Другая волна связана с « гуманизацией » и « этизацией » в психологии личности (Б.С. Братусь, А.Б. Орлов). По выражению Б.С. Братуся, академическая психология была психологией, в которой победителей не судят. Она утратила духовное человечное в человеке. В отличие от академической психологии, «гуманитарная» психология обладает еще нереализованным потенциалом «ценностнополагания» (не путать с «целеобразованием»), который столь желанен для растерявшей жизненные идеалы личности. Но и «гуманитарную психологию», черпающую свои силы в истории культуры, религии, филологии и этике, подстерегает опасность, пользуясь излюбленным выражением Л.C. Выготского, отдать «Богу богово», а «кесарю кесарево», то есть отдать человечное в человеке этике и религии, а тело и познавательные процессы – биологии и академической, например когнитивной, психологии.
И наконец, еще одна из волн модернизации , касающаяся междисциплинарного статуса личности, могла бы быть охарактеризована как прагматическая философская « вестернизация » психологии личности. Старая формула «там хорошо, где нас нет», стимулируемая раскрепощением сознания от так называемого «советского империализма» в психологии (В. Колга), приводит к ситуации, которая напоминает «плюрализм у разбитого корыта» (В.П. Зинченко).
Над всем, что было создано в отечественной психологии, ставится «нигель», и «вместо нее», а не «вместе с ней» новое измерение наполняется такими направлениями, как психосинтез (Р. Ассаджиоли), онтопсихология (А. Менегетти), нейролингвистическое программирование (Дж. Гриндер). Бесспорно, опыт этих направлений интересен для синтеза в психологии личности, а также для обозначения точек пересечения гуманистической психологии и историкоэволюционного подхода в психологии. Грустно другое: увлечение этими направлениями приводит к тому, что в отечественной психологии личности вместе с водой выплескивается и ребенок. В результате в общей картине поиска междисциплинарного синтеза представлений о личности возникает парадоксальная ситуация: психологи на Западе, разрабатывающие методологию гуманитарного знания о человеке, открывают для себя Л.C. Выготского, М.М. Бахтина, H.A. Бернштейна, Ю.М. Лотмана и С.Л. Рубинштейна (см. работы Дж. Гибсона, Дж. Верча, Л. Смолки, В. Маттеуса, Л. Молла, Р. Харре и др.), а отечественные психологи начинают напоминать «Иванов, не помнящих родства». Иными словами, с тем же рвением, с которым раньше через железный занавес критиковали западные направления психологии, сегодня со скепсисом поглядывают на методологию гуманитарных наук в своей стране.
Все сказанное лишний раз подтверждает, что междисциплинарный статус проблемы личности выступает как необходимое условие поиска системных закономерностей развития человека в биогенезе, социогенезе и онтогенезе, а не повод к растворению психологии личности в других естественных или социальных науках. Отсюда также следует, что для разрешения противоречий в психологии личности историко-эволюционный подход выделяет сквозные закономерности развития человека, надстраивает благодаря этим закономерностям мост между различными сферами исторического и естественно-природного изучения человека, а затем с опорой на конкретную методологию психологии «работает» с фактами уже в сфере собственно психологии личности.
Еще одно обстоятельство, свидетельствующее о необходимости разработки историко-эволюционного подхода в психологии личности, непосредственно связано со спецификой переживаемого Россией исторического периода. Этот период может быть охарактеризован как период перехода от стабильной фазы к динамической фазе российской истории. В подобного рода период личность оказывается как бы заброшенной в историческую ситуацию развития (по аналогии с «социальной ситуацией развития» в смысле Л.C. Выготского), в которой происходит ломка традиционной системы ценностных ориентаций, обостряется поиск личностной и групповой идентичности, возрастает влияние индивидуальных действий личности на траекторию развития исторического процесса. В результате психолог для выработки логики действий, помогающих личности пережить драмы смутного времени, вынужден работать как психоисторик, проектировать разные варианты ситуации исторического развития, не ограничиваясь известной формулой «здесь и теперь».
Тем самым нынешнее время перемен подталкивает психолога к двойному испытанию историей. Ему предстоит выдержать проверку на чувствительность психологии личности к истории, а также на причастность психологии личности к происходящим в стране переменам. Ареной для проверки чувствительности психологии по отношению к истории являются многолетние « бои за психологию в истории » ( М. Блок, Л. Февр ) и « бои за историю в психологии » ( Л.С. Выготский ). Одним из следствий этих многолетних дискуссий о взаимоотношениях между психологией и историей стало возникновение различных гибридных дисциплин – «палеопсихологии» (Б.Ф. Поршнев), «исторической психологии» (И. Мейерсон, Ж.-П. Вернан и др.) и «психоистории» (Э. Эриксон, Л. де Моз).
Другим следствием выяснения взаимоотношений между историей и психологией является пересмотр самих исходных парадигм в разных областях психологии. Впечатляющим примером претензий психологов на причастность к происходящим в истории событиям может служить статья с нарочито эпатирующим названием «Социальная психология как история», принадлежащая известному социальному психологу К. Джерджену. Интенция такого рода пересмотра парадигм в социальных и поведенческих науках во многом обусловлена установкой на превращение своей науки в науку, делающую историю, а не только изучающую ее. Именно такой попыткой откликнуться на вызов нашего тревожного времени и является историко-эволюционный подход в психологии личности как конструктивной действенной психологии, а также организация опирающихся на этот подход служб практической психологии.
Перечень оснований, высвечивающих смысл постановки проблемы историко-эволюционного подхода в психологии личности, был бы бледным и неполным без упоминания еще одного завершающего обстоятельства: альфой и омегой историко-эволюционного подхода является выделение созидающего методологического потенциала практической психологии личности , призванной в перспективе вывести уставшую от разных академических болезней психологию личности из кризиса. При всей своей «дикости» и эклектичности практическая психология личности уже на ранних этапах своего рождения выполняет конструктивную функцию преодоления психологии « частичного » человека. Она также изначально сопротивляется различным внутридисциплинарным и междисциплинарным дроблениям знаний о развитии человека в истории природы и общества.
Практической психологии личности тесно только лишь в рамках возрастной, педагогической, клинической или какой-нибудь другой отдельной отрасли психологической науки. В известном смысле практическая психология обречена на то «верхоглядство», без которого не существует никакого междисциплинарного синтеза. Поэтому, пока представители академической психологии спорят, относить ли М.М. Бахтина или Ю.М. Лотмана к обитателям пространства «истинной» психологии или оставить их за его границей, назвав «филологом» первого и «семиотиком» второго, практические психологи, например, уже строят процесс общения с учетом диалогической теории сознания и семиотической теории культуры (см., например, сборники: Charting the Agenda. Educational Activity after Vygotsky. Ed. by H. Daniels, 1994; Vygotsky and Education. Instructional Implications and Applications of Sociohistorical Psychology. Ed. by L. Moll, 1994).
Тем самым в практической психологии личности могут быть преодолены внутридисциплинарные и междисциплинарные барьеры, затрудняющие построение психологии развития личности.
Источник методологического потенциала практической психологии, на оселке которой осуществляется проверка сильных и слабых сторон историко-эволюционного подхода, заключается в том, что объектом приложения ее усилий изначально оказывается конкретный человек в конкретной социоисторической ситуации развития. Поэтому в поисках выхода из кризиса психологии личности остается вслед за Л.С. Выготским повторить, что практическая психология – тот камень, который презрели строители , – стала во главу угла историко-эволюционного подхода, разработка которого может повлечь за собой изменение общественного статуса психологии в России, превращение ее в науку, делающую историю.
При разработке историко-эволюционного подхода в психологии личности необходимо учитывать возможности разных уровней методологии: философского, общенаучного, конкретно-научного уровней, а также уровня методики и техники исследования ( Э.Г. Юдин ), позволяющих увидеть картину развития человека в самых разных временных масштабах – от макроэволюции природы до динамики принятия решения в той или иной конкретной жизненной ситуации. В связи с этим среди широкого спектра концепций развития человека далее будут названы, прежде всего, те, которые определили общий методологический каркас и смысл историко-эволюционного подхода в психологии личности:
♦ концепция понимания человека как «мира человека», порождаемого в ходе естественно-исторического процесса становления человечества ( К. Маркс );
♦ критика идеала рациональности в различных теориях познания ( М.К. Мамардашвили );
♦ теория перехода биосферы в ноосферу ( В.И. Вернадский :);
♦ концепция поведения неравновесных систем в неживой и живой природе ( И. Пригожин );
♦ синтетическая теория эволюции ( И.И. Шмальгаузен );
♦ концепция эволюционного прогресса ( А.Н. Сееерцое, K.M. Завадский );
♦ представление о преадаптации в эволюционном процессе ( Н.И. Вавилов );
♦ гипотеза о роли вариативного рассеивающего отбора в антропосоциогенезе ( В.П. Алексеев );