Глава 3Кино как выражение психологических тенденций времени
3.1. Зеркало общественных неврозов
У кино и психологии есть еще одна общая черта – они суть отражение нашей жизни, актуальных социальных феноменов. Так, каждому историческому периоду соответствует определенное психическое расстройство, в котором определенным образом преломляются культурные тенденции времени (Spagnuolo Lobb, 2011). То есть общественные проблемы находят свое воплощение в симптомах конкретных душевных болезней конкретных людей. По тому, с какими диагнозами чаще всего обращаются к психотерапевтам, можно судить о проблемах, волнующих общество в целом. А значит, диагноз отдельного человека не что иное, как симптом болезни общества, к которому он принадлежит.
Так же и каждому этапу развития общества соответствует свой тип историй и свой герой, а наиболее острые общественные проблемы затрагиваются в темах и конфликтах, обыгрываемых в кино.
Фильм успешен тогда, когда его основные конфликты вызывают отклик у широкой зрительской аудитории, бьют в болевые точки социума.
В США киноиндустрия работает в плотном сотрудничестве с институтами, исследующими социокультурные феномены, психологические проблемы и потребности зрителей. Американские продюсеры знают, как важно быть на острие современных общественных процессов и настроений – от этого напрямую зависит кассовый успех картин. Чтобы фильм оказался востребованным, он должен удовлетворять зрительский спрос и отражать те психологические и социальные проблемы, которые волнуют большинство людей.
В России кинорынок еще слишком молод, он переживает процесс становления, поиска. И мечется, на мой взгляд, в этом процессе между двумя полюсами.
С одной стороны, еще не изжили себя старые привычные рельсы советского госзаказа, когда предложение ориентируется не на реального зрителя, а на привычный «формат», удобный держателям бюджетов. На этом полюсе отметается все новое, «причесывается» неудобное, а предпочтения современного зрителя вообще не являются приоритетом. Ярким примером выступает печально известная аббревиатура ТЖД, обозначающая сериальный формат одного из главных федеральных телеканалов. Она расшифровывается как «тяжелая женская доля» – именно такой тип историй создается из года в год, и именно в такую историю превращаются многие сценарии после правок канала. Формат ТЖД неустанно спекулирует на неврозе одиноких женщин «за 40» с неудавшейся личной жизнью, которых телеканалы, транслирующие подобные сериалы, считают своей целевой аудиторией.
В результате такого подхода телеканалы, не затрудняя себя исследованием интересов молодого поколения, теряют аудиторию, которая попросту уходит в интернет.
С другой стороны, часть индустрии находится в постоянном поиске новых форматов, стремится экспериментировать. Правда, под экспериментами в основном подразумевается копирование или адаптация успешных зарубежных трендов, а не создание новых. Мы готовы «рискнуть» и сделать российского «Доктора Хауса» после того, как американский сериал продемонстрировал высочайшие рейтинги. После оглушительного успеха «Настоящего детектива» российский рынок взрывается заказами на «что-то такое же, но на русский манер», не принимая во внимание, что созданию «Настоящего детектива» предшествовали социокультурные исследования предпочтений и настроений американского зрителя.
При этом смелые ходы в написанных по таким техническим заданиям российскими авторами сценариях зачастую «зарубаются», так как готовых еще вчера рисковать заказчиков уже сегодня терзают сомнения из разряда «наш зритель пока не готов…». А взять на себя инициативу и «подготовить» зрителя к новым форматам они боятся.
Между двумя полюсами – стремлением оставить все как есть и желанием рисковать и экспериментировать – разрывается большинство участников российского кинорынка. При этом некоторым создателям фильмов удается прокладывать свой путь между Сциллой и Харибдой извечного двойственного человеческого стремления к постоянству и изменениям одновременно. И как только кому-то удается нащупать нерв современного общества, выпустив фильм, резонирующий с неврозами российской публики и собирающий кассу, – тут же по его следам устремляются остальные кинодеятели, и спустя два-три года мы получаем сразу несколько фильмов определенной тематики.
Правда, то, что зрительские предпочтения нужно изучать, становится с каждым годом все очевиднее. Так, в конце 2016 – начале 2017 г. Фонд кино совместно с ВЦИОМ впервые провел исследование «Портрета посетителя российского кинотеатра»[9]. Естественно, речь шла об общих формальных характеристиках среднего зрителя (пол, возраст, с кем и как часто посещает кинотеатры и пр.), а не о его глубинных психологических запросах. Тем не менее прецедент свидетельствует: киноиндустрия начала понимать важность учета потребностей аудитории при создании фильмов. Остается надеяться, что в будущем исследование психологии зрителя станет неотъемлемой частью отечественного кинопроцесса.
Показательно, что в совместном исследовании Фонда кино и ВЦИОМ в качестве основных критериев выбора фильма для просмотра подавляющее большинство зрителей из множества вариантов выбрали жанр, тематику и сюжет фильма. Это в очередной раз доказывает, что успех фильма в первую очередь зависит от качества и актуальности лежащей в его основе истории и только потом – от актерского состава, страны производства и других факторов.
Итак, психологические проблемы и потребности общества, характерные для определенного времени, находят свое выражение в фильмах. Это хорошо прослеживается в том, какие этапы проходило общество с середины XX в. и какие типы героев и историй были популярны на каждом из этапов.
3.2. Социокультурные феномены западного общества в период с середины 1940-х до 1990-х гг.[10]
3.2.1. Социум в период Второй мировой войны
Общество в воюющей стране функционирует по определенным правилам и законам. Когда социум сталкивается с неизбежной опасностью, например войны или голода, главной формой отношений в нем становится слияние[11], а главной ценностью – принадлежность к группе. Потребность в самореализации отходит у человека на второй план, его ключевая потребность – выживание. В этом контексте личная свобода каждого приносится в жертву потребности в чувстве защищенности.
Более того, человек начинает испытывать чувство вины при каждой попытке самоидентификации и дифференциации. Обществом правит идея о пользе единения для защиты от опасности, грозящей всем. На этом фоне возникает потребность в авторитетах. Люди готовы повиноваться главному – тому, кто воспринимается как наиболее компетентный человек в деле спасения группы. Возникает потребность в армии, которая создается из тех членов социума, кто для выживания группы приносит в жертву собственную уникальность (Giovanni Salonia, 2008).
Психические расстройства, выражающие симптомы военного и раннего поствоенного времени, связаны со страхом выхода из принадлежности и принятия ответственности за собственную уникальность (истерические неврозы, фобии, обсессивно-компульсивные расстройства, ипохондрия и т. п.).
Героем, которого жаждет зритель в этот период, выступает самоотверженный храбрец, приносящий себя в жертву для общего блага. Его жертва – главное условие выживания группы. Мистика героизма всегда тесно связана с контекстом опасности. А антагонист, чтобы его ненавидел зритель, должен обладать противоположными чертами: трусостью, подлостью, а еще лучше – быть изменником родины.
Рик Блейн – главный герой «Касабланки» – идеальный протагонист военной поры. Его ключевой конфликт – это выбор между долгом перед родиной и любовью к женщине. «Касабланка» выражает основную ценность общества того времени – необходимость принести в жертву победе самое дорогое, что есть у человека. Фильм, который задумывался как проходной, стал культовым, уловив суть психологического конфликта эпохи.
3.2.2.1950–1970-е гг.: эпоха нарциссического общества
Наша психика устроена по принципу полярностей. Если маятник удерживать в одном полюсе, а затем отпустить – он неизбежно с максимальной силой рванет на противоположный полюс.
Именно это и происходит с обществом после войны: когда группе больше не нужно выживать, в ней быстро возникают стремления к персональной реализации. Индивидуальные потребности, подавляемые во благо большинства, выходят на первый план и становятся ведущими. Интерес человека фокусируется на собственной личности, а для этого ему нужно вырваться из состояния принадлежности группе, яростно оттолкнуться от нее. Свобода, принесенная в жертву потребности в безопасности, отвоевывается с агрессивной эйфорией.
«Я сам» – новая модель познания и самореализации. Социологи называют этот период нарциссическим обществом. Именно в это время создаются основные психотерапевтические подходы как проявление высшей степени заботы человека о самом себе.
Психотерапевты 1950–1970-х работали в основном на поддержание ценности индивидуальности, сепарации, помогали сбросить оковы принадлежности к группе, выйти из слияния, обрести собственные границы, сказать «нет» общественным и семейным догмам. Типичные запросы к психотерапевтам того времени: «Я хочу уйти из дома», «Как мне противостоять отцу (матери)», «Отношения душат меня» и пр. (Spagnuolo Lobb, 2013).
Расширение собственного «Я», свобода и независимость – вот главные психологические потребности эпохи. Эти потребности реализуются через бунт против авторитета родителей и власти как родительской фигуры. Отношения приносятся в жертву личной свободе. Так, на конец 1970-х приходится пик разводов.
На более масштабном уровне этот процесс осуществляется медленно и проходит определенные фазы: бунтарство, нарциссизм, а затем спутанность (Salonia, 2011).
Потребность в индивидуации на социальном уровне проявляется также в борьбе за права меньшинств: расовых и гендерных. В американском кино эти тенденции проявляются в индейской («Сломанная стрела», 1950), афроамериканской («На окраине города», 1957) и иммигрантской темах («12 разгневанных мужчин», 1957).
В этот период зритель хочет видеть героя-одиночку, нарциссический идеал, который вопреки всем общественным правилам и устоям прокладывает собственный путь, бросает вызов социальным догмам.
Джеймс Дин в роли Джима Старка, главного героя фильма «Бунтарь без причины» (режиссер Николас Рэй, 1955), становится молодежной иконой. Фильм, ставший культовым, рассказывает историю бунта юноши против родителей и школы, раскрывая актуальный конфликт своего времени.
Фигура сильной личности, бросающей открытый вызов миру, романтизируется в вестерне, который переживает в этот период свое возрождение.
Эпоха нарциссизма ознаменована началом бондианы – выходом первых фильмов о Джеймсе Бонде. Бонд – воплощение нарциссического идеала в кино: герой-одиночка, блестящий, грандиозный, безукоризненный, сильный, независимый, решительный, любимец женщин (подробнее о нарциссическом герое см. главу 7).
Таким образом, главным конфликтом послевоенной эпохи как на уровне отдельного человека, так и на семейном, социальном и политическом уровнях стал конфликт между индивидуальными потребностями и системой.
Эта тенденция прослеживается в кинематографе разных стран.
В британском кино выразителями нарциссического бунта выступили «Рассерженные молодые люди» – группа критически настроенных литераторов и кинематографистов. Главный режиссер этой группировки – Тони Ричардсон. Его фильм «Оглянись во гневе» (1959) ознаменовал зарождение британской новой волны – направления в кинематографе, обличающего высшие классы, государство и церковь. Бунт героя против действительности – главная тема в творчестве «Рассерженных молодых людей», раскрытая в фильмах «Вкус меда» и «Одиночество бегуна на длинную дистанцию» Тони Ричардсона, «Путь наверх» Джека Клейтона, «Такова спортивная жизнь» Линдсея Андерсона и др.
Французская новая волна не только бунтовала против старых приемов кино, но и создала новый тип героя, попирающего социальные нормы ради собственной самореализации. Ценность индивидуального бытия человека отразила мировую тенденцию нарциссизма, которая стала доминирующей в послевоенную эпоху.
Как уже было упомянуто, процесс индивидуальной самореализации человека через фазы бунта и нарциссизма приводит общество к состоянию спутанности. Эта спутанность является симптомом перехода от нарциссического к пограничному обществу.
Так, 1970-е завершают эпоху общества нарциссизма и несут в себе черты следующего этапа.
Бунт против системы в крайней своей степени выливается в насилие, разрушение, распад, символизирующий деструкцию традиций и ценностей старого (родительского) общества. Нарциссическое «я сам по себе» трансформируется в пограничное «я против всех» (или «все против меня»).
Манифестом бунта через насилие стал фильм «Бонни и Клайд» (1967), который положил начало эпохе Нового Голливуда и ознаменовал возникновение контркультуры в Америке. Об этом фильме говорили, что он «празднует циничную жесткую человеческую независимость».
Бунт через кровь и насилие – ведущая тема многих культовых фильмов Нового Голливуда. И если некоторые фильмы начала 1970-х еще рассказывают нам скорее нарциссические истории, то уже «Таксист» Мартина Скорсезе (1976) воплощает собой пограничный мир (подробнее о пограничном герое см. главу 7).
Смена эпох объясняется в том числе тем, что дети, рожденные в нарциссическом обществе и воспитанные на его ценностях, несут нарциссический вектор в следующую эпоху, воспитывая собственных детей. Дети нарциссической эпохи под влиянием ценностей своих родителей обретают собственные психопатологии и создают свое кино.
3.2.3. 1970–1990-е гг.: эпоха технологического (пограничного) общества
1970–1990-е гг. Умберто Галимберти (Galimberti, 1999) назвал «технологическим обществом». Это период нового витка научно-технической революции и экономического бума, время машин и технологий. Возвышение машины до уровня божества дает западному человеку иллюзию всемогущества и контроля над эмоциями.
В таком обществе эмоции не важны, чувства заблокированы, производительность – превыше всего. Жертвой этих ценностей становятся семейные привязанности и отношения, если они плохо влияют на эффективность труда. Человек большую часть своего времени проводит вне семьи, почти целиком посвящая жизнь работе.
В семье же дети предоставлены сами себе, они растут и воспитываются самостоятельно. Родители для них – обожествленные профессионалы, нарциссические машины, идеал успеха и работоспособности. При этом интимности и близости между членами семьи нет.
Родители транслируют детям необходимость быть успешными и не поддерживают их право на ошибки на пути взросления. У ребенка, рожденного и воспитываемого в нарциссическую эпоху, возникает расщепление: с одной стороны, он должен достичь непомерной планки идеала, божества, чтобы быть ближе к родителю, с другой – он не получил достаточной поддержки своих потребностей и желаний на пути поиска того, кем бы он хотел стать.
Такие дети выросли с иллюзией своей исключительности, с одной стороны, и с ощущением себя самозванцами – с другой. Это расщепление рождает спутанность, неясные границы, амбивалентность, неспособность сепарироваться, чтобы найти себя (Spagnuolo Lobb, 2013). Это поколение уже не знает, каковы его ценности. В нарциссическом обществе было намного больше ясности и четких границ – главной ценностью было пройти собственный, индивидуальный путь самореализации.
Маргерита Спаниоло Лобб в своей статье «Пограничный опыт: рана границы»[12] пишет:
Родители, занятые каждый своей личной самореализацией, слепо верили в необходимость автономии для своих детей и поэтому намеренно им ее предоставляли (помня о том, как много им самим пришлось бороться с собственными родителями, чтоб получить автономию). Они были нетерпимы к семейным узам и социальным институтам (отсюда брошенные в семье), не способны выносить ошибки и несостоятельность детей («дети богов не ошибаются»). В их послании к детям было ожидание от них максимального успеха и неприемлемость промахов. Они возмущались и отказывались любить детей в те моменты, когда дети проявляли свои слабости (становясь асоциальными, наркоманами, бродягами). Пока родители, сами будучи признанными профессионалами, помышляли о том, что их дети в один прекрасный день чудесным образом раскроются, те продолжали коллекционировать социальные неудачи (например, в учебе) и неудачи в отношениях (проявляя неспособность находиться в длительных отношениях) и обращались к искусственному раю, где они виртуально могли быть богами, как ожидали родители, но без необходимости с трудом включаться в мир (что переживалось с тревогой и потому избегалось, поскольку они не были поддержаны, когда совершали ошибки). Таким образом, идя навстречу потребностям нарциссического общества, когда гештальт-терапия поддерживала ценность творческого приспособления «Я» и саморегуляцию через выражение эмоций, само общество развивалось, порождая новое расстройство, в основе которого лежат, без сомнения, факторы биологической предрасположенности (серотонинергические), а с другой стороны, социальные условия, обусловленные нарциссическими чувствами[13].
Нарциссические родители так увлекались самореализацией, что не уделяли внимания формированию привязанности к детям, отчего те выросли в атмосфере одиночества с неудовлетворенной потребностью в близости. Они были лишены отношений, в которых возможна интеграция эмоций.
Это поколение, обуреваемое амбивалентными, противоречивыми чувствами, но не обладающее опытом контейнирования[14] этих чувств в отношениях. Гнев, ярость, которые не находят выхода, одиночество, стремление к близости и невозможность выдерживать близость – все это симптомы пограничного опыта. Нужда пограничного общества – найти себя в отношениях, где возможна интеграция эмоций.
Тоска по близости, стремление к естественному слиянию, которым человек не напитался в детстве, и неспособность выстраивать отношения приводят к всплеску разных видов зависимости от психоактивных веществ. Наркотик позволяет забыться, раствориться, слиться с миром, а группа наркоманов становится своеобразным суррогатом семьи и дарит мощное чувство принадлежности.
Отвечая на общественную потребность, основные направления психотерапии того времени фокусировались на эмоциях и выстраивании отношений между психотерапевтом и клиентом. Именно в этот период начинает развиваться групповая психотерапия как метод, позволяющий обеспечивать потребность в принадлежности к чему-то большему.
В кино начиная с 1970-х на первый план выходят бесцельные, деструктивные, потерянные, саморазрушительные характеры. Эта тенденция начинается с «Бонни и Клайда», и ее активно подхватывает Новый Голливуд: «Таксист», «Пролетая над гнездом кукушки», «Разговор», «Заводной апельсин», «Телесеть» и др. Герой того времени обуреваем яростью, которая, не находя успокоения, разрушает его самого и окружающий мир.
Очень показательным, выражающим всю суть психологических проблем пограничного общества, стал культовый фильм Денни Бойла «На игле» (1995). Напуганные и растерянные перед вызовами этого мира, не готовые взрослеть и вписываться в общество, построенное их родителями, бунтующие против существующих ценностей, но не наученные различать собственные потребности, бегущие от одиночества и гнетущей внутренней пустоты в употребление героина, герои этого фильма олицетворяют целое поколение молодежи всего мира. Спрятавшись от жизни в лабиринтах наркотической эйфории, подменив человеческую близость совместным употреблением с дружками-наркоманами, эти герои превращают собственную жизнь в растянувшийся суицид. Символически достоверна и оттого еще более страшна сцена смерти младенца. Она воплотила страх того времени: что мы можем дать следующему поколению, если лучшее, что мы можем сделать со своей собственной жизнью, – это мучительно, по капле разрушать себя? Зачем строить отношения и продолжать человеческий род, если мир летит в тартарары, а внушаемые ценности оказались ложными? Мы сами – напуганные дети, брошенные взрослыми, выросшие в нелюбви. Мы не готовы взрослеть, пусть этот мир катится к чертям – и мы вместе с ним.
Для отечественной киноиндустрии важно и то, что период расцвета голливудских фильмов про рухнувший мир и отчаявшееся поколение совпал с драмой постсоветского перестроечного общества.
Еще одной тенденцией в кино, характерной для пограничного социума, стали, как ни странно, блокбастеры, эпоха которых началась в конце 1970-х. Дело в том, что человеку с пограничным опытом очень нужны ясные ориентиры, поскольку внутренние противоречия и спутанность сводят его с ума. И тогда модель черно-белого мира становится настоящим спасением – расщепление на черное и белое типично для пограничного опыта. Жесткая категоризация, разделение на добро и зло все же лучше, чем затягивающий в бездны безумия хаос амбивалентности и неоднозначности.
Джордж Лукас со своей идеей «Звездных войн» лишь чудом получает финансирование – все инвесторы боялись рискнуть и согласиться на безумный эксперимент. Казалось, фильм провалится, ведь «сказочки» про добро и зло, про светлую и темную сторону так далеки от проблем зрителя. И вдруг после выхода в прокат фильм имеет оглушительный успех и фактически спасает киностудию 20th Century Fox от банкротства. «Звездные войны» положили начало новой киноэры, которая продолжается по сей день.
Блокбастер – уникальное явление. С одной стороны, его мифологическая структура позволяет отвлечься от опостылевшей жизненной драмы и перенестись в вымышленный мир, где все существует по понятным законам, где светлые и темные стороны хорошо очерчены и общественные ценности предельно ясны. Он дарит модель мира, функционирующую по внятным правилам, – ту, которая была разрушена в пограничном обществе. С другой стороны, эпический размах конфликтов и аттракций в блокбастере придает, наконец, форму сильным эмоциям, которые обуревали пограничное общество и не находили выхода. Ярость, направленная на саморазрушение, обретает безопасный контейнер, и ее можно снова и снова проживать в схватках эпического размаха. Недаром само слово «блокбастер», возникшее в годы Второй мировой войны, означало особо мощную фугасную авиабомбу.
Яркие картинки, громкие звуки, взрыв чувств и красок, невероятные схватки, масштабные бойни – идеальная формула, вызывающая восторг зрителя и позволяющая ему сублимировать неразрешимые внутренние противоречия и агрессивные импульсы. А когда хорошие парни снова побеждают плохих, зритель каждый раз испытывает глубокое облегчение – его внутренний психический баланс восстановлен.
Тот факт, что блокбастеры популярны до сих пор, говорит о том, что тенденции, характерные для пограничного социума, никуда не делись и продолжают существовать в современном обществе. Впрочем, как и нарциссические – эта феноменология стала настолько распространена в США, что нарциссическое расстройство даже планировали убрать из американского классификатора болезней, признав нарциссизм вариантом нормы.
Психологические тренды нашего времени представляют особый интерес для кинодраматургов. Но прежде предлагаю рассмотреть, что происходило с российским обществом начиная со Второй мировой войны и как эти процессы отражались в кинематографе.