Ударение в этой фразе приходится на признание того, что человек управляется внешней ему силой. Но сама по себе эта черта еще не задает авторитарную религию. Последняя требует того условия, что эта сила благодаря осуществляемому ею контролю « имеет право требовать от человека послушания, почтения и поклонения». Я выделяю выражение «имеет право», поскольку оно показывает, что основанием для послушания, почтения и поклонения являются не нравственные качества божества, не любовь и не справедливость, а просто тот факт, что оно управляет человеком, то есть имеет над ним власть. Кроме того, оно показывает, что у высшей силы есть право принуждать человека к поклонению и что недостаток покорности и почтения, проявляемого им, оказывается грехом.
Важнейшим элементом авторитарной религии и авторитарного религиозного опыта является полная капитуляция перед силой, превосходящей человека. Главная добродетель религии этого типа – послушание, а главный грех – строптивость. Поскольку божество считается тут всемогущим и всезнающим, человек начинает восприниматься в качестве беспомощного и незначительного существа. Только в той мере, в какой он может – благодаря собственной капитуляции – получить милость или помощь от божества, он способен чувствовать силу. Повиновение могущественной власти является одним из путей, на котором человек избегает чувства одиночества и ограниченности. Благодаря акту капитуляции он как индивидуум теряет свою независимость и самостоятельность, но приобретает чувство, будто его защищает внушающая ужас сила, частью которой он словно бы становится.
В теологии Кальвина мы находим яркий пример авторитарного, теистического мышления: «Ибо я не назову это смирением, – говорит Кальвин, – если вы полагаете, что у нас что-то еще осталось… Мы не можем думать о себе так, как нам следует думать, не презирая в высшей степени все то, что может быть представлено в качестве нашего достоинства. Это смирение – непритворное подчинение ума, ошеломленного могучим чувством своего собственного ничтожества и скудости; таково правильное описание смирения, данное словом Божиим» [17] .
Опыт, описываемый здесь Кальвином, то есть полное презрение всего, что есть в человеке, опыт подчинения ума, ошеломленного своей собственной скудостью, – это подлинная сущность всех авторитарных религий, представлены ли они на мирском или на теологическом языках [18] . В авторитарной религии Бог является символом власти и силы, Он есть Всевышний, поскольку у него высшая власть, а человек в сравнении с Ним абсолютно беспомощен.
Светские авторитарные религии следуют тому же самому принципу. Фюрер, любимый «Отец народов», Государство, Раса или Социалистическая Родина становятся объектом поклонения; жизнь индивидуума оказывается незначительной, а ценность человека сводится к отрицанию собственной ценности и силы. Часто авторитарная религия постулирует идеал, который настолько абстрактен и далек, что вообще не имеет никакой связи с реальной жизнью реальных людей. Жизнь и счастье людей, живущих здесь и сейчас, могут быть принесены в жертву ради таких идеалов, как «жизнь после смерти» или «будущее человечества»; заданные цели оправдывают любые средства и становятся символами, во имя которых религиозные или светские «элиты» управляют жизнями своих подчиненных.
Напротив, гуманистическая религия выстроена вокруг человека и его сил. Человек должен развивать силы своего разума, чтобы понимать самого себя, свои отношения с ближними и свое положение во Вселенной. Он должен признать истину – своих ограничений и своих потенций. Он должен развивать свою способность любить других людей и самого себя, он должен ощущать солидарность со всеми живыми существами. У него должны быть принципы и нормы, которые ведут его к цели. В этом типе религии религиозный опыт оказывается опытом всеединства, основанным на соотнесенности человека с миром, схватываемым в любви и в мысли. Цель человека в гуманистической религии – достижение наибольшей силы, а не наибольшего бессилия; добродетелью является самореализация, а не покорность. Вера оказывается тут достоверностью убеждения, основанного на собственном опыте мысли и чувства, а не принятыми на веру постулатами. Превалирующим настроением тут является радость, тогда как в авторитарной религии – грусть и вина.
Если гуманистические религии оказываются теистическими, Бог в них предстает в качестве символа собственных сил человека , которые тот пытается реализовать в своей жизни, а не символа силы и господства, имеющих власть над человеком .
Примерами гуманистических религий могут служить ранний буддизм, даосизм, учения Исайи, Иисуса, Сократа, Спинозы, некоторые течения в иудейской и христианской религиях (особенно мистицизм), религия Разума Французской революции. Поэтому очевидно, что различие между авторитарной и гуманистической религией не совпадает с различием между теистическими и нетеистическими религиями, а также между религиями в узком смысле слова и философскими системами, имеющими религиозный характер. Применительно ко всем этим системам значение имеет не система идей, а человеческая установка, поддерживающая их учения.
Одним из лучших примеров гуманистической религии является ранний буддизм. Будда – великий учитель, он – Пробужденный, который постиг истину человеческого существования. Он говорит от имени не сверхъестественной силы, а разума, он призывает каждого человека использовать собственный разум и познать истину, которую Будде удалось обнаружить первым. Если человек делает первый шаг к истине, он должен стремиться прилагать свои усилия для развития сил разума и любви ко всем людям. Только в той степени, в какой это ему удается, он может освободить себя от пут иррациональных страстей. Хотя человек и должен, согласно буддистскому учению, распознать собственные ограничения, он также должен осознать свои внутренние силы. Понятие нирваны как состояния полностью пробужденного сознания – это не понятие беспомощности и подчинения, но, напротив, понятие развития высших сил, которыми владеет человек.
Одна из историй о Будде весьма характерна.
Как-то кролик уснул под манговым деревом. Внезапно он услышал страшный шум. Решив, что наступает конец света, он бросился бежать. Когда другие кролики это увидели, они спросили его: «Почему ты бежишь так быстро?» Он ответил: «Близок конец света». Услышав это, кролики бросились бежать вслед за ним. Кроликов увидели олени и спросили их: «Почему вы так быстро бежите?», и те ответили: «Бежим, потому что конец света близок». И олени побежали вместе с ними. И так одни животные вслед за другими пустились бежать, пока все животное царство не обратилось в паническое бегство, которое закончилось бы разрушением. Когда Будда, который в то время жил как мудрец – такова одна из многих форм его существования, – увидел, что животные обратились в бегство, он спросил последних из них, почему все бегут. «Потому что наступает конец света», – ответили они. «Это не так, – сказал Будда, – мир еще далек от своего завершения. Давайте выясним, почему они так думают». Затем он начал спрашивать всех животных, дошел в своем поиске источника слуха до оленей и, наконец, до кроликов. Когда кролики сказали, что они бегут, потому что наступает конец света, он спросил, какой именно кролик сказал им об этом. Они указали на того, кто побежал первым. Будда спросил этого кролика: «Где ты был и что делал, когда решил, будто наступил конец света?» Кролик ответил: «Я спал под манговым деревом». «Видимо, ты услышал шум падающего плода, – сказал Будда, – шум разбудил тебя, ты испугался и подумал, что наступает конец света. Пойдем к дереву и посмотрим, верно ли это». Они пошли к дереву и обнаружили, что именно так все и произошло. Так Будда спас всех животных от гибели.
Я привел эту историю главным образом не потому, что это один из первых примеров аналитического исследования причин страха и слухов, а потому, что она ясно демонстрирует дух буддизма. В ней показана любящая забота о созданиях животного мира и одновременно – рациональное проникновение в глубины мира и надежда на собственные способности человека.
Дзен-буддизм, поздняя буддистская секта, выражает еще более радикальную антиавторитарную установку. Дзен утверждает, что знание бесполезно, если оно не вырастает из самого человека; никакой авторитет, никакой учитель на самом деле ничему нас научить не может, разве что может посеять в нас сомнения; слова и системы мысли опасны, поскольку они легко превращаются в авторитеты, которым мы поклоняемся. Жизнь следует схватывать и испытывать в самом ее течении – именно в этом и состоит добродетель. Следующая история демонстрирует эту неавторитарную установку по отношению к высшим существам.
«Когда Танка из династии Тан остановился в Эриндзи, в столице было очень холодно; поэтому он взял одну из деревянных статуй Будды, хранящихся в усыпальнице, и развел с ее помощью огонь. Хранитель усыпальницы, увидев это, пришел в возмущение и воскликнул: „Как смеешь ты жечь мои деревянные статуи Будды?“
Танка начал копаться в пепле, как будто бы что-то искал там, и сказал: «Я ищу в этом пепле святую шариру» [некий минерал, обнаруживаемый якобы в человеческом теле после кремации и, как считается, доказывающий святость умершего].
«Каким образом, – сказал хозяин, – ты надеешься найти шариру, предав огню деревянного Будду?» – «Если я в нем не найду шариры, то позволь мне сжечь оставшихся двух Будд», – ответил Танка.
Позже хранитель усыпальницы потерял свои брови – чем был наказан за выступление против мнимой нечестивости Танки, тогда как сам Танка не испытал на себе гнева Будды» {4} .
Другую иллюстрацию гуманистической религиозной системы можно найти в религиозном мышлении Спинозы. Хотя его языком остается средневековая теология, в его понятии Бога отсутствуют следы авторитаризма. Бог не мог сотворить мир, отличный от существующего. Он не может ничего изменить; в действительности Бог тождественен всему универсуму в целом. Человек должен понять свои собственные ограничения и признать, что он зависим от совокупности сил, существующих вне его, над которыми он не властен. И все же у него есть силы любви и разума. Он может развить их и достичь оптимального уровня свободы и внутренней силы.