За все время, проведенное в пути, они не встретили ни единой помехи. Не было ни намека на преследование, и Гнеда совсем перестала бояться, чувствуя себя среди троих мужчин в полной безопасности. Тем удивительнее для нее была постоянная и мнящаяся чрезмерной бдительность сида. Его взор беспрестанно двигался, ощупывая каждый куст, каждый валун, повсюду выискивая притаившуюся угрозу. Присутствие Фиргалла было неощутимым, тем не менее девушка всегда находила его на расстоянии вытянутой руки. И теперь, проезжая по тенистой опушке и щурясь от солнечных проблесков, она с нетерпением думала о привале, то и дело выжидающе поглядывая на сида.
Внезапно прямо перед ними точно из-под земли выпорхнула птица. На несколько мгновений она зависла в воздухе, растопорщив лезвия перьев и яростно махая крыльями, а затем сердито уселась на ветку над тропой, словно преграждая ее собой, и разразилась громким злобным треском. Это была крупная сойка. Ее рыжеватый хохолок воинственно распушился, подбитые бирюзой крылья взъерошились.
Все четверо замерли, растерявшись от непредвиденного нападения. В голове Гнеды промелькнула мысль о том, что, должно быть, они потревожили гнездо с выводком, иначе зачем обычно таящейся от людей птице так откровенно обнаруживать себя…
– Назад! – вдруг услышала девушка приглушенный окрик, успев удивиться, как незнакомо прозвучал голос сида.
В то же мгновение совсем рядом раздался тугой свист, но Гнеда уже летела вниз, повинуясь грубому удару Фиргалла, сбившему ее с лошади.
– Воронец, лучник! – раздалось откуда-то сверху.
Девушка упала ничком и теперь испуганно приподнималась на руках, опоминаясь от обиды и боли. Оглянувшись, она увидела, что спутники взяли ее в полукружье. Всмотревшись, Гнеда похолодела и подобралась. На них наступало трое всадников.
Поблизости снова прошипело, и девушка в ужасе распростерлась по земле. Гулкий толчок раздался совсем рядом, и, покосившись, Гнеда увидела, что в локте от ее лица из травы выросла стрела. Она мелко дрожала, вызывающе потрясая орлиным оперением.
Со стороны ее защитников послышались крики и лязганье оружия. Фиргалл оставался в седле, тогда как Хотьша сшибся с противником, и оба оказались внизу.
Не зная, как поступить, Гнеда начала озираться, и в это самое время сверху послышались шуршание листвы и треск веток. Девушка даже не успела поднять головы, когда прямо напротив из ниоткуда, словно свалившись с небес, возник человек. Его лицо было вымазано сажей и грязью, из волос торчали листья и птичьи перья, но самыми дикими казались глаза, светло-серые, схваченные черным кольцом по краю. Это были глаза волка на лице человека.
– Фиргалл! – не помня себя от ужаса, закричала Гнеда.
– Не бойся! Это мой сын, – отозвался сид, хотя девушка могла поклясться, что он даже не обернулся в их сторону.
Гнеда перевела ошеломленный взгляд обратно на незнакомца. Тот расплылся в совсем не подходящей событиям улыбке и, схватив ее за руку, без труда поставил на ноги, одновременно задвигая себе за спину. Заслоняясь небольшим щитом, он, приседая, попятился, подталкивая к тому же девушку. Гнеда, тут же вцепившаяся в юношу мертвой хваткой, с готовностью повиновалась. Едва они сравнялись со старым дубом, сын Фиргалла молниеносно сгреб девушку в охапку и затолкнул ее за дерево. Гнеда с удивлением поняла, что очутилась в дупле – небольшом, но достаточно просторном, чтобы, сжавшись в комок, уместиться в нем.
– Сиди в печке, пирожок, – прошептал юноша, – вот тебе заслонка.
Он сунул в ее руки свой щит и, снова улыбнувшись, беззвучно исчез. Гнеде оставалось только сделать, что было велено, и, едва живая от страха, она затаилась, судорожно сжимая деревянную ручку.
Дупло оказалось сухим. Дубовые листья похрустывали под ногами, крепко пахло старыми желудями. Гнеда старалась прислушиваться, но в ушах гремели лишь собственное сбитое дыхание и бешеный стук сердца. Усилием воли она заставила себя немного успокоиться, а затем приникла к стволу.
Звуки извне доносились внутрь дерева гулко и искаженно. И все же Гнеда различала грохот ударов, топот, отдаленные выкрики. В какое-то мгновение она отчетливо услышала яростный крик сойки, совсем как тот, за миг до нападения.
Шум драки то приближался, то снова удалялся. Сколько так продолжалось, Гнеда не ведала, но вдруг ей почудилось, что раздался стук множества копыт, сначала рядом, а потом все дальше и дальше, пока совсем не стих. Девушка насторожилась. Не слухом, а каким-то звериным чутьем она ощутила приближение человека. Гнеда съежилась, но тут же волна облегчения накрыла ее вместе с переливами звонкого, радостного голоса:
– Вылезай, пирожок, не то подгоришь!
Девушка выпорхнула из убежища, едва не сбив с ног своего освободителя.
– Будет, будет. Все позади, – тихо проговорил он, прижав к себе дрожащую Гнеду.
Юноша бережно вывел ее из укрытия. Всхлипывая и размазывая по лицу слезы, девушка со страхом огляделась. Мужчины приводили себя и лошадей в порядок. Хотьша вел из дубовой рощи испугавшегося и ускакавшего прочь Пламеня. Воронец перетягивал рану на руке. Фиргалл твердой поступью приблизился к ним и крепко взял Гнеду за плечи, внимательно заглядывая ей в лицо.
– Испугалась? – Его всегда безупречно причесанные волосы были всклокочены, лицо покрыто испариной, ворот рубахи порван. – Мы отогнали их. Нужно добраться до перевала, там начинаются земли моего отца, они не посмеют сунуться дальше. Идем!
Сид слегка подтолкнул девушку к Хотьше, державшему наготове подрагивающего Пламеня. Гнеда растерянно обернулась на того, кого Фиргалл назвал своим сыном и коего теперь не замечал. Юноша покорно стоял, пока остальные рассаживались по седлам. Девушка нахмурилась и взглянула на Воронца и Хотьшу, но те вели себя так, словно происходящее было в порядке вещей.
Фиргалл уже подошел к своему коню, когда его тихим голосом окликнул сын. Сид вдруг резко повернулся к нему и неожиданно принялся яростно кричать.
Гнеда ни слова не разумела в наречии сидов, но не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что, ничуть не смущаясь посторонних, Фиргалл изливал на своего отпрыска потоки брани. Тот же лишь безропотно молчал, опустив взгляд под отцовской грозой.
Гнеда готова была провалиться сквозь землю, лишь бы не оставаться свидетельницей этой расправы. Она догадывалась, что, если бы не внезапное появление юноши, их встреча со «злыми сидами», как девушка назвала про себя людей Финтана, могла окончиться совсем иначе. Сын Фиргалла выглядел после столкновения не лучше остальных – порванная одежда, царапины, запекшаяся кровь. Вкупе с диким видом и измазанным сажей лицом это делало его похожим на мрачного бродягу, а никак не на наследника именитого рода. Но чем он сумел так прогневать отца? Неужели недостаточно доблестно сражался? В это невозможно было поверить.
Наконец Фиргалл немного смягчился и промолвил несколько слов уже спокойнее, тыча рукой в грудь сына. Тот изменился в лице и, нахмурившись, прижал ладонь к сердцу, нащупывая что-то у себя за пазухой. Злость сида, видимо, исчерпала себя, и Фиргалл повернулся к девушке.
– Гнеда, это мой сын Айфэ. Может статься, что нынче своей глупейшей выходкой он спас тебе, да и всем нам жизнь. Позволь ему вести Пламеня под уздцы. До перевала рукой подать.
Девушка настороженно перевела взгляд на Айфэ, и тут же на душе у нее стало легче. Юноша улыбался так открыто и светло, словно не на него только что обрушились речи разъяренного отца. Не дожидаясь ответа, Фиргалл взобрался в седло, и остальные молча тронулись за ним.
11. За перевалом
Гнеда была рада тому, что ей не нужно самой править конем. Пламень был еще напуган, но, казалось, одно присутствие молодого сида действовало на животное исцеляюще. Юноша легонько поглаживал лошадь по морде, ласково нашептывая неразборчивые слова. Время от времени Айфэ оборачивался на девушку, и от его доброй улыбки Гнеде тоже становилось спокойней.
Перелесок кончился, и перед путниками во всей красе и величии выросла каменная гряда. Гнеда сразу разглядела седловину перевала меж двумя раскрошенными, словно гнилые зубы, вершинами, за которым начинались вожделенные земли сидов.
Наверх вела набитая тропа. Гнеда, прежде не покидавшая пределов родного края, за последнее время увидела больше, чем за всю свою короткую жизнь. Но ничто не могло сравниться с горами. От мощи и величия, от неподвластной людскому воображению древности захватывало дух. Даже небо здесь было особенным – пронзительно-голубым, зимним, тонким.
Горная цепь тянулась, куда только хватало взора, неприступной стеной преграждая путь во владения князя Ангуса. На скалистых верхушках белели снежные шапки, и лишь одинокий беркут парил в небесах черным рушником.
Смятенная суровой красотой, Гнеда забыла о недавнем нападении, чего нельзя было сказать о ее спутниках. Фиргалл ехал со всей возможной скоростью, а Хотьша, замыкавший вереницу всадников, не переставая озирался.
На подступах к перевалу тропа сменилась беспорядочным нагромождением огромных глыб, и всем четверым пришлось спешиться. Айфэ ступал, не глядя под ноги, не заботясь, круча ли под его стопами или гладь, ухитряясь двигаться столь же быстро и легко, как и по ровной земле. Для всех же прочих этот путь стал настоящим испытанием. Мужчины кое-как справлялись, хотя до ловкости Айфэ им было далеко, но Гнеда, измученная событиями минувших суток, еле двигалась от усталости. Она то и дело оступалась, царапала руки и поскальзывалась. Там, где остальные перепрыгивали с камня на камень, ей приходилось ползти на четвереньках, и лишь безграничное терпение Айфэ и его постоянная готовность помочь придавали девушке сил продолжать переход.
На самом перевале их встретили снег и пронизывающий ветер. Спуск оказался даже тяжелее подъема. Лошади упрямились, и людям пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить их тронуться с места. Только когда шаткие валуны вновь сменились травой и устойчивой почвой, Гнеда вздохнула с облегчением. Повеселели и остальные, ведь они наконец пересекли заветную черту и теперь чувствовали себя в безопасности.