Потом началось самое страшное. Малый Ярославец остался в руках французов. Какие-то солдаты заняли дом. И ребята боялись, что вот-вот доберутся они до подвала.
– Тише, ваше благородие, тише… – уговаривали они офицера.
Офицер словно понимал их, умолкал, а потом снова метался в жару и крике.
К счастью, всё обошлось.
Среди ночи ребят свалил беспробудный сон. Очнулись они – солнце уже высоко. Кругом тихо. Подбежали к окошку – нигде не видать французов.
А произошло вот что. Хоть и остался Малый Ярославец в руках французов, да понял Наполеон, что к Калуге ему не прорваться. Впервые в жизни император не решился на новый бой. Отдал войскам приказ отступить.
Вылезли ребята из подвала. Смотрят: в город входят русские. А вместе с солдатами валят жители. Вот и Тишкин и Минькин отец идёт.
Увидел он сыновей:
– Ах вы, разбойники!
Застыли Тишка и Минька. А отец, недолго думая, снял поясной ремень и тут же, прямо на улице, начал ребят стегать.
Терпят двойняшки. Отец у них строгий. Другого и нечего ждать.
Наконец родитель устал, остановился, переводит дух.
– Тять, – начал Тишка, – а там раненый. – Он указал рукой на торчащее над землёй оконце.
– Офицер, – добавил Минька.
Спустился отец в подвал. Верно, не врут ребята. Присмотрелся – лежит молодой полковник.
– Ого!
Побежал отец, доложил кому следует. Пришли санитары, забрали полковника. А отец снова свернул ремень и продолжил расправу. Правда, теперь бил уже не так больно и не столько ругался, сколько ворчал:
– Мать хотя бы пожалели… Ироды вы окаянные!..
Прошло несколько дней. И вдруг отца вызвали в городскую управу. Там ему вручили медаль. К медали был приложен приказ, в котором значилось, что житель города Малого Ярославца Кудинов Иван Михайлович, то есть отец Тишки и Миньки, награждается медалью за спасение жизни русского офицера.
Опешил отец. Стал было объяснять, что он тут ни при чём, что спас офицера не он, а Тишка и Минька. Однако в управе слушать его не стали.
– Кто там спас, разбирайтесь сами. Получил медаль – и ступай, не задерживай.
Вернулся отец домой. Не знает, что и делать с медалью. На две части, что ли, её рубить.
– Тут вам медаль. Одна на двоих, – заявил он ребятам.
Смотрят Тишка и Минька на медаль. Глазёнки горят. Руки к ней сами собой тянутся. Вот бы такую на грудь надеть!
Однако отец у них строгий. Взял и спрятал медаль в ларец. – Не для баловства подобные штуки, – заявил он сурово. В ларце медаль и лежала.
Однако дважды в году, в Рождество и на Пасху, когда всей семьёй Кудиновы отправлялись в церковь, отец доставал медаль.
В церковь шёл при медали Тишка. Возвращался домой при медали Минька.
Случай, когда не надо было кричать «ура»
– И зачем кричали «ура»? И как оно вырвалось? – сокрушались донские казаки.
– Это Ничипор, Ничипор… Он за это в ответе.
Молодой казак Ничипор Худояк и вправду первым победное крикнул.
На следующий день после битвы у Малого Ярославца Наполеон с небольшой группой офицеров и генералов ехал из штаба к своим войскам.
Едет Наполеон, не торопится. Думы разные в голове.
В это время на соседнем холме появился разъезд казацкий.
Увидели офицеры и генералы конных, решили, что свой отряд.
А казаки сразу узнали французов. Вскинули пики, галопом летят к генералам.
– Ура! – кричит Худояк.
– Ура-а! – голосят другие.
Наполеон вздрогнул. Свита пришла в замешательство. Кто-то открыл стрельбу.
Всё ближе и ближе лихие донцы. Кони, почуяв удачу, словно не мчат, а летят над полем. Режет утренний воздух тяжёлый храп.
У Наполеона мурашки прошли по телу.
– Вот он, конец бесславный…
Сгрудилась, окружила императора свита. Каждый последний момент считает.
Худо пришлось бы французам, да только тут, заслышав пальбу и крики, вдруг на помощь своим явились кирасирские эскадроны. Отогнали они казаков.
Долго не мог Наполеон позабыть об опасной встрече. Бледность долго держалась в лице.
Наконец успокоился, вызвал походного лекаря. Приказал он военному эскулапу немедля же изготовить смертельный яд. Не хотел император живым попадаться в плен. Стал носить в пузырьке отраву.
Стали теперь более осторожными офицеры и генералы.
Но больше всех неудачу этого дня переживали русские казаки.
– Упустили… Эхма, упустили!.. И чего кричали «ура»? И как оно только вырвалось!
Солдатское превосходительство
В бою под солдатом драгунского полка Ермолаем Четвертаковым была ранена лошадь. Четвертаков попал в плен. Привезли его в Гжатск. Из Гжатска солдат бежал.
Оказался он в местах, занятых неприятелем.
Пришёл драгун в деревню Басманы. Видит: крестьяне воинственны, французов «чумой» ругают. Злобой мужик кипит.
Тут-то и пришла Четвертакову мысль поднять крестьян на борьбу с французами, создать партизанский отряд. Заговорил.
И вдруг крестьяне замялись. Мол, неизвестно, откуда прибыл солдат. Как знать, что из того получится. Лишь один молодой рябоватый парень пошёл за драгуном.
Поехали они вместе в деревню Задково – там поднимать крестьян. По дороге встретили двух французов. Убили. Потом ещё двоих встретили. И этих прикончили.
– Ух ты! Двое – и вдруг четверых! – подивились крестьяне в Басманах.
– А если четверо – то получится восемь!
– А если восемь – то будет шестнадцать!
Заволновались в Басманах: а вдруг как мужики из Задкова прежде них создадут отряд?
– Давай возвращай драгуна!
– Сами желаем иметь отряд!
Вернулся в Басманы драгун. Извинились сельские жители.
– Не обижайся. Хотели тебя проверить, – схитрили крестьяне. – Стоящий ли солдат.
Сразу же более двухсот мужиков дали своё согласие быть у него в отряде. Это было началом.
Вскоре из всей округи свыше четырёх тысяч крестьян собралось под командованием Четвертакова.
Стал Четвертаков признанным командиром. Порядки в войске завёл военные: караулы, дежурства и даже учения. Следил строго, чтобы головы крестьяне держали высоко, животы не распускали.
– Да ты что, полковник! – смеются крестьяне. А сами довольны, что крепкой руки начальник.
– Что там полковник – сам генерал! Ваше превосходительство!
Жили крестьяне по-прежнему в сёлах. Поднимались они по тревоге, когда возникала нужда…
Едет французский отряд по русской дороге. Обоз, но с большой охраной. Порох доставляют для армии. Кони пушку везут впереди. Это чтобы пугать крестьян, ну и себя, французов, конечно, подбадривать.
Звенят, гудят, переливаются на церковных звонницах колокола. То медью ударят, словно в набат, то трепетно, тонко зальются.
Приятно французам слушать.
Вот здесь отгремели. Ушли за бугор – там тоже деревня и церковь. Подхватились и слева и справа. Идёт от села к селу перезвон. Приятные звуки…
Продолжают французы свой путь. Идут и не знают, что это не просто звон – это для них звон погребальный.
Четвертаков использовал церковные перезвоны как сигналы для своих отрядов. В каждом переливе свои команды. Слушай внимательно – будешь знать, куда идти и где собираться.
Продолжают французы свой путь. А в это время из разных окрестных сёл уже выходят отряды. Приказ – собраться сегодня у ручья, у Егорьевской балки.
Подошли французы к ручью – крестьяне со всех сторон. Несметно. Черно от кафтанов. Конный виден в крестьянских рядах – наверно, начальник.
Скомандовал конный. Бросилось воинство на французский обоз. Растерялись солдаты, что были с пушкой, – куда палить, в какую сторону? Всюду крестьяне. Стрельнули в конного, в старшего. Да, к счастью того, перелёт.
Выстрел был первый и последний. Не успели французы вставить новый заряд. Ноги крестьянские быстры, руки проворны и цепки. Пушка, обоз, солдаты – всё через минуту в крестьянских руках.
Возвращаются партизаны с отважного дела домой. Едет на коне солдат Четвертаков, Ермолай… как там его по батюшке? Эх, можно, пожалуй, без батюшки. Ермолай Четвертаков – генерал крестьянский. Ваше солдатское превосходительство!
Шапку об землю
Наслышавшись всяких донесений о действиях крестьянских отрядов, Кутузов решил взглянуть на живых героев.
Под городом Юхновом собрались к нему партизаны. Были всякие: и старые и молодые, подороднее и попроще, кое-кто с боевыми рубцами, и даже один без глаза.
Набились крестьяне в избу. Расселись. Стал угощать их Кутузов чаем. Пьют мужики осторожно, не торопясь, сахар вприкуску.
За чаем зашёл разговор. Конечно, прежде всего о войне, о французах.
– Французы народ геройский, – заявляют крестьяне. – Да только духом они слабее. Дал Бонапарт промашку: разве испугом возьмёшь Россию!
– Тут Невский ещё сказал, – вспомнил партизан, – прибудешь с мечом, от меча и погибнешь!
– Верно! – шумят крестьяне.
Заговорили затем о Москве.
– Конечно, жалко. Немаленький город. Веками в народе славится. Да разве Москва – Россия? Отстроится город. Была бы жива держава.
Хвалит Кутузов крестьян за смелые стычки с французами.
– Мы что… Нам достаётся плотвичка. Тут армии первое слово.
Видит Кутузов: неглупый народ собрался. Приятно вести беседы.
– О Денисе Давыдове слышали?
– А как же! И в нашем уезде его отряды. Лихой командир. Зачинатель великого дела.
– Говорят, на Смоленщине женщина видная есть?
– Так это же Кожина, – отвечают крестьяне. – Старостиха Василиса. Гвардейская баба! Мужеской хватки.
Вспомнили солдата Четвертакова.
– Природный начальник. Ему б в офицерах положено быть.
Потом как-то, Кутузов и не заметил, разговор перешёл на другое. Заговорили крестьяне про озимые, про яровые. Про недород на Смоленщине. Потом о барах, и вдруг:
– Михайла Илларионович, ваша светлость, а как насчёт воли? Чай, после победы крестьянам её дадут?
– И как там с землёй? – сунулся кто-то.