Город потихоньку пустел, и Гнеда ощущала себя еще менее приятно среди мрачных путаных закоулков. Несколько раз днем она встречала на своем пути харчевни, но теперь, как назло, не могла вспомнить где. Наконец удача, кажется, улыбнулась девушке, и до нее донесся запах съестного. Судя по всему, стряпали в заведении под большой вывеской в виде листа кислицы. Подойдя ближе, Гнеда прочла надпись, гласившую «Зеленый Трилистник». Неизвестно, приходилось ли здешнему хозяину встречать в жизни трилистники иного цвета, но девушка слишком проголодалась и устала, чтобы размышлять над этим. Она уверенно направила Пламеня в ворота постоялого двора.
Ее встретил парнишка лет десяти. Он взял коня под уздцы и указал гостю на дверь, ведшую в харчевню. Внутри оказалось шумно, задымленно и тепло. Окутавший Гнеду запах еды мгновенно вскружил голову.
– Милости прошу на мое подворье! – произнес возвышавшийся за стойкой дородный краснолицый мужчина в засаленном переднике.
Он вытирал кружку тряпицей сомнительной свежести и окидывал вновь прибывшего выученно-приветливым взглядом. К нему подбежал давешний мальчик, что-то быстро шепнул на ухо, косясь на Гнеду, и так же быстро умчался прочь.
– Твой конь получил лучшего овса, господин.
Взгляд хозяина немного изменился, и, хотя девушка не могла точно сказать, в чем именно, она почувствовала себя уязвимой. Кашлянув, Гнеда вымолвила как можно более безразличным голосом, пытаясь сойти за завсегдатая:
– Благодарствую. Надеюсь, у тебя найдутся клетушка и ужин для утомленного путника.
– Еще бы не найтись, – радушно ответил харчевник, и девушке очень хотелось верить, что он говорил искренне. – Прошу, располагайся пока, где тебе угодно. Вон там, поближе к очагу, как раз есть свободное местечко.
Человек указал пухлой рукой на один из столов у стены. Гнеда кивнула, с тревогой предвкушая соседство с остальными посетителями. Она надвинула шапку почти на нос, но это не избавило ее от любопытных взглядов. Чужака озирали с головы до ног. К счастью, большинство в итоге равнодушно отворачивалось, находя содержимое своих кружек куда более привлекательным. Однако от девушки не укрылось, что были и те, кто задержал на ней взор дольше других. От одной мысли, что она может чем-то выдать свое истинное обличье или оказаться узнанной людьми Финтана, мерзко сводило живот.
Ее невеселые рассуждения прервало появление служанки со снедью – душистыми яшниками[75], квашеной капустой, овсяным киселем, рыбником, от которого поднимался горячий манящий пар. Пиво с непривычки заставило побежать голову, но на душе стало чуть-чуть легче и радостней. Расправившись с ужином и не позабыв отложить яблоко для Пламеня, Гнеда уже было собиралась вернуться к прежним мыслям, когда вдруг дверь в харчевню распахнулась, и внутрь ввалилась шумная толпа.
Девушка вскинула быстрый взор, оценивая вошедших. Их было шестеро, а громкие возгласы, к приятному удивлению Гнеды раздавшиеся на свеннском наречии, подняли волну щемящих воспоминаний о Фиргалле. Она поспешила спрятать взгляд, когда увидела, что сам хозяин ведет их к освободившемуся рядом столу. Судя по тому, с какой подобострастностью и любезностями усадили гостей, они были важными и хорошо знакомыми здесь особами. Догадку Гнеды подтвердили две улыбающиеся служанки, расторопно подбежавшие с запотевшими кувшинами и кружками.
Гнеда продолжила осторожно разглядывать веселую братию, по-свойски обосновавшуюся в тесной близости с ней. Все они были одеты небедно, но один из мужчин выделялся и более богатым убранством, и тем, как держал себя промеж прочих. Его спутники обращались к нему с подчеркнутым уважением и почтением, хотя тот говорил тише и спокойней остальных. Плащ и шапка незнакомца были подбиты мехом, на шее и руках поблескивало серебро. Опрятно постриженные темно-русые волосы и небольшая борода открывали правильное гладкое лицо. Чужак выглядел ровесником Фиргалла и годился в отцы Гнеде, которая, хоть и была уверена, что никогда в жизни не встречала этого человека, не могла избавиться от смутного чувства, будто он откуда-то ей знаком.
Девушка старалась наблюдать за соседями украдкой, но предводитель северян, видимо, почувствовал на себе пытливый взор и неожиданно пристально посмотрел прямо на Гнеду. Ощущение того, что она уже видела эти очи, почти заставило ее отпрянуть. В глазах незнакомца промелькнула мимолетная озадаченность, и Гнеда поспешила опустить голову.
В душе девушки зашевелилась неясная тревога, возникновение которой она не могла приписать чему-то определенному. Нет, от свеннов не исходила опасность, тем не менее в самом воздухе едальни, насквозь пропитанном запахами тмина, жареного мяса и пива, с приходом новых постояльцев начала витать напряженность, хотя сами гости вели себя беззаботно и казались увлеченными беседой.
Зная, что чужаков не любят нигде, и памятуя рассказы Фиргалла о былой неприязни к северянам, Гнеда сочла за лучшее исчезнуть. Ее наконец нагнала усталость долгого дня, и девушка с наслаждением мечтала о мягком ложе. Не считая ночи, проведенной в сторожке Хотьши и Воронца, Гнеда не помнила, когда последний раз спала в чистой и удобной постели.
Решив напоследок проведать Пламеня, она вышла во двор. После чада и духоты свежий ночной воздух принес облегчение и немного унял волнение. Просторная конюшня делилась на общее стойло и несколько закрытых денников, предназначенных для лошадей наиболее почетных гостей, и Гнеда немало удивилась, найдя Пламеня в крохотном, но отдельном закутке. В его кормушке действительно лежал отборный овес, и конь, кажется, был вполне доволен жизнью. Он с удовольствием принял угощение, благодарно пофыркивая и потираясь шеей о плечо хозяйки. Гнеда замерла, прижавшись к теплому телу друга, тихонько лаская холеную шерсть.
У ворот конюшни послышались шаги. Девушка застыла, не желая выдавать своего присутствия. Встречи с пронырливыми работниками или подвыпившими постояльцами были Гнеде совершенно ни к чему.
Мимо неслышно скользнули две тени, и в крадущихся движениях слышалась опаска лисы, пробирающейся в курятник. Девушка насторожилась.
– Здесь, – раздался шепот, – это его мерин.
Послышалось копошение, звук приоткрывающейся двери денника. Гнеда похолодела, осознав, что незнакомцы совсем рядом и их разделяет лишь тонкая стенка. Пламень беспокойно повел ушами, но девушка погладила его морду, приложив палец к своим губам. Гнеде стало не по себе, и она опустилась на корточки, укрывшись за яслями. Девушка почувствовала прилив странного воодушевления, страха, граничащего с весельем. Лошадь, в денник которой прокрались люди, тревожно переступила и испуганно всхрапнула.
– Тише ты, травяной мешок! – злобно шикнул на нее другой голос. – Не то отправлю вслед за твоим проклятым свеннским хозяином. Будь наготове, – обратился он уже к сообщнику, – не дай ему опомниться. Дело должно быть сделано тихо.
– Да явится ль? – с сомнением прошептал его напарник. – Слугу пришлет как пить дать, нешто ему самому ходить.
– Приде-ет, – с ненавистью ответил первый. – Он никого другого к своему колченожке не подпускает.
Они замолчали, и сердце Гнеды забилось еще быстрее от терпкого чувства опасности и необъяснимого предвкушения чего-то важного. Через некоторое время кони, кажется, успокоились, и теперь в тишине раздавались лишь редкое похрустывание сена и тихие вздохи дремлющих животных. Но вот ворота со слабым скрипом растворились, и на пороге возник человек. Все, что могла видеть девушка сквозь щель в загородке, – лишь его тень, на миг застывшая в освещенном проеме. Двери закрылись, и во вновь наступившей темноте была слышна только твердая неспешная поступь.
Кровь прихлынула к лицу и рукам Гнеды, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Когда шаги поравнялись с денником Пламеня, Гнеда быстро и громко произнесла на северном наречии:
– Не ходи! Лошадь, плохие люди!
От волнения она едва не забыла и те немногие слова, которым успела выучиться, но кажется, незнакомец понял ее. Он остановился как вкопанный, до Гнеды донеслось шевеление из-за стены, и через несколько мгновений заговорщики выпрыгнули из засады. И хотя двое наступали на одного, жертва уже была подготовлена, и ее не удалось застигнуть врасплох. Раздались сдавленное рычание, хрип и возня. Трясущимися от возбуждения и страха руками девушка нащупала в соломе жердь, которой закрывался денник, и кинулась на звуки борьбы.
Когда Гнеда подоспела, один из нападавших держал вожака северян – а это был именно он, – сжимая в сгибе могучего локтя его горло, пытаясь то ли задушить, то ли сломать шею. Второй в это время ползал внизу, видимо уже получив свое, шаря по земле и одновременно стараясь подняться.
Недолго думая, девушка с размаха ударила по голове первого, и тот поник, выпуская из хватки полузадушенного врага. Северянин закашлялся, еле удерживаясь на ногах, но все же успел отбросить ногой второго разбойника, так что тот откатился и, кое-как вскочив, прихрамывая, обратился в бегство.
Гнеда и свенн стояли друг напротив друга, переводя дух. Грудь северянина тяжело вздымалась, пока он смотрел на девушку со смешанным выражением не успевшего угаснуть боевого запала, почти мальчишеского восторга и изумления.
– Ты… – сказал он и осекся, и в расширяющихся зрачках незнакомца девушка почувствовала опасность.
Не давая себе опомниться и осознать, что ее так напугало, Гнеда отбросила палку и побежала к выходу.
– Постой! – крикнул вдогонку человек, но девушка и не подумала подчиняться. – Ты спас мне жизнь! Как твое имя?
Гнеда обернулась и, призывая весь имеющийся у нее запас свеннских слов, ответила:
– Это, мой господин, неважно.
21. Поединок
На следующий день Гнеда поднялась спозаранку, твердо намереваясь обойти как можно больше мест. Не могло быть, чтобы во всем городе не нашлось работы. Она уже стреляный воробей и нынче станет держаться побойчее.