение. Тяжёлое, но правильное в долгосрочной перспективе.
И это же значило, что Южный Калифат как нельзя хорошо подходил на роль опорной точки Аватара на востоке.
Точки, в которой он вновь объявится после столь продолжительного отсутствия…
//
Пара примечаний по тексту.
Сана — не склоняется. Как Сочи, например, так что это не ошибка.
Калифат/Халифат — это суть одно и то же, разное написание.
Глава 5Судьба, решающаяся посреди выжженной равнины
Пыльная равнина, выжженное полотнище которой тянулось до самого горизонта, со стороны казалась совершенно безжизненной: редкие камни и сухощавые деревья лишь усугубляли тоскливое впечатление, складывающееся при долгом наблюдении за ней. Монотонный пейзаж не способствовал жизнерадостности, ибо казалось, что кроме пауков и ящериц на многие километры вокруг нет никого живого. И песок здесь не был мягким и текучим, как на побережье или у берегов реки. Он скрипел под шинами, отчаянно пытаясь стесать резину, забиться в каждую щель и заклинить любые механизмы.
Дорога, если её вообще можно было так назвать, представляла собой печальное зрелище: растрескавшийся асфальт, испещрённый вдавленными следами от старой бронетехники. Она петляла среди невысоких холмов по одной ей ведомой логике, и тянулась на многие десятки километров: территории Калифата никогда не отличались высокой заселённостью. Население было достаточно велико — почти полмиллиарда человек, но вот сконцентрированы они были, по большей части, в городах и крупных, цельных поселениях сельскохозяйственного назначения.
Итогом такого распределения стали безжизненные пустоши, до которых у кого-то доходили руки только в случае обнаружения новых залежей нефти или иных ценных ресурсов.
Хусейн сидел у самого окна автомобиля, сквозь три слоя бронированного стекла вглядываясь в горизонт. Позади мчалась машина Маджида с охранением, впереди — Джамаля, как старшего и выдвинувшегося первым. Группы транспорта двигались на небольшом удалении друг от друга — так они решили снизить риски в том случае, если сепаратисты всё же успели сориентироваться и приготовить засаду на пути членов Собора. Вероятность этого была невелика, но никто не недооценивал тех, кто уже не один десяток лет по-крупному вредил легитимной власти Южного Калифата.
Тем более, что старший советник Севера на связь так и не вышел, а все попытки связаться с его людьми пропали втуне. Это нервировало Хусейна, потому как он, как и все члены Собора, привык к тому, что под удар обычно попадает кто угодно, но не внутренний круг. А сейчас они даже в должной мере не подготовили охранение, сделав ставку на скорость и незаметность: всего несколько машин на каждого советника и минимум охранения. Да и сам отъезд был инициирован без какой-либо подготовки…
— «Что, впрочем, не помешало врагам добраться до одного из нас». — Мысленно произнёс мужчина, выжимая из своего скромного телепатического дара все соки. Сейчас он мог сосредоточиться, так что зона его восприятия с пары метров возросла до пары десятков. Мало, но Хусейн умел манипулировать областью покрытия псионического дара, точно радар сканируя всё вокруг узкой «полосой».
Был ли в этом смысл, учитывая наличие в колонне штатного псиона с ментальными силами? Едва ли. Но как метод самоуспокоения и приведения мыслей в порядок подобное занятие подходило лучше всего.
И только потому, что Хусейн был сосредоточен на контроле псионического дара, раздавшийся в его голове голос не шокировал мужчину, но заставил напрячься, сжав подлокотники кресла.
— «Не дёргайся лишний раз, Хусейн. В семнадцати километрах впереди, там, где дорога поворачивает прямо на закат, конвой поджидают сепаратисты. Ваш „пропавший“ товарищ не настолько мёртв, как вы считаете».
Хусейн шумно выдохнул, понимая, что его разум открыт перед неизвестным словно книга, содержимое которой без усилий воспринималось любым образованным человеком. И самым жутким было то, что даже со своим незначительным даром мужчина ощущал подавляющую, всеобъемлющую мощь неизвестного, вторгшегося в его разум. Тот был куда мощнее телепата пятого ранга из Индии, с которым Хусейну довелось однажды поговорить и обменяться опытом. И таких людей по всему миру было настолько мало, что на ум советнику пришёл только один.
— «Алексей Второй?».
— «Ошибаешься». — В голове Хусейна раздался смешок. — «Твои собратья по вере называют меня Гласом Иблиса. Для всех остальных я Лжебог. Но сегодня я — ваш единственный шанс на выживание».
То, что испытал Хусейн в первые секунды сложно было описать, но в нём одновременно столкнулись любопытство, сомнение и гнев. Он уже был готов мысленно выругаться, но неизвестная, — или известная? — сущность опередила его.
— «Ты можешь закричать на меня. Назвать лжецом или провокатором. Но не спеши, Хусейн. Спроси себя: если я лгу, то грозит ли вам хоть что-то? А если говорю правду, то зачем?».
Хусейн сглотнул. У него пересохло в горле, но он всё равно дотянулся до гарнитуры… и остановил палец. Секунда — и он передал бы тревожный сигнал…
— «Что ты знаешь о Фариде? Что с ним?».
— «Он предал ваш Собор, Хусейн. И спланировал покушение. Ещё тринадцать километров, и ты сможешь лично в этом убедиться. Или, всё же, остановишь конвой, и выслушаешь моё предложение».
Хусейн сомневался недолго. Подавшись вперёд, он открыл лючок к водителю и коротко бросил:
— Остановись под предлогом поломки машины. Незамедлительно. — Он знал, что Джамаль и Маджид не двинутся дальше без него. Но спустя некоторое время вполне могут лично поинтересоваться, что же такое произошло. Особенно если водитель не справится с достоверным отыгрышем человека, пытающегося наскоро решить возникшую в механизмах проблему.
Сконцентрировавшись на своих невеликих способностях, Хусейн обратился к неизвестному, нависающему над его разумом, как гора — над крошечным человеком.
— «Я готов выслушать тебя, Глас Иблиса. Что ты имел в виду, говоря о единственном шансе? Ты можешь остановить воронку?».
— «Да, я могу её остановить. И остановлю раньше, чем она преодолеет точку невозврата. Но речь сейчас пойдёт о том, что будет после, Хусейн. После того, как этот кризис канет в лету, и начнётся новая эпоха. Эпоха моего правления, Хусейн». — Глас Иблиса, суть Шайтан, как его называли приверженцы крупнейшей мировой религии, не щадил чувств собеседника, и резал «на живую». Его словно и вовсе не волновало, ответит советник Собора согласием, или проклянёт Лжебога, отвергнув его предложение.
И Хусейн, тяжело дышащий и напряжённый, это понимал. Он был политиком, одним из первых лиц своей страны. Сколько раз ему приходилось сходиться с недругами в словесных баталиях, когда на кону стояли годы благополучия Калифата? Сколько раз он оказывался в искусно расставленной ловушке, где неверный шаг означал потерю чести, достоинства и своего поста?
Нынешняя ситуация отличалась лишь в том, что Хусейн ощущал себя совершенно беззащитным. Он понимал, что в прямом столкновении с носителем известного и звучного прозвища — Лжебогом — все его телохранители обратятся в пыль в тот же миг, как поднимут оружие. В остальном же, Глас Иблиса явно не был нацелен на устранение Собора. Максимум на введение его в заблуждение, но и это, как казалось Хусейну, было слишком маловероятно. И слишком мелко для человека, обладающего мощью, способной заставить дрожать в страхе элиту элит.
— «Ты хочешь обрести власть надо всеми народами, Лжебог?».
— «Иначе человечество ждёт гибель. Количество разломов будет расти. Концентрация пси на планете — увеличиваться. И совсем скоро Земля начнёт стремительно превращаться в копию разрушенных миров-из-разломов. Это нельзя предотвратить, но можно отсрочить и спасти людей». — Лжебог подождал немного, прежде чем продолжить вливать оформленные мыслеобразы прямо в голову мужчины. — «Я счёл Южный Калифат подходящим плацдармом для установления единой власти на востоке. По этой причине я здесь».
— «Народы не примут тебя в качестве единоличного правителя, Лжебог».
— «Для этого мне и нужны структуры вроде вашего Собора, Хусейн. Легче принять над собой власть соотечественников, чем чужака».
Мужчина выдержал паузу в несколько секунд, взвешивая все «за» и «против». При том он уже понимал, что тот же Джамаль будет в ярости от одной лишь мысли о том, чтобы присягнуть на верность Лжебогу. Но осознавая его возможности, Хусейн понимал то, что или они согласятся, и смогут проконтролировать хоть что-то, или откажутся, и их сомнут. По миру ходили слухи о том, как Артур Геслер избавился от организованной преступности в «странах первого мира», и отразить тот же подход на Восток было бы вполне в его духе.