Фиргалл вел себя отчужденно, не пытаясь заговорить со своей подопечной или как-то приободрить ее, всецело сосредоточившись на дороге, но возле него Гнеда чувствовала себя спокойно.
Трудно сказать, сколько прошло времени. Мерная тряска убаюкивала, притупляя чувства, и, должно быть, Гнеда задремала. Она пришла в себя оттого, что Фиргалл, свесившись со своего седла, легонько потряхивал ее за плечи.
– Не спи, мы почти на месте. – Его голос звучал мягче, чем прежде, а глаза смотрели уже не так сурово. Быстрым движением он скинул с плеч свой плащ и обернул его вокруг Гнеды. – Замерзнешь.
Девушка огляделась. Тропа сузилась, будто уклоняясь от нежеланных объятий деревьев, жадно протягивавших к ней со всех сторон свои ветви. Рассветало, и ненастное утро кутало деревья сизым покровом тумана. Гнеде и вправду стало зябко, начинало моросить.
Вдруг Фиргалл резко осадил лошадь. Впереди среди чащи замаячила смутная тень, послышался глухой топот копыт. Сон сразу слетел с Гнеды, когда она увидела, как ее спутник схватился за ножны, но через мгновение напряженные плечи сида опустились, и он повернулся к девушке:
– Свои!
К ним подъехал всадник. Это был нестарый человек с озабоченным лицом. Он поклонился Фиргаллу, обнажив не по возрасту седую голову, и начал что-то торопливо говорить ему вполголоса. Гнеда хмуро разглядывала его потрепанное кожаное налучье[36], привешенное у левого бока.
– Все обошлось, мы прибыли, видишь? – словно утешая его, сказал Фиргалл. – Разведай, нет ли за нами следа.
Человек покорно кивнул и тронул коня. Проезжая мимо девушки, он быстро посмотрел ей в глаза, но тут же поспешно отвел взгляд.
Они отправились дальше и вскоре выехали к избушке, затерянной среди мрачного ельника. Не успели спутники остановиться, как к ним выбежал крепкий высокий юноша.
– Господин! Хвала Небесам! – воскликнул он, беря коня Фиргалла под уздцы. – Мы уже отчая…
– Будет, будет, Хотьша, – оборвал его тот. – Помоги лучше нашей гостье.
Хотьша расторопно привязал повод к тыну и метнулся к Гнеде, чтобы снять ее с седла. Девушка почувствовала небывалое облегчение, наконец оказавшись на земле. Человек Фиргалла показал ей, где можно умыться и оправиться с дороги, а сам занялся лошадьми. Освежившись и согнав остатки дремоты, Гнеда нашла своего спутника в доме, где для них уже был собран завтрак.
– Ешь, – отрывисто велел он.
– Где мы? – спросила девушка, опускаясь на лавку и не думая притрагиваться к пище.
– Мой дозор. Тут сидят верные люди. Собирают вести, выполняют поручения. Здесь мы можем передохнуть и поговорить.
– Господин, ты расскажешь мне?.. – Глаза Гнеды лихорадочно блеснули.
Фиргалл кивнул. Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и начал.
9. Родители
– Это нелегкий для меня разговор. Но что ж, ты долго этого ждала. Пятнадцать лет назад я постучал в двери Вежи, хранителем которой был Домомысл, ставший твоим опекуном. К той поре твоих родителей уже не было в живых. Пятнадцать лет назад в этих землях случилось то, что люди Залесья назвали замятней. И твой род оказался в самой ее середине.
Знаешь ли ты о том, как Войгнев, нынешний князь, сделался правителем вашей земли? Он убил своего побратима, князя Яромира, и замучил в заточении его жену, прекрасную Этайн, не добившись ее любви. Так их единственное дитя осталось круглой сиротой. Войгнев осиротил тебя, Гнеда. Ты – дочь Яромира и Этайн, последняя из рода Бориветричей.
Фиргалл молча смотрел на окаменевшую девушку, давая ей время осознать услышанное.
Несколько мгновений Гнеда не могла не только вымолвить ни слова, но и дышать, и лишь когда перед очами полетели белесые искры, девушка, опомнившись, сделала несколько лихорадочных вдохов, так что на глазах выступили слезы. Сид продолжал бесстрастно взирать на нее, сложив на груди руки.
– Как я оказалась у тебя, господин? Кто ты? – тихо спросила Гнеда, когда почувствовала, что снова может говорить.
– Не зови меня господином. Мы с тобой оба княжьи отпрыски. Ровня.
Фиргалл отвел от нее помрачневшие глаза.
– Я любил твою мать, – наконец промолвил он. – Этайн, как и я, принадлежала к племени сидов. Я веду род из северной ветви, Этайн происходила из южной. В знак дружбы между нашими домами мой отец, князь Дрогеды, отдал меня на воспитание в Ардглас, столицу южных земель, ко двору князя Аэда, отца Этайн. Аэд любил меня как собственного сына и всегда прочил в супруги Этайн, но судьба распорядилась иначе. Злой рок занес ладью Северянина в наши моря, и он, будущий князь Залесья, увез в свою страну сердце твоей матери. Спустя несколько месяцев Яромир прислал посольство со сватами, и вскоре Ингвар и Этайн стали мужем и женой, а затем князем и княгиней.
– Ингвар?
– В роду твоего отца было принято давать два имени, одно – залесское, другое – свеннское, употреблявшееся в домашнем кругу. Так потомки Бориветра отдавали дань своей северной родине. Я расскажу тебе в свое время о твоих предках.
Гнеда быстро кивнула, и Фиргалл продолжил:
– Когда Этайн отвергла меня, я стал ей братом. Она поверяла меня в свои дела, и наша дружба не прекращалась и на расстоянии. – Сид задумался, прищурившись. Его пальцы мягко постукивали по грязной, давно не скобленной столешнице. – Бывают на свете такие ранимые, теплолюбивые цветы, которые нельзя по чьей-то прихоти грубо вырвать и пересадить в другую землю – холодную и каменистую. Они не приживутся. Замерзнут в первый же утренник. Их побьет градом или сломает злым ветром. Так вышло и с твоей матерью. Этайн была слишком прекрасна для сурового северного края. Слишком добра. Слишком бесхитростна. Все это погубило ее.
Когда Яромир вернулся в Стародуб с молодой женой, многие были сражены ее красотой, умом и ласковым обхождением. Но сильнее других – Войгнев. Ближник твоего отца. Побратим. Предводитель княжеской дружины.
Войгнев воспылал к княгине преступной страстью. Она настолько помрачила его разум, что он сам возжелал сделаться правителем всего Залесья и супругом Этайн, хотя у него уже была достойная жена, родившая ему первенца.
Долго вынашивал Войгнев в черном сердце предательское намерение, и наконец стечение обстоятельств помогло ему. Князь отправлялся в Степь, и Войгнев под благовидным предлогом остался в стольном городе. Яромир завещал побратиму заботиться об Этайн и своей дочери Яронеге, не прожившей еще своей первой зимы, о двух сокровищах, без которых не мыслил жизни. Князь не догадывался, что собственной рукой рушит свое счастье.
В отсутствие Яромира Войгнев сумел незаметно захватить власть, поставить всюду своих наместников, заполонить своими людьми княжеский двор. Он стал ходить за Этайн по пятам, пытаясь уговорить ее предать мужа. Слишком поздно поняла княгиня коварные замыслы негодяя, слишком чиста и невинна, слишком благородна она была. Войгнев отрезал ее от всех близких людей, не допуская верных слуг. Этайн день ото дня теряла силы, она плакала по своей дочери и супругу, по своему народу и отцу, по своей земле, по всему, что больше так и не увидела. Она зачахла, словно нежный росток, лишенный солнца и дождя. Войгнев погубил свою любовь, и ему осталось лишь рыдать над бездыханным телом. Этайн умерла от тоски, так и не дождавшись мужа.
До князя все же дошли слухи о том, что творится в его дворе, и он со всей возможной и невозможной скоростью поспешил домой. Увы, было слишком поздно. Яромир нашел лишь могилу, уже заросшую молодой травой.
Велик был гнев и безгранично горе князя. Но из-за спешки он вернулся в Стародуб лишь с малой дружиной. Слишком скудны были его силы, и он не мог противостоять захватчику. Войгнев очерствел, свою скорбь он утопил в жажде власти и только одного желал теперь: уничтожить род Яромира, вырвать с корнем все воспоминания о нем и самому править его землями.
Жгуча была ненависть между ним и князем. Оба винили друг друга в гибели Этайн.
Все происходило слишком быстро в этой череде несчастий, и я не успел предотвратить беду. Когда мы с братьями Этайн прибыли в Стародуб, все самое худшее уже случилось. Я нашел твоего отца в собственной опочивальне, истекающим кровью. Перед смертью он успел сказать, что его ранил Войгнев. Умирающий князь попросил меня лишь об одном. Защитить свою дочь, которую укрывали верные слуги.
Гнеда сидела, уставив невидящий взгляд перед собой.
– Мое настоящее имя, – осипшим голосом вымолвила она и остановилась, словно собираясь с силами, чтобы произнести его вслух, – Яронега?
Фиргалл улыбнулся одним уголком рта и кивнул.
– Ты не любил моего отца? – тихо спросила она.
– Не любил? – Губы сида сомкнулись в жесткую черту. – Твой отец был храбрым и отважным воином. Не самым лучшим правителем. Плохим супругом. Но его любили люди. Ты очень похожа на него. – Он пристально посмотрел на Гнеду. – И гораздо меньше на мать, – добавил сид вполголоса, отведя взор от девушки. – Мне не за что любить его. Он забрал у меня женщину, составлявшую весь смысл моей жизни, и не сберег ее.
Голос Фиргалла стал тихим, и в глубине янтарных глаз Гнеда увидела отсвет такой черной ненависти, что невольно съежилась.
– Что случилось после того, как отец… князь… когда его не стало?
– Яромир умер на моих руках, но я не успел погрести его тело, как подобало упокоить князя. В ближних чертогах уже слышались топот ног и бряцание оружия. Войгнев дал приказ разыскать единственную оставшуюся в живых из рода его врага. Мне не оставалось ничего иного, как спрятать младенца за пазуху и выбираться с княжеского двора.
Я был готов к подобному исходу, поэтому мой конь и горстка преданных людей ждали неподалеку. Чудом я ушел от преследователей, чудом сумел увернуться от мечей, обрушившихся на меня со всех сторон. Провидение вело меня и защищало тебя. Прорвавшись через стражей у ворот, я вскочил в седло. Знал, что за мной немедля снарядят погоню, и замучил коня до полусмерти. Мои враги шли по следу, а силы были на исходе. Я боял