Русская армия расположилась южнее Москвы, у села Тару́тино.
Кутузов немедленно занялся хозяйственными делами.
Армия обтрепалась – надо её одеть.
Наступила осень – о тёплой одежде надо подумать!
С продовольствием плохо – надо пополнить запасы хлеба.
Много у Кутузова разных дел.
И у Наполеона в Москве не меньше. Не оправдались надежды французов. Ушли, увезли всё с собой жители. Нет в Москве ни хлеба, ни мяса. Нечем кормить коней. Лишь вина́ в погребах до отвалу. Напьются солдаты – идёт грабёж. А где грабёж, там сразу пожары.
Осень сухая. Огню раздолье.
Запылали Китай-город, Гостиный двор. В Каретном ряду пожарище. В Охотном ряду пожарище. За Москвой-рекой Ба́лчуг горит. Ночами светло как днём. Наполеон в Московском Кремле. Куда ни глянет отсюда – огонь и огонь. Морем огонь колышется.
– Ваше величество, – обеспокоены французские маршалы и генералы, – опасно! Огонь подошёл к Кремлю.
Не хочется Наполеону уходить из Кремля. Неловко и стыдно. Только занял Московский Кремль, и вдруг – будь мил, убирайся. Медлит Наполеон.
– Ваше величество, спасайтесь! Быстрее к реке! – умоляют императора генералы.
Медлит Наполеон.
– Ваше величество!..
И вот император нехотя надевает сюртук.
Бушует, мечется пламя.
Наполеон сбегает по широкой лестнице. «Это дорога в ад», – вспоминает он слова Коленкура. В злобе кусает губы.
Четыре дня бушевали пожары.
К пятому дню от Москвы осталось пепелище.
Не город в руках французов – сплошные развалины.
Зато хороши дела у русских войск под Тарутином. Провиант сюда подвозят. Меняют солдатам одежду. Лошадьми пополняют конницу. Отдыхают спокойно солдаты.
Плохи дела в Москве у французов.
Есть над чем задуматься Наполеону. «Победитель я или нет?
Почему же русские не просят мира?»
Проходят три томительные долгие недели.
Негодует Наполеон:
– Мир, немедленный мир с Россией!
Не дождался император русских послов. Вызывает своего генерал-адъютанта маркиза Лористо́на:
– В Тарутино к этой старой лисице – марш!
Какая сегодня погода!
Едет маркиз Лористон к Кутузову. Сопровождает его в штаб-квартиру главнокомандующего поручик Орлов. Едет Орлов, говорит о погоде.
Так наказал Кутузов. Ни о чём другом, только как о погоде. Это на всякий случай, чтобы офицер случайно секретов каких не выболтал.
Смотрит Лористон на округу:
– Удачные места под Тарутином.
– Погода сегодня хорошая, – отвечает Орлов.
– Говорят, у вас в войсках пополнение?
– Солнце словно бы летнее, а не осеннее, – опять о погоде Орлов.
Удивляется Лористон.
Приехал посол к Кутузову, передал привет от императора, завёл разговор. Начал не сразу о мире. А с жалоб на то, что война эта какая-то странная. Нет бы, сражались армии, а то ведь крестьяне вступают в бой. Ведут же бои без правил.
– Простите, но это же лесные разбойники, – говорит Лористон.
«Эге, – думает про себя Кутузов, – молодцы мужички. Видать, хорошо насолили французам». А вслух:
– Ваша правда, генерал, – и вздыхает. – Да, распустились совсем крестьяне. Эка беда… Только ведь я крестьянами не командую.
– Зато казаки – люди военные, – продолжает Лористон. – Но и они правил признавать не хотят.
«Молодцы казаки, – думает про себя Кутузов. – Сбивайте с француза спесь. Шкуру с него сдирайте». А вслух:
– Ох уж эти мне казаки, казаки… Я и сам не рад, что они при армии. В степях родились, деликатности не обучены.
Начинает Лористон бранить ополченцев. Мол, больно лютуют.
– Так это не войско, – отвечает Кутузов. – Сегодня они в строю, завтра опять разошлись по сёлам. Какой с ополченцев спрос!..
А сам про себя: «Молодцы ополченцы!»
Ясна Лористону бесплодность его речей, стал говорить о мире.
Посмотрел Кутузов на Лористона:
– Я хоть сию секунду.
Обрадовался Наполеонов посыльный:
– Вот и наш император желает.
Развёл Кутузов руками:
– Только я ведь всего солдат. Хожу под царём и Богом.
– Но ваше слово… Вы – главнокомандующий…
– Я хоть сегодня, – опять повторил Кутузов. (А сам состроил в кармане фиг.)
Уехал ни с чем посыльный. Провожает его Орлов, опять говорит о погоде.
Трясётся Лористон в седле. Вид унылый, насупился.
Рассмеялся Орлов:
– Ба, да оно ведь и вправду, видать, погода сегодня для нас хорошая!
Тарутино
Понял Кутузов после посещения Лористона, что дела французов плохи. Дал под Тарутином бой.
Опять загремели пушки. Скрестились штыки и сабли. Сила на силу опять пошла.
Проиграли французы бой. Тридцать шесть пушек досталось русским.
Дня четыре спустя после битвы прапорщик Язы́ков с казачьим отрядом находился в разведке. Осмелели совсем казаки, к самой Москве подъехали.
Стоят смотрят на спалённый город:
– Вот она, наша страдалица.
Дождик накрапывает осенний. Хотя тепло и безветренно.
Где-то раздаётся собачий лай.
– Ты смотри, а говорят – французы псов всех поели!
– Этот хитрый – видать, убежал.
– Да-а, пропала Москва-красавица…
– Дурак, о мёртвых плачь! Не смертник Москва – отстроится.
Перешёптываются казаки. Вдруг слышат: страшный грохот взрыва долетает из города.
Переглянулись донцы, покосились на командира. Любопытство в душе казацкой. Переглянулись, помчались к Москве.
– Эх, была не была! Бог не выдаст – свинья не съест. На то и разведка.
Влетели они на пустынные улицы города. Ни французов, ни жителей. В молчанье лежат развалины. Лишь цокот конских копыт в тишине раздаётся.
Понеслись всадники к центру. Доскакали до самой Ордынки, близко Кремль. Нигде не видать французов.
Попался какой-то старик.
– Эй, борода, где басурманы?
– Ушли, ушли из Москвы французы. Ушли поутру, родимые.
Больше месяца пробыл Наполеон в Москве. Ждал император от русских посыльных с миром. Не явились к нему посыльные. Сам послал Лористона. Не привёз согласия на мир Лористон. А тут ещё бой под Тарутином. Да скоро зима. Да голод в армии. Что ж, как в мышеловке, сидеть в Москве? Нет, пока есть силы, пока не поздно – скорее домой. Ушли французы бесславно, как тень, из Москвы.
Узнали казаки небывалую новость, забыли про грохот и взрыв, завернули коней, стрелой полетели с долгожданной вестью к Кутузову.
Потом и про взрыв, конечно, узнали. Злопамятен Наполеон. Мстил за свои неудачи. Приказал, уходя, взорвать Московский Кремль. К счастью, погибло немногое. Пошёл дождь и загасил фитили.
Выслушал Кутузов доклад Языкова, перекрестился:
– Свершилось. Вот оно, неизбежное… Спасена отныне Россия.
Потом повернулся к селу Тарутину:
– Спасибо тебе, Тарутино!
Тишка и Минька
Оставив Москву, Наполеон пошёл на Калугу. В Калуге – городе, войной не разорённом, французы надеялись пополнить свои припасы. А затем уже свернуть на Смоленск, на Ви́льну и вон из России.
Кутузов понял расчёт противника и со своей армией стал у него на пути.
У города Малый Ярославец разгорелась новая битва. И снова, как при Бородине, сражение длилось с утра до вечера. Упорство и французов и русских было отчаянным.
Выбили французы русских из Малого Ярославца. Начали атаку русские. Выбили русские французов из Малого Ярославца. Начали атаку французы. И так восемь раз. Город то и дело из рук в руки переходил.
Малоярославские мальчишки, братья-двойняшки Тишка и Минька, при первом же штурме французов забились в подвал. Маленькое оконце торчит наружу. Прилипли мальчишки к окну. Хоть и боязно, но интересно.
При подходе французов почти все жители оставили город. Ушли и родители Тишки и Миньки. Они и ребят с собой увели. Только братья от них сбежали. Затерялись в общей толпе – и снова в город. Интересно им посмотреть на взаправдашний бой.
И вот ребята стоят у оконца. Всё им впервые, всё интересно. И как солдаты идут в атаку, и как командиры в бою кричат, и как дым от ружей по улице стелется.
Вначале, когда атаковали французы, бой шёл где-то в отдалении. До ребят доносились лишь страшные крики. Потом, когда в город ворвались русские, одна из схваток завязалась на той улице, где стоял дом Тишки и Миньки. Отряд русских возглавлял молодой офицер. Нарядный, красивый.
Следят ребята за офицером.
– Генерал, – шепчет Минька.
– Молод для генерала – небось поручик, – уточняет Тишка.
Рядом с оконцем завязалась жаркая схватка. Солдаты сошлись в штыки.
– Штык ржавеет без дела! – кричит офицер. – Солдат без победы не солдат. Вперёд! – И первым идёт в атаку.
Минута – и штыки обагрились кровью. Заалели от ран мундиры. Кровавая лужа натекла на месте боя. Смешалась французская и русская кровь.
Отпрянули от оконца ребята.
– Страшно? – спрашивает Тишка у брата.
– Нет, – отвечает Минька.
Говорит «нет», а руки дрожат. И у Тишки дрожат. Ходуном, непослушные, ходят.
Когда они вновь подошли к окну, бой в этом месте уже закончился. Всё стихло. Лежали на земле убитые. А ближе всех – молодой офицер. Видели ребята, что офицер штыком в атаке ранен. Он лежал и тихо протяжно стонал.
Переглянулись мальчишки.
– Его бы в подвал, – произнёс осторожно Тишка.
– Эге, – согласился Минька.
Однако выйти наружу страшно. Постояли ребята и всё же набрались храбрости. Крадучись выбрались из подвала. Подхватили офицера под руки, поволокли.
– Тяжёлый! – шепчет тихонько Минька.
Втащили они офицера в подвал. И вовремя. На улице снова начался бой. Однако ребята к оконцу уже не ходили. Крутились около офицера. Воду ему на голову лили. Тишка от исподней рубашки оторвал клок почище и приложил к тому месту на офицерском боку, где виднелась рваная рана.
Офицер метался в жару. Что-то кричал. Утихал, потом принимался снова.
Так было до самого вечера. Так было и ночью. Намучились с ним мальчишки. Тут по соседству загорелись дома. Страшный дым повалил в подвал. Хорошо, что дом, в котором сидели Тишка и Минька, был каменный. Уберёгся он от огня.