е, которое скоро будет готово выполнить боевую задачу.
Оставив солдат с командиром первого взвода, я с остальными убыл в свой бокс, чтобы показать другие, «убитые» противотанковые установки и попытаться их завести. И закрутилась, и завертелась работа. Уже к концу дня было получено оружие и принадлежности к нему. Полностью за оружие и пулемёты на БРДМ отвечал Кирьянов. К вечеру старшина получил часть вещевого и продовольственного имущества и комната офицеров, превращённая в кладовую, наполовину была им заполнена.
К концу следующего дня стало ясно, что противотанковые установки, которые мы пытались реанимировать, восстановить не сумеем и пришлось в срочном порядке получать установки с 276 и 105 полков. Так что к концу шестого января в парке противотанкового дивизиона стояли все противотанковые установки. Не хватало только двух автомобилей и ещё одного водителя на противотанковую установку. На каждом совещании я ставил этот вопрос, но водителя так и не давали.
Вечером на совещании командир полка поставил задачу: завтра в торжественной обстановке вручить солдатам оружие и технику с соответствующими записями в формулярах и списках закрепления.
…Утром, в десять часов, всё было готово к вручению. Личный состав чистый, побритый и более-менее выспавшись, выстроился напротив столов, на которых были разложены автоматы и гранатомёты, а также формуляры боевой техники и списки закрепления оружия. Я ещё раз придирчиво осмотрел солдат, технику, оружие на столах и остался доволен, решив начать процедуру вручение, но увидел вошедшего на территорию парка полковника Шпанагель, который стремительным и нервным шагом направлялся к строю батареи.
- Батарея, Равняйсь, Смирно! Равнение направо! – Повернулся и, печатая шаг, насколько это было возможно по снегу, направился с докладом в сторону начальника.
- Товарищ полковник, - начал докладывать, - противотанковая батарея, для вручения оружия и техники построена. Командир противотанковой батареи капитан Копытов. – Сделал чётко шаг влево и повернулся, пропуская полковника вперёд. Вместе со Шпанагелем обошёл строй и вернулись на середину строя.
- Вольно! – Подал команду полковник.
- Вольно! – Продублировал команду. Строй слегка шевельнулся и опять замер. Я повернулся к начальнику, - разрешите встать в строй.
После того, как встал в строй, Шпанагель вновь, но уже медленно и самолично прошёлся вдоль строя, пристально разглядывая солдат. И также молча вернулся на место перед строем. Видно было, что он не в настроении и готов выплеснуть своё раздражение на первого попавшего, но пока сдерживался.
- Командир батареи, выйти из строя. – Прозвучала команда. Я вышел на положенное количество шагов, повернулся и замер.
Шпанагель ещё раз окинул мрачным взглядом строй солдат и технику за строем.
- А вы знаете, кто Ваш командир батареи? – Прозвучал неожиданный вопрос начальника ракетных войск и артиллерии округа.
У меня в голове как у «Терминатора» сразу же прокрутились несколько вариантов ответа. Их и не могло быть больше. Что можно было сказать солдатам про их командира перед отправкой на войну: «Отличный командир – отец солдату», «Слушайтесь его и вернётесь живыми домой» и так далее. Но у Шпанагеля был другой вариант, он выдержал эффектную паузу и взорвался, вывалив на остолбеневший строй целый водопад матерного словоблудия:
- Это сволочь…, это скотина…, какой я ещё не видел. Да ему не батареей командовать, а гавно черпать….
Дальше последовали выражения и словосочетания, которые в приличной литературе не употребляются, а заменяются многоточием, целью которых, было опустить меня ниже городской канализации. Я был ошеломлён - Почему? За что? Зачем? Меня так открыто, да ещё такими словами, ещё никто в жизни не оскорблял. И главное, я не понимал - За что? От бешенства у меня помутилось в голове и первым побуждением было развернуться и ударить полковника в челюсть и наплевать на все последствия.
Вторая мысль была уже более трезвой: - Боря, тихо…. Тихо. Разворачивайся, Боря, и уходи. На хер тебе всё это нужно. Пусть эта сволочь, сама едет и воюет – раз я такое гавно.
Через несколько секунд я взял себя в руки и у меня уже появилось вполне «здоровое» любопытство: - Спокойно, Боря. Спокойно, интересно из-за чего он так возбудился?
Я видел ошеломлённые лица офицеров и солдат, но молчал, ничего не предпринимая. А через пару минут Шпанагель, «выпустив пар», успокоился.
- Продолжайте вручение, - сквозь зубы буркнул, не глядя на меня, и барственно удалился.
- Товарищи солдаты, не обращайте внимания, - спокойно, как будто ничего не произошло, сказал я, - наверно, у него что-то не получается и поэтому он сорвался.
Я вручал оружие, технику. Поздравлял солдат и сержантов, пожимал каждому руки. Отвечал улыбкой на их улыбки, но в душе после такого «отеческого» напутствия было муторно и пакостно, но виду не подавал. Это было ни к чему. Подчинённый должен видеть своего командира всегда бодрым, уверенным в своих силах и действиях.
Вручение оружия и вооружения было закончено, громко скомандовал - «Смирно»! – и поздравил солдат с вручением. В ответ прозвучало нестройное и тихое «Ура».
- Не понял, товарищи солдаты. Повторим ещё раз, - в моём голосе прозвучало явное неудовольствие. Второй раз троекратное «Ура» прозвучало более слитно и громче.
- Уже лучше, но и следующий раз, когда я вас буду поздравлять или обращаться к вам, вы должны отвечать с большим энтузиазмом. Товарищи солдаты, с этого момента вы стали противотанкистами. Я не знаю, кем вы были до прихода сюда и чем занимались на службе, но хочу чтобы вы стали настоящими противотанкистами и впоследствии гордились, что служили в противотанковой батареи. С гордостью говорили, что вы служите или служили в ПТБ, и всю жизнь помнили эти три большие буквы. Я не знаю, при каких обстоятельствах, и в каких условиях пройдёт наш первый бой, но я уверен, что мы его выиграем - Мы победим.
Вот сейчас у нас в полку чуть больше тысячи мотострелков, где-то человек сто пятьдесят танкистов, около двухсот артиллеристов, есть разведывательная рота, сапёры, семь человек взвода химической защиты. Но только ПТБ, согласна Боевого Устава, только мы – тридцать пять человек являемся резервом командира полка, который он обязан бросить на самое опасное направление. Вы должны этим гордится. Немного истории: вы наверно помните, лет пять тому назад, когда ещё носили советскую форму, и офицеры ходили в фуражках с чёрными околышами. Их носили артиллеристы, танкисты, сапёры и другие. Самым шиком считалось носить фуражку с чёрным бархатным околышем. А ведь никто не задумывался, что есть фуражки с чёрным суконным околышем, а есть фуражки с чёрным бархатным околышем. Так вот, специальным приказом Верховного Главнокомандующего – Сталиным, за мужество и героизм, проявленные в боях с фашистскими танками была установлена специальная форма для противотанковой артиллерии - чёрная гимнастёрка и фуражка с чёрным бархатным околышем. Шёл в такой форме военнослужащий по улице, и все знали, что это идёт противотанкист. Тогда на вооружении были сорокопятки, и с этими маленькими пушчонками наши деды выходили против фашистских танков, гибли, но и уничтожали их. По сути дела они были смертниками, но они выходили и ценой своей жизни останавливали лавину танков. И вы должны помнить это и гордится - званием противотанкиста.
- Кто из вас смотрел фильм «Живые и мёртвые», подымите руки. – Человек двадцать подняло руки. – Остальным, кто не смотрел этого фильма, тоже расскажите. В первой серии фильма есть эпизод, когда пять противотанкистов от Бреста, четыреста километров тащили на себе сорокапятку с двумя снарядами и не бросили её. Я хочу, чтобы вы помнили об этом. Но не хочу, чтобы вы, там, в Чечне толкали семитонную противотанковую установку, или погибали около неё из-за собственной лени или безалаберности. Поэтому день сегодня, и не только сегодня, но и следующие употребить на подготовку техники к маршу, тем более что завтра мы на своей технике совершаем марш на учебный центр для пристрелки оружия и метания гранат.
После такой содержательной речи я распустил строй и подозвал к себе офицеров, прапорщиков и поставил каждому задачу. А задач, в связи с завтрашним выходом, было не просто много, а море, в котором можно было запросто утонуть. Весь день прошёл в бесконечной суете: в дополучении имущества и подготовке техники. Пришла колонна с автомобильной техникой из Чебаркуля и мне повезло. Вместо ЗИЛов, которые мне шли по штату, батарея получила два новеньких дизельных УРАЛа. Но радость от этого сменилась тревогой, так как во второй половине стала портится погода и температура начала стремительно падать и когда я пришёл на совещание в тактический класс арт. полка в 21:00, на градуснике было минус двадцать градусов.
Рядом со мной сидел командир артиллерийского дивизиона Андрей Князев и делился своими проблемами, которые были точно такими же что и у меня. Пообщавшись с Андрюхой, повернулся назад и окинул взглядом остальных офицеров, которые расслаблено сидели в разных позах и эти короткие минуты отдыхали от беготни и суеты. На всех лицах лежала одна, объединяющая нас печать - печать усталости и бессонницы, которая проглядывала в красных от недосыпа глазах и осунувшихся лицах. Я повернулся обратно и стал с нетерпением поглядывать на часы. Неизвестно на сколько затянется совещание, а ведь многое не сделано. Тревожило меня и то обстоятельство, что завтра мы вполне возможно не сможем из-за мороза завестись: так как ни разу ещё не запускались котлы подогревателя. Не выкроил и времени в течение дня, чтобы водителей посадить на машину и проехать по маршруту движения на полигон. Сейчас получалось, что только я знал дорогу на полигон и о том, что и в эту ночь не придётся спать, я просто не задумывался. Используя передышку перед совещанием, мозг усиленно работал, выискивая пути выхода из создавшейся ситуации, ход которых был прерван громким стуком распахнувшейся двери: в тактический класс ураганом ворвался полковник Шпанагель. То что он был, мягко говоря не в себе, было заметно каждому. Подбежав к небольшой фанерной трибуне, он крепко ухватился за неё руками и «огненным» взглядом оглядел нас. Без всякого вступления и передышки заорал: - Сволочи, пи…..сы, ху….сы! Я вам всем покажу. – Что он хотел показать, осталось неизвестно. Внезапно он поднял лёгкую трибуну и, запустив ею в гущу сидящих офицеров, пулей выскочил из класса. Все сидели какое-то время ошеломлённые, после чего класс взорвался гулом возмущённых голосов. В течение нескольких минут кипели страсти и негодование, а немного поостыв, решили - если он ещё раз позволит себе подобную выходку – все пишут рапорт об увольнении.