Каково же положение религии в современном западном обществе? Любопытным образом оно напоминает картину, созданную антропологами при изучении религии североамериканских индейцев. Они были обращены в христианство, однако их прежние дохристианские религии не были искоренены. Христианство – это тонкий слой лака, наложенный на их старую религию и по-разному смешивающийся с нею. В нашей собственной культуре монотеистическая религия, а также агностическая и атеистическая философия – это тонкий слой, надстроенный над религиями, которые во многих отношениях гораздо более «примитивны», чем религии индейцев, а поскольку они являются чистым идолопоклонством, они в еще меньшей степени совместимы с основными учениями монотеизма. Мощной коллективной формой современного идолопоклонства выступает поклонение силе, успеху и власти рынка; но, кроме этих коллективных форм, мы обнаруживаем и кое-что еще. Если поскрести по поверхности современного человека, мы откроем определенное число индивидуализированных примитивных форм религии. Многие из них называют неврозами, но с тем же успехом можно дать им соответствующие религиозные названия – культ предков, тотемизм, фетишизм, ритуализм, культ чистоты и т. п.
В самом ли деле перед нами культ предков? Действительно, поклонение предкам – один из наиболее распространенных примитивных культов нашего общества, и его картина не изменится, если мы назовем его, по примеру психиатра, невротической фиксацией на отце или матери. Рассмотрим следующий случай поклонения предкам. Красивая, весьма талантливая женщина, художник, была настолько привязана к своему отцу, что отказывалась заводить какие бы то ни было отношения с мужчинами; все свое свободное время она проводила с отцом, приятным, но несколько мрачноватым господином, который рано овдовел. Не считая ее рисунков, только отец интересовал ее. То, как она рассказывала о своем отце другим людям, разительно отличалось от реальности. После его смерти она совершила самоубийство и оставила завещание, в котором требовала лишь похоронить ее рядом с отцом.
Другой человек, весьма разумный и одаренный, всеми уважаемый мужчина жил тайной жизнью, полностью посвященой поклонению отцу, которого даже с самой благожелательной по отношению к нему точки зрения можно было описать разве что как хитрого дельца, интересующегося только деньгами и общественным престижем. Сын же создал картину мудрейшего, любящего, преданного родителя, Богом предназначенного направить его на путь истинный; каждое свое действие и каждую мысль он рассматривал с точки зрения того, одобрит их отец или нет, а поскольку в реальной жизни тот обычно не поощрял сына, пациент большую часть времени чувствовал себя «в немилости» и изо всех сил старался завоевать одобрение своего отца, даже когда после его смерти прошло много лет.
Психоаналитик пытается выяснить причины таких патологических привязанностей и надеется помочь пациенту освободиться от подобного болезненного поклонения отцу. Но здесь мы заняты не причинами патологии или вопросом терапии, а феноменологией. Мы обнаруживаем зависимость от отца, сохраняющуюся без потери интенсивности на протяжении нескольких лет после смерти родителя, – зависимость, которая искажает суждения пациента, делает его неспособным любить, заставляет его чувствовать себя ребенком, постоянно и спуганным и неуверенным в себе. Это выстраивание жизни вокруг предка, трата большей части энергии на поклонение не отличается от религиозного культа предков. Оно задает систему отсчета и обеспечивает единым принципом поклонения. Вот почему пациента нельзя вылечить, указывая ему на иррациональность его поведения и вред, который он себе наносит. Часто пациент понимает это умом, но эмоционально он полностью предан своему культу. И только если во всей личности пациента происходит глубокое изменение, если он получает свободу для того, чтобы мыслить, любить, сменить систему ориентации и поклонения, он может освободиться от рабской привязанности к родителю; только если он способен усвоить высшую форму религии, он сможет освободиться от ее низшей формы.
Пациенты, страдающие компульсивными формами невроза, обнаруживают различные формы личного ритуала. Человек, жизнь которого выстроена вокруг чувства вины и потребности в искуплении, в качестве главного ритуала своей жизни может выбрать навязчивые омовения; другой человек, чье навязчивое состояние сводится к постоянным раздумьям и отказу от действий, выработает ритуал, который заставляет его продумывать или высказывать определенные фразы, которые, как предполагается, должны предотвратить катастрофу или же обеспечить успех. Будем мы называть это невротическими симптомами или же ритуалами – зависит от нашей точки зрения; по сути, эти симптомы и есть ритуалы личной религии.
Встречается ли в нашей культуре тотемизм? Да, причем повсеместно, хотя люди, страдающие от него, обычно не считают необходимым обращаться к помощи психиатра. Человек, преданный исключительно государству или своей политической партии, для которого единственным критерием ценности и истины служат их интересы, для которого флаг как символ группы является священным объектом, исповедует религию клана и поклоняется тотему, даже если ему самому все это кажется абсолютно рациональной системой (в подобную рациональность верят, конечно, приверженцы любой примитивной религии). Если мы желаем понять, как системы вроде фашизма и сталинизма завладевают миллионами людей, которые проявляют готовность пожертвовать своей честью и разумом ради принципа «моя страна всегда права», мы должны рассмотреть тотемистские, религиозные черты их ориентации.
Другая форма личной религии, широко распространенная, хотя и не основная для нашей культуры, – это религия чистоты. Ее приверженцы придерживаются одного главного критерия, при помощи которого оценивают людей, – чистоты и аккуратности. Данный феномен отчетливо проявился у американских солдат в последней войне. Зачастую в противоречии с их собственными политическими убеждениями, они судили о союзниках и врагах с точки зрения этой религии. Англичане и немцы стояли на этой шкале ценностей высоко, французы и итальянцы – низко. Религия чистоты и аккуратности, по сути, не сильно отличается от некоторых крайне ритуализованных религиозных систем, которые выстроены вокруг попытки избавиться от зла при помощи очистительных ритуалов и обрести безопасность в четком исполнении строгих ритуальных действий.
Существует одно важное различие между религиозным культом и неврозом, благодаря которому первый существенно выигрывает у второго, если сравнивать их по приносимому ими удовлетворению. Представим себе, что пациент с невротической фиксацией на своем отце живет в культуре, где в качестве общего культа практикуется поклонение предкам, – в таком случае он мог бы разделять свои чувства со своими близкими, а не ощущать себя изолированным от них. Болезненное жало любого невроза – именно в этом чувстве изолированности, исключенности. Даже самая иррациональная установка, если она разделяется достаточно большой группой людей, дает индивидууму ощущение единства с другими, чувство некоторой защищенности и стабильности, которого нет у невротика. Даже самые бесчеловечные, злые и иррациональные установки, если они разделяются группой людей, могут дать определенное успокоение. Самое убедительное доказательство этого тезиса можно найти в случаях массового помешательства, свидетелями которых мы были и все еще остаемся. Как только некое иррациональное учение завоевывает власть в определенном обществе, миллионы людей скорее поверят в него, чем предпочтут подвергнуться остракизму и изоляции.
Эти доводы приводят к одному важному соображению, касающемуся функции религии. Если человек настолько легко возвращается к более примитивной форме религии, то не выполняют ли сегодня монотеистические религии функцию спасения человека от такого регресса? Не служит ли вера в Бога предохранением от культа предков, тотема или поклонения золотому тельцу? Это было бы так, если бы религии удавалось формировать характер человека в соответствии с провозглашаемыми ею идеалами. Но традиционная религия капитулировала перед светской властью, продолжая и по сей день заключать с ней компромиссные соглашения. Ее гораздо больше заботят догмы, чем повседневная практика любви и смирения. Религия не смогла постоянно и безустанно давать отпор светской власти, когда та нарушала дух религиозного идеала; наоборот, религия сама постоянно шла на такие нарушения. Если бы Церкви были представителями не только буквы, но и духа Десяти заповедей или Золотого правила, они могли бы стать мощными силами, останавливающими возвращение к идолопоклонству. Но поскольку это скорее исключение, чем правило, следует задать вопрос – не с антирелигиозной точки зрения, а заботясь о человеческой душе: можем ли мы позволить религии быть представителем религиозных потребностей, или же мы должны отделить эти потребности от организованной, традиционной религии, чтобы предотвратить распад нашей нравственной структуры?
При обдумывании ответа на этот вопрос мы должны вспомнить о том, что никакое разумное обсуждение этой проблемы невозможно, пока мы имеем дело с религией вообще и не различаем разные типы религии и религиозного опыта. Попытка описания всех типов религии вышла бы далеко за рамки этой главы. Даже обсуждение тех типов, которые значимы с психологической точки зрения, не может быть здесь предпринято. Поэтому я буду рассматривать только одно различие, которое, однако, является, по моему мнению, самым важным, причем оно не соответствует различию монотеистических и не-монотеистических религий – это различие между авторитарными и гуманистическими религиями.
Каков принцип авторитарной религии? Приведенное в «Оксфордском словаре» определение религии, хотя оно и говорит о религии в общем, оказывается скорее точным определением авторитарной религии. Оно гласит: «[Религия есть] признание человеком некоей высшей невидимой силы в качестве той, что управляет его судьбой и имеет право требовать от человека послушания, почтения и поклонения».