Когда они въехали в поместье и стражники Фиргалла, сопровождавшие девушку, помогли ей выбраться, Гнеда застыла в нерешительности, смаргивая слезы, набежавшие от быстрой езды. Она пыталась оглядеться, но глаза слепило пронзительной белизной снега и солнечными искрами, многократно отраженными блестящей наледью крыш и игрой капели. К гостье подоспели слуги Судимира и с почтением, которого она не знала дотоле, препроводили в дом.
В глазах Гнеды зарябило. После залитого ярким светом двора под веками вспыхивали красные пятна, и, если бы не провожатый, которого она толком не разглядела, девушка едва бы удержалась на ногах. Кто-то помог ей раздеться, и без тяжелой шубы на плечах она почувствовала себя голой.
Но мгновение слабости минуло, и Гнеда заставила себя опамятоваться. Окинув отрезвившимся взглядом покои, девушка поняла, что находится в книжнице. Судимир выбрал это место, зная, что здесь Гнеда будет чувствовать себя покойно, и в груди потеплело от ненавязчивой отеческой заботы.
Девушка медленно подошла к столу, рассеянно проводя рукой по лежавшим на нем книгам.
– Здравствуй, Гнеда, – раздалось за спиной, и девушка обернулась.
Боярин смотрел на нее, слегка прищурившись. Поглаживая бороду, некоторое время он разглядывал девушку со сдержанной благожелательностью. Наконец Судимир кивнул и улыбнулся, но голубые глаза остались колючими. Так, словно обычаи гостеприимства вынуждали боярина принять девушку, но он не желал бы пускать ее за матицу.
– Спасибо, что дозволил приехать, господин, – ответила Гнеда, кланяясь.
Жесткие складки сковывали движения, а усерязи и рясна издавали тонкий серебряный перезвон при малейшем шорохе.
– Да ты настоящая боярышня, – теплее улыбнулся Судимир. Гнеда виновато посмотрела на него, ожидая упрека, но в очах боярина было искреннее одобрение. – Садись. Так с чем же ты пожаловала к старику? – спросил он, располагаясь напротив.
– Господин, ты всегда был так добр, – начала девушка. – Скажи, ты не держишь на меня обиды?
– Ты не сделала мне ничего дурного. Напротив, спасла мою жизнь.
– Я обманула тебя, – возразила Гнеда.
– Но ведь и я не был до конца честен, – усмехнулся боярин. – Я догадался, что ты дочь Ингвара, но ничего тебе не сказал.
В ответ на изумление девушки Судимир пересказал ей то же, что когда-то поведал сыну.
– Но когда третьего дня чужеземец, что назвался твоим опекуном, сообщил, как все обстояло на самом деле, признаться, даже я был озадачен, – закончил боярин. – Тебе должно быть нелегко нынче, девочка, – добавил он, глядя на опустившую голову Гнеду.
– Только ты можешь помочь мне, господин, – не скрывая мольбы в голосе, ответила она. – Прошу, расскажи правду! Что ты знаешь о моей матери? О ней и об отце?
Судимир нахмурился, откидываясь на спинку кресла, устраивая вытянутые руки на подлокотниках. Он задумчиво поглядел на девушку.
– Ингвар когда-то был мне другом, – наконец изрек боярин после продолжительного молчания, – но ко времени этих событий мы уже отдалились. Он никогда не был со мною так же близок, как с Гуннаром. Войгневом, – поправился Судимир. – Не хочу тебя разочаровывать, но мне известно немногое. Я не был поверенным в делах твоего отца. – Он мягко улыбнулся. – О твоей матери я знаю и вовсе крохи. Отец Войгнева привез ее из степи вместе с большим полоном. Она была сарынкой.
Сердце Гнеды на миг перестало стучать.
Сарынкой?
– А мы, совсем юнцы, – боярин усмехнулся, расправляя пальцами усы, – о чем только думали… – Судимир снова умолк, покачивая головой. Его лицо разгладилось, словно воспоминания о молодости стерли с него морщины. – Уж не знаю, как Ингвар заметил ее. Извини, коли мои слова обидят тебя, но я не особый охотник до сарынской красоты. Должно быть, случай свел их. Прости, я плохо помню. Слишком уж был занят. Не один княжич в те поры превращался в мужчину. Я ведь не думал, что через столько лет его дочь станет учинять мне допрос. – Он беззлобно засмеялся, заставив и побелевшую Гнеду через силу улыбнуться. – Да и сам Ингвар никогда не распространялся об этой девушке. Наши родители были строги. Да, то были совсем иные времена, не то что нынче. Если бы отец Ингвара узнал, что его сын, княжич, спутался с пленницей, им обоим пришлось бы несладко, поэтому он таился ото всех. Но Войгнев знал. Ведь она была рабыней его отца, и Войгнев помогал им.
– Помогал им? – сдавленным голосом спросила девушка. – Ты говоришь так, словно… Словно у нее был выбор.
Судимир снова улыбнулся, приподняв брови.
– Думаю, был. Твой отец знал ее истинное имя, а это дорогого стоит. Да, пожалуй, он мог бы не считаться с ней и взять то, что хотел, силой. Небеса видят, мало кто осмелился бы отказать княжескому сыну. Но Ингвар предпочел завоевывать твою мать, а не неволить. Для степняков нет ничего важнее свободы, и они готовы на все, лишь бы ее вернуть. Он приручал девушку как строптивую лошадь, пока она не перестала дичиться. Никто, кроме него, не знал ее настоящего имени. Кыз, так она прозывалась, но по-сарынски это значит всего только «девчонка». Не знали и того, какого она рода. Кыз никому не сказала. Никому, кроме Ингвара, но он тоже хранил ее тайну. Твой отец был так увлечен девушкой, что даже хотел жениться, но по тем временам это было невозможно, и, когда старый князь все-таки узнал, гневу его не было предела. Ингвара отправили в дальние страны, а сарынку то ли продали, то ли услали подальше от Стародуба.
– Как же тогда… – начала Гнеда.
– Погоди, это еще только зачин, – усмехнулся боярин. – Ингвар долго путешествовал, пока, наконец, спустя несколько лет не вернулся, да не с пустыми руками, а с новостями о помолвке. Его отец одобрил сделанный сыном выбор, и вскоре в Залесье прибыла будущая княгиня, прекраснейшее дитя сидов, княжна Этайн. – Судимир помолчал. – Она и вправду была красавица, каких свет не видывал, и тот осудит Войгнева, кто сам не узрел ее дивного лица и не услышал волшебного голоса. Он безнадежно полюбил супругу своего побратима. Да. Пожалуй, во всем княжестве этого не замечал лишь сам Ингвар. Войгневу же казалось, что князь недостаточно ценит доставшееся ему сокровище, и, быть может, в этом был прав. Наверное, он полагал, что если Этайн увидит, как муж пренебрегает ею, то обратит свой взор на него самого. Не ведаю. Но как бы то ни было, Войгневу каким-то способом удалось разыскать Кыз. И его расчет вышел верным. Старая любовь не ржавеет, и сердце Ингвара вспыхнуло заново. Он жил, разрываясь между двумя женщинами, и добром это закончиться не могло. Этайн, страшно оскорбленная и самим предательством мужа, и тем, что ее соперницей оказалась рабыня, не могла этого снести. Даже рождение наследницы не вернуло любви Ингвара. Последним ударом стала весть о том, что и сарынская наложница принесла князю дочь.
Ингвар был в отъезде, когда все произошло. Кыз неожиданно слегла и вскорости умерла, а дитя едва удалось спасти. Князь примчался, но, увы, слишком поздно. Ходили слухи, что она была отравлена, и, кажется, Ингвар поверил им. Была ли Этайн причастна к этой смерти, или же злопыхатели воспользовались стечением несчастных обстоятельств, мне до сей поры неизвестно. Но между княжеской четой вправду произошел разлад, и вскоре после этого княгиня выкинула дитя, которое носила, а вслед за тем умерла и сама.
Боярин тяжко вздохнул и свел руки перед собой.
– Что было дальше, тебе ведомо. Случилась сумятица, в которой князь погиб, а его дочь исчезла. Никто не принимал в расчет ту, что была рождена от рабыни, ведь Ингвар не признал ее. Но вот ты здесь, передо мной, и я действительно рад, что ты осталась жива, Гнеда.
– Скажи, почему, если она так много для него значила, отец не освободил ее? – совладав с дрожью в голосе, спросила девушка.
– Я не знаю, Гнеда, – развел Судимир руками. – Он оберегал ту женщину от посторонних, и почти никто ничего не знал ни о ней, ни о чаде. Возможно, она уже была свободна. Так или иначе, Кыз не могла выйти из тени, и в той же тени ей суждено было закончить свои дни. Я думаю, это неважно, Гнеда. Важно лишь то, что ты свободна и жива. У тебя есть покровитель, ты не одна, и, насколько я понимаю, тебя ждут в Ардгласе.
Судимир сложил руки на груди и замолчал. Гнеда быстрым движением стерла набежавшие слезы. Она почувствовала себя задержавшейся гостьей, злоупотребляющей радушием хозяина. Очевидно, боярин сообщил все, что знал или предпочел сообщить, и теперь ждал, пока девушка откланяется.
– Спасибо тебе, господин, – шумно втянув носом воздух, проговорила Гнеда, одновременно расправляя плечи. – Я никогда этого не забуду. У меня осталась лишь одна просьба, – продолжила она, и тут же заметила, как в расслабившееся было лицо Судимира стала возвращаться прежняя настороженность. Девушка поняла, что он с самого начала ждал этого и теперь, вероятно, жалел о том, что пустил ее на порог. Но Гнеда должна была спросить. – Я бы хотела перемолвиться словом с твоим сыном, господин.
Судимир выпрямился, и его глаза холодно блеснули, так что сердце девушки кольнуло от сходства боярина с Бьярки.
– Оставь его, Гнеда. Незачем ворошить то, что едва успело улечься, – твердо проговорил он.
– Мы плохо расстались. Я обидела его, но не по своей воле и хочу объясниться с ним, – упрямо ответила Гнеда, с отчаянием замечая, как боярин делается все отстраненнее.
– Не знаю, что произошло меж вами, и знать не желаю, – раздражаясь, оборвал ее на полуслове Судимир, – но когда он вернулся… Я покойников краше видал! Многое случалось на моем веку, и тебя осуждать я не вправе, но и ты оставь моего сына! Бьярки, может, и наворотил дел, но то от глупости и молодости, не со зла. Он не знал, что попадет в такие жернова, что перетрут и косточки целой не оставят. – Судимир сверкнул недобрым взором на Гнеду. – Только оживать парень стал, и тут ты… Полно! Оставь его, Гнеда, честью прошу, оставь!
Девушка стояла, стиснув зубы.
Неужели она так просто уйдет? Даст старому медведю заговорить себя?