— Да, я слышал о таком. И даже то, что мы якобы пытаем их в своих лабораториях. Но, уверяю, ничего подобного. Каждый гражданин вправе подать заявку в качестве «наблюдателя» и проследить за ходом проверок лично и убедиться, что это совершенно обычные проверки наподобие обычных медосмотров, только в области неврологии и парапсихологии. А наши институты — это обычные образовательные заведения, но со специальной программой для псиоников.
— Вот-вот, признаться, я сам как-то бывал в качестве наблюдающего, когда мой сын проходил его в первый раз. Ему было шесть лет, он сидел на кресле и слушал музыку с завязанными глазами, потом рисовал картину, угадывал карточки, слова… В общем, всё это было похоже на аттракцион, а не на жуткие эксперименты.
— Всё так. И вы правы, родители часто становятся нашими наблюдателями, особенно в группе 6-летних и 12-летних. Там без них никуда, а их содействие не только приветствуется, но и помогает получить достоверные данные. Ведь ребенок может чувствовать дискомфорт без родителя рядом. А это может помешать ему.
— Вы упомянули, что с каждым годом растет число проверяемых. Как вы справляетесь с таким количеством?
— Поначалу в массовых проверках не было нужды. В начале второго тысячелетия мир ещё не знал, как вообще всё организовать и какие ресурсы будут потрачены. Только-только начали появляться достоверные данные, исследования, материалы. Но сейчас, можете быть уверены, наши учреждения и его персонал справятся со всеми детьми за установленное время. Мы уже разделили их по возрастам пять лет назад, что существенно сократило время, а ныне новейшие методы помогут определить псипотенциал за минимальный срок.
— То есть, за три месяца вы проверите, сколько там, двести тысяч детей и это не только в нашем городе?
— На самом деле, их чуть больше. Но да, мы справимся, в нашем городе будут работать пятьдесят точек согласно утвержденному графику. Тех, у кого подойдет срок, распределят по точкам и будут вызывать в определенный день по месту регистрации.
— А если, кто-то, скажем так, прогулял или не может пройти в указанный день?
— Мы понимаем, что могут возникнуть определенные форс-мажоры. И если, кто-то пропустил проверку, он может обратиться к нам в любой день и его поставят в график на резервный день. Но таких случаев не так много. В конце концов, это в интересах самого ребенка и родителей. Чем раньше получишь отметку, тем раньше определишься с будущим. За обучение псиоников государство выдает специальные стипендии, гранты, каждый год открываются новые программы внедрения. Так что, незачем отказываться от такой возможности. Вдруг вы сами того не осознаете, что в вас скрыто. А наш институт с радостью поможет выявить вашу уникальность и развить её.
Опять… Каждый год одно и тоже. Я это всё уже проходила, причем дважды. И вроде бы даже брошюрки читала, которые нам выдавали в школе. Там все прекрасно описано, словно комикс. Но к честности признаться, на это рассчитывать не приходится.
Шанс того, что в тебе обнаружат потенциал, близится к цифре на моей идентификационной карточке. Я о таких вообще не слышала. А те цифры, которые озвучил сей умный муж, не особо коррелируют с реальным миром. По мне мир то особо не изменился с момента открытия «псиоников». Что-то я не вижу экстрасенсов свободно гуляющих по улице средь бела дня.
Мои мысли отвлек звук телефона. «Миссис Кимберли», — выскочило имя контакта.
— Анна, ты на работе? — услышала голос воспитательницы приюта.
— Ну, можно и так сказать.
— Что, снова не срослось?
— Угу.
— Ясно. Когда вернешься?
— Могу сейчас, а что такое?
— Ничего, просто хотела собрать всех до завтрашней проверки.
— В Залы Разума? Нам уже завтра? — удивилась я.
— Да, нам пришло уведомление от института.
— О, ясно. Сейчас буду.
В отличие от северных соседей, в Эдеме имеются учреждения для таких как я. Не знаю, как там у янки, но что-то мне система фостер фэмили и хост семей, не нравится. Ну, ладно, не суть. От ТЦ до муниципального сиротского приюта № 3 путь был не самым близким, чуть меньше часа езды на велосипеде. Но мне это только на пользу. Как-никак я не веду особо активную жизнь, так что, немного покататься на свежем воздухе никогда мне не помешает.
Да… Как же ярко на улице, что ослепнуть можно.
Оранжевый гигант находился в самом зените, расплескав на улицы города огненные краски. На небе ни намека на облака. Через полчаса езды оставила оживленные улицы мегаполиса позади и свернула в спальный район Нью-Эдема, который за центральным парком. Здесь было чуточку прохладнее, в тени деревьев.
Наш милый район не представлял собой воплощение истинной золотой мечты, про которую постоянно говорят в качестве рекламы во всех СМИ. Обычный старый спальный район, с такими же старыми зданиями и с почти что дикими зелеными зонами. Можно даже белок увидеть. Здесь находится мой дом. Другого я не знаю. Вернее, не помню. Я попала в попечение государства в слишком юном возрасте. Ничего не знаю о родителях, а по мере взросления вообще ни разу о них не задумывалась. Хотя говорили, что могут быть родственники. Но, знаете, мне плевать.
Я уже была перед парком, оставалось пересечь последнюю улицу, как случилось непредвиденное. Я не помнила сам момент аварии. И забегая наперед скажу, не вспомню вообще, только обрывки и то, ничтожные и явно недостоверные. Но сам перекресток я помнила, не раз там ездила. Там особо-то и не должно было быть машин, чтобы быть начеку. Потому помнила лишь только чьи-то крики рядом и машину на полной скорости, а дальше резкая темнота и боль.
Очнулась я уже в больнице. Точнее, как бы очнулась. Вроде бы пришла в себя, мыслила вполне ясно, несмотря на пережитое, но был один нюанс — я ничего не видела. Абсолютно. Вокруг лишь черная пелена.
Потрясение вмиг сменилось панической атакой. Я чувствовала, как что-то давит на глаза, и я с силой вырвала свободной ослабшей рукой ткань с лица в надежде избавиться от этой тьмы, но даже тогда ничего не изменилось — всё та же темнота и вскоре ужас накрыл меня с головой. Слабость и боль по всему телу не дали мне наделать делов в приступе, и я вновь упала во спасительную тьму, едва страх начал сковывать разум.
Когда пришла в себя во второй раз, я смутно, но понимала, что происходит и что произошло на той улице. Пришлось быстро свыкнуться и с тех пор мир для меня изменился навсегда. Физические повреждения глаз отняли зрение навсегда. А слова доктора прозвучали словно приговор.
Не знаю, что именно я должна была чувствовать: панику, ужас, отчаяние, горечь? Скорее всего, что-то из этого. Но я приняла случившееся как данное. Наверное, это ненормально, согласна, но мне уже было плевать. Это уже случилось, так чего тут рыпаться. Бессмысленное нытье и пустые жалобы ни к чему не приведут, а жалеть себя никогда не стоит. Нужно думать, что делать дальше.
— Пострадали только глаза? — спросила я у доктора.
— К счастью, да. Сломанные кости быстро заживают, — в голосе мужчины уловила нотки сочувствия.
Ну, вот. Ничего страшного. Ничего… Страшного… Я закрыла глаза, хотя, блин, это уже ни к чему. У меня они теперь всегда закрыты.
Помимо него в палате была ещё миссис Кимберли. Я могла поклясться, что знаю, как она смотрит на меня сейчас — полный сочувствия и жалости глазами. Она хорошая, но не стоит жалеть ту, кто всегда готова к худшему.
Как там было: «В ситуации «или/или» без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Исполнись решимости и действуй. Только малодушные оправдывают себя рассуждениями о том, что умереть, не достигнув цели, означает умереть собачьей смертью. Сделать правильный выбор в ситуации «или/или» практически невозможно. А смерть — это не так уж и плохо, если это твой выбор, конечно».
Что тут можно подытожить — бывает. Но, знаете, я бы не сказала, что я совсем ничего не вижу. Ведь что-то было в этой тьме. Что-то, что я не видела, когда была зрячей. Хотя, это я, наверное, пытаюсь подбодрить себя. Зато одно я знаю точно, придется как-то адаптироваться и привыкать, что для меня не ново.
Глава 2. Адаптация
Признаюсь, первые дни было страшно просыпаться. Страшно и больно. Была даже надежда, что это просто кошмар. Но нет, всё реальнее некуда.
Просто представьте себе такую картину, каждый день ты просыпаешься, приходишь в себя, вроде бы что-то ощущаешь, слышишь, осознаешь себя и мыслишь, а вроде бы все равно ничего не видно — сплошная черная стена кругом, словно тебя заперли в твоем же теле. Поначалу это обескураживает. Не знаешь, что вообще можно сделать. Чувство уязвимости и бессилия становится настолько явным, что даже мелькают мысли о конце жизни.
В который раз очнувшись в кромешной тьме, медленно отдышалась, прислушалась. Концентрируясь на своих ощущениях кроме зрения, прощупала палату оставшимся мне единственным способом, слухом: слева сверху дул легкий прохладный ветерок, совсем рядом слышался низкий гул электричества, видимо от аппаратов, откуда-то со стороны накатывались тихим неразборчивым шепотом чьи-то голоса, топот и скрип колес.
Сориентировавшись на местности, сконцентрировалась на самочувствии. Прошло уже четыре дня с оглашения «приговора». Во всем теле ощущалась неприятная ломота и тяжесть, особенно в области груди. Попыталась пошевелить пальцами на руках и на ногах — получилось. Это хороший знак, очень хороший. У меня надежно зафиксировали всё туловище, чтобы я случайно не усугубила заживление сломанных рёбер. Потому дышать было крайне неприятно, да и во рту пересохло просто жуть. Но как бы то ни было, ничего сверх ужасного.
Еле-еле подняв руку, медленно ощупала лицо. Вроде бы тоже ничего, всё на месте, хотя, как мне вообще судить — не представляю. Впрочем, представить-то могу — лицо Франкенштейна во всей красе или тысячелетняя мумия без глаз. Раз водитель погиб на месте, то авария была не такой легкой, чтобы отделаться всего лишь царапинами, верно? Потратив все силы на мимолетное пробуждение и исследование, вновь погрузилась в сон.